Сергей Вересков

СНОБСтиль жизни

Японские колокольчики

Сергей Вересков

Cолнце слепило. Лизу вели под руки два одинаковых полицейских: белые рубашки, ботинки в пыли. Я выбежал из холла задыхаясь. Лизу, Лизу не троньте, кричал. Отпустите. Вас двое, а она одна, а вы так сильно ее сжимаете, как вам не стыдно, вам.

Она билась в их руках, изворачивалась. Хрипела от слабости, от злости. Я кинулся к ним, ноги заплетались, вцепился в полицейских – да как вы смеете, в чем ее вина, она ни в чем не виновата, посмотрите, какая она молодая, с тонкими щиколотками, а вы, а вы…

– Ты, это ты меня сдал! – Лизе вдруг удалось вырваться на секунду, она повернулась ко мне. – Ты, ты, ты меня сдал! Ненавижу тебя, старый идиот, чокнутый, ненормальный! Да ты сгниешь здесь, понял?!

Она с силой толкнула меня, и я упал навзничь, назад. Очки слетели. В глазах зернистая мошкара, а в голове шум, будто огромные песочные часы переворачиваются. Гулко хлопнула дверь. «Поехали» – и облако пыли.

Из носа текла кровь. Я нащупал очки, надел их. Левое стекло треснуло, правое выпало. Перед глазами все было мутным, потому что я плакал. Невидимые чайки кричали вдали. Надо мной было небо. Небо плавилось от зноя, таяло, текло по рукам; солнце слепило.

Однажды жена мне сказала, что если бы я был птицей, то непременно пеликаном. Если бы животным, то бурым неуклюжим медведем. А если бы я был зданием, то обязательно таким, как огромное здание санатория «Надежда».

Наверное, она была права.

Был долгий сонный день. Набегали тучи, лил дождь. Он так же быстро проходил, как и начинался, и тогда было душно. Я сидел в холле санатория, в мягком кожаном кресле. Я дремал и просыпался: мне был семьдесят один год, и мне это можно. Сквозь прозрачный сон я услышал, как по мраморному полу, в жемчужных жилках, цокают каблуки. Раз-два, раз-два, раз-два, раз… прекратилось.

Я открыл глаза и мотнул головой, стараясь избавиться ото сна. Прямо передо мной была деревянная стойка рецепции, выкрашенная в темно-коричневый цвет, облупившаяся. За ней виднелась голова Тани, нашего администратора, с белой прической, как паутина, а прямо перед ней – боком ко мне – стояла девушка. Тяжелые браслеты на ее запястье грозились вот-вот со звоном упасть на пол. В руках она держала раскрытый оранжевый зонт, усыпанный крупными каплями дождя, – экзотический цветок с мокрыми лепестками. Она сложила его с тугим хлопком, и сон исчез.

– У меня должен быть шестой номер, – у нее резкий голос.

– Мне все равно, что в том крыле у вас никто не живет, – она нетерпеливо барабанила по стойке, – я звонила и просила номер с видом на сад, на лес, на горы, так что… – легкая пауза, девушка перегнулась через стойку, чтобы увидеть бейдж, – Татьяна Филипповна, пожалуйста, будьте добры предоставить мне то, о чем я прошу.

– Елизавета, Елизаветой меня зовут, хватит выканий, Татьяна, если вы видели мой паспорт, это еще ничего не значит, – она взяла протянутые ключи, – вот и славно, вот спасибо, Татьяна. А что, чемодан мне самой тащить? Я оставила его там, у входа, – неопределенно махнула рукой.

Я шел сзади нее по длинному коридору. Чемодан был и вправду тяжелый: старая модель, у таких углы обиты тонким железом. Я шел и думал, откуда у нее такой чемодан. Она не оглядывалась. Сердце стучало в ушах. Коридор был темным: днем он совсем не освещался, только вдали был свет, там, где начиналась веранда. Когда на нее вышли, хлынул ветер. Платье зеленой волной облепило коленки девушки, изумрудным хвостом трепетало в воздухе позади. Она придерживала его рукой – звенели браслеты, как японские колокольчики, на пальце чернел перстень с фиолетовым прозрачным камнем.

