Где были твои глаза?
Адвокат Добровинский подрабатывает окулистом – у него есть поучительнейшая история из частной практики чужой личной жизни.
-Да, папа?
— Выслушай меня внимательно. Я должен, просто обязан рассказать тебе эту историю. Во-первых, это произошло в нашей семье, главное действующее лицо — моя двоюродная сестра, а во-вторых… я объясню тебе потом, почему во-вторых. Ты давно не видела нашу Софочку? Твоя любимая тетя Соня всегда была красивой. С самого детства ею восхищалось все человечество в отдельно взятой нашей семье. К ахам Сониных родителей присоединялись некоторые соседи и друзья, которые под звук комплиментов хотели одолжить у довольно состоятельных папы и мамы девочки немного или много денег. Нет, правда, Соня была обворожительна. Чуть вьющиеся густые волосы шатенки, прирожденная грация, шарм и огромные, ослепляющие людей глаза. К тому же она блистала умом от природы и эрудицией. Ее отец, дядя Моня, умиленно глядя на обожаемую дочь, до самых последних дней шутил со своей женой, задавая один и тот же вопрос: «Ты можешь раз в жизни сказать правду? Кто отец ребенка?» Тетя Хана (в миру просто Анечка) первые пятнадцать лет в ответ нервно хихикала, но потом умер близкий друг семьи Михаил Львович, и тетя почему-то перестала нервничать, а на идиотский вопрос отвечала кратко: «Моня, перестань козлить». Доходчиво и проникновенно.
Короче говоря, на редкость красивая девочка росла в любви и заботе. Все было бы хорошо, кроме одного «но». Это «но» существовало и сильно омрачало семейное счастье. Дело в том, что у маленькой Сони с детства было очень плохое зрение. Минус восемь с половиной (практически фильм Федерико Феллини) один глаз и девять c половиной (тоже был такой фильм) — другой. Возможно, еще и поэтому глаза у Сони были огромными и бархатными. Она очень стеснялась очков, и было понятно почему. В Советском Союзе большого разнообразия оправ не было. Можно сказать, разнообразия не имелось совсем. Никакого. Для детей любого пола предлагалась одна оправа одного размера, для взрослых — две. Мужская и еще одна мужская, на которой написали, что она женская. Все. Сейчас я понимаю, что дизайнер, создававший эти шедевры, ненавидел свою профессию, а тогда очкарики не могли взять в толк, за что над ними так издеваются. Одним словом, оправы были чудовищно страшные, но предельно дешевые.
Сонька комплексовала и надевала очки только в экстренных случаях, которые, к сожалению, и составляли жизнь красавицы. Когда я приходил к ним в гости, Соня тут же снимала свои проклятые окуляры и, глядя вместо меня на шкаф, говорила: «Привет, мой дорогой кузен!» Ребенка факт того, что она разговаривала с пятном справа, очень смешил, но к пятнадцати годам, а мы с ней ровесники, когда девичьи формы начали округляться (да еще как округляться), мне стало ее жутко жаль. Это была несчастная, умная и поразительно красивая девочка, которая старалась сидеть дома, читать и никуда не выходить. При виде линз толщиной в палец сердце родителей обливалось кровью, но медицина того времени была бессильна. В шестнадцать мы как-то раз не очень по-родственному обнялись, но Соня через какое-то время довольно резко отодвинула меня от прекрасной себя со словами: «Саша, ты очень милый и хороший, ты мне нравишься. Но любви из жалости ко мне я не хочу. Прости». Прощать не хотелось. Желалось совершенно другого, но моя двоюродная сестра считала, что она некрасивая, а секс по дружбе или по-родственному для романтической закомплексованной души был неприемлем.
Однако шло, вернее, даже бежало время, и Соня оканчивала школу в один год со мной. Мы сидели с ней за день до выпускного бала, и кузина делилась с кузеном планами на будущее. Очки, естественно, лежали на столе, и попадающие в их гремучие стекла лучи солнца грозили поджечь льняную скатерть.
— Я хочу уехать из Москвы в другой город. Да, ты наверняка удивился моему решению, но мама и папа (да и вся семья) так меня оберегают из-за моей слепоты и уродства, что я имею большой шанс никогда не стать взрослой. А это неправильно, ты же понимаешь. Хочу поехать в Ленинград поступать в университет. Ночь езды до Москвы — и город красивый. Поступлю на юридический, буду через пять лет сидеть в каком-нибудь учреждении с бумажками, и никто меня не увидит.