Этот человек — ты
Линор Горалик — о самом важном разговоре, который нас ждет в самоизоляции.
Дело не в том, что кроме ванной некуда пойти, и не в том, что готовить приходится для себя самому (и получается в результате понятно что), и не в нехватке того маленького, но большого тепла, которое получаешь, забежав к неблизкому приятелю на пятнадцать минут просто так — а он вдруг оказывается таким близким и аж на три часа, и даже не в собаке дело, которая плачет и хочет гулять больше предписанных карантинным расписанием пятнадцати минут, а у тебя сердце разрывается. Дело в том, что все это и не только это замечательно защищает нас каждый день от одного там эдакого человека — незнакомого, опасного, неизвестно что способного выкинуть. А тут раз — и мы оказались заперты с ним в одной квартире с утра до ночи, и когда это кончится — непонятно, и вот сиди с ним, слушай его голос, деться некуда, отвлечься не на кого, в квартире больше никого нет. Этот человек — ты.
Мало что мы умели так хорошо до этого чертова карантина, как сохранять с ним социальную дистанцию в два воображаемых метра, в три-четыре невнятных слова, иногда — в несколько лет. Утром мельком посмотришь на него в зеркало, предварительно сделав такое лицо, чтобы, не приведи господь, не разглядеть его, какого есть, а только увидеть то приемлемо-официальное выражение, которое мы умеем делать даже непричесанные, неумытые, ненакрашенные. Дальше — рутины-рутины-рутины, спасительные привычки, ведущие нас от задачи к задаче и быстренько мимо этого самого, неудобного, человека — в мир других людей, тоже неудобных и поэтому требующих сил и внимания, сил и внимания, — вот и отлично, вот и хорошо. И еще же надеваешь на себя с утра вместе с одеждой человека правильного, собранного, всего из себя представительного, человека внешнего, предназначенного для города и мира, — чтобы того, который внутри, не только мы не увидели, но и, не дай бог, через слой на слое и под еще одним слоем никто точно не разглядел. А когда вечер, когда приползаешь в