– Нам долго еще?

– Нет, мы почти рядом, почти пришли.

Ну, вот, – я с облегчением опустил чемодан, – вот ваш номер, – дыхание сбивалось, – номер шесть. У вас ключи?..

Она протянула их мне, велев открыть дверь и занести чемодан в номер.

Узкий коридорчик, справа – ванная комната, прямо – спальная с кроватью у окна. Она села на нее, я поставил чемодан рядом. Пока проверял номер – работает ли радио, горит ли свет, есть ли горячая вода, – рассказывал о санаторном распорядке дня. Завтрак с семи до девяти, потом до двенадцати дня процедуры. Я выглянул из ванной комнаты и улыбнулся. Ужин с шести до восьми вечера – лучше не пропускать: кафе в городе, а туда ехать на автобусе, и еще на одном автобусе.

– Это все? – она посмотрела на меня.

– В общем, да, вы располагайтесь, как вам удобно, я ухожу, ухожу. Номер рецепции знаете? Хорошо, – я повернулся уже, чтобы выйти, но тут услышал, как за стеной с шумом подвинули стул, и я вспомнил, что еще хотел сказать. – Да, и не пугайтесь, если за стенкой вдруг что-то упадет, ударится, еще какой-то звук… Татьяна слукавила, сказав, что в этом крыле никто не живет. Там, в соседнем номере, каждое лето останавливается один молодой человек, ему чуть больше тридцати, и он совсем ничего не видит. Он слепой.

Я его помню еще десятилетним мальчиком: он отдыхал здесь с матерью, она сейчас уже умерла, а тогда была крепкой женщиной, всегда прилично одетой, сумочка кожаная в руках. Она его привезла к нам, когда он уже начал терять зрение. В городе ему делали уколы, клали в больницы, обследовали, изводили совсем. Была запланирована даже операция у известного врача. И она привезла его к нам, чтобы он отдохнул. У нас же здесь очень красиво. И горы, и кипарисы.

Она всегда была рядом с ним. Однажды, когда я вечером шел по саду, услышал, как они разговаривают, стоя на веранде. На небе было столько звезд, что даже страшно. И море шумело. А мальчик говорил матери, что не хочет операции. Что будет больно, что он не верит, что это нечестно – ничего не видеть. Она плакала.

Через год, когда я встретил его в холле, он был уже абсолютно слепым. Тыкался в углы, задевал столики, падал, где ступеньки. Она стеснялась и старалась не показывать, что стесняется. В другие приезды ему было полегче, конечно. Потом она умерла. А он здесь бывает каждое лето.

– Вы не бойтесь его, если что, – я улыбнулся, – он странный, но никого не обижает. Иногда может тихонько постоять на веранде вечером, в темноте, словно призрак. Только он не призрак никакой.

– Да я бы и не испугалась, – сказала Елизавета, вставая с кровати, чтобы открыть окно: подул ветер, кружевная тюль поднялась – розовая, лиловая, – девушка достала из красной глянцевой сумочки сигареты и закурила. – Знаете, был у меня в жизни один слепой, его, кстати, так даже все и звали – Слепой. Хороший был, жаль, что умер, – она выдохнула дым и немного помолчала. – Я к чему эту паузу сделала: может, вы уже выйдете из номера?

Когда за мной захлопнулась дверь, я вспомнил:

– У вас тут рядом лестница вниз – это в санчасть! – крикнул в дверную щель. – Там всегда наш медбрат сидит, Виктор, так что если вам вдруг станет плохо или что-то понадобится – обращайтесь, он поможет!

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Секстинг вместо секса Секстинг вместо секса

Не секстинг