В американских цветах
Когда город на Неве назывался еще Ленинградом, Владимир Каневский строил там дома, потом уехал в Америку, где стал «строить» цветы. В том, что произведения Каневского существуют на пересечении архитектуры, ботаники и ремесла, жители теперь уже Санкт-Петербурга могли убедиться в этом году на выставке мастера, открывшейся в государственном Эрмитаже.
Мы вступаем в эти заросли, и странное царство охватывает нас. Огромные скорбные черные мальвы, глянцевитые циннии, величественные, как колонны, наперстянки и сдерживаемый хаос гиацинтов. Бледно-зеленые листья намекают на какую-то грустную тайну творчества. Сюрреалистический эффект возникает, когда видишь некоторые из этих растений разъятыми, расчлененными. Лепестки лежат в картонных коробках, соцветия разложены на столе, пустые стебли одиноко возвышаются вокруг нас.
Мы продвигаемся с Владимиром Каневским сквозь этот эдем, «гуляя в прохладе дня». Здесь творец – он. Все эти растения выращены им из глины и меди, из огня и краски. И процесс сотворения еще не завершен. История архитектора, скульптора, фарфориста Владимира Каневского – тоже интереснейший сюжет сотворения, в его случае – сотворения самого себя. Self-made, как это называется в соединенных штатах, ставших его домом.
Владимир Каневский родился в Харькове в 1951 году в семье режиссера-документалиста Арона Каневского. Он начинал как архитектор, строил в Харькове и Ленинграде. В конце восьмидесятых эмигрировал в США. В поисках приносящего какую-то прибыль дела стал создавать фарфоровые цветы. Сначала это было вынужденным ремеслом, которое спустя годы принесло настоящий успех. Произведения Каневского приобретают принцесса Монако и немецкая принцесса Глория фон Турн-унд-Таксис, модный дом Dior и Каролина Эррера, дизайнеры и модельеры, миллиардеры и мировой политический истеблишмент. – в художественной школе по двум предметам у меня были постоянные двойки – по скульптуре и английскому языку. и оба предмета пригодились в будущем – в штатах, – посмеиваясь, говорит мне Владимир.
А до эмиграции что вы делали?
Окончил архитектурный факультет харьковского строительного. потом, в семидесятых, переехал в Ленинград. Работал в Ленпроекте – кстати, делал рабочие чертежи под ленинградский морской вокзал. Затем мне пришлось пойти в художники. Совершенно случайно я попал в художественный комбинат при главном управлении культуры. И в 1985-м мне подвернулась работа: был такой бар «Нектар» у Технологического института. Закрыли его, говорят, совсем недавно. Я взялся оформлять для него витрины. Решил выполнить их в керамике. Никогда раньше ею не занимался, но у меня получилось. Я сделал фигуративные композиции «Изготовление вина»: пейзаж, виноград в корзинах, вокруг какие-то фигуры, свешивающиеся из рамы, – смешная штука. Они пользовались успехом. Какое-то время повисели, и тут вышел указ «Об усилении борьбы с пьянством». Пришлось демонтировать. Потом я приехал в Питер уже в середине девяностых. Тогда снова повесили часть витрин. Правда, поскольку все было растащено, выглядело это, конечно, уже не так здорово. Но главное, что тогда я влюбился в керамику. И неслучайно, видимо, потом занялся фарфором. Я ведь, честно говоря, не знал, что умею лепить. А когда взялся за «Нектар» – чувствую, снизошла благодать. И я полюбил это до безумия.
И в последствии лепка вам сильно пригодилась.
В Штатах я делал скульптуры, выставлялся, музеи покупали мои работы. Но прожить на это было невозможно, приходилось подрабатывать фарфором. Сначала посуда, сервизы, а потом занялся флористическим рукоделием. В первое время мне все это, конечно, не нравилось – я цветы даже не рассматривал как экспонаты для своих выставок. Я очень долго работал с фарфором, и он не вызывал у меня никаких чувств. Пытался даже бросить. А почувствовал я в нем смысл совсем недавно – всего лет шесть назад. Оказалось, что надо просто почувствовать. Сделать большую вещь, чтобы понять: так можно. Я сделал мальву. (Подходим к зарослям фарфоровых мальв. Видно, как прозрачен фарфор.) Вот эти две черные мальвы разные. Одна – из черного фарфора, другая – из белого, но покрашена черной глазурью. Мне важно в своих работах показывать свойства материала, играть с разными поверхностями и фактурами. Например, я крашу черный фарфор, и это очень интересное дело, целая отдельная область: живопись по черному грунту. Малые голландцы, например, тоже использовали такой прием – писали картины частью по черной, частью по белой грунтовке. И это давало совершенно другое ощущение пространства и иной цвет.
А какой именно фарфор вы используете?
Нескольких видов. Я покупаю глину по всему миру. Тонкий белый костяной фарфор. Более «мужественный» и не такой белый бисквит. Вот этот, черный, если его разломить, на сломе тоже будет черный. Но Веджвуд в XVIII веке производил нечто похожее – не совсем фарфор, так называемый базальт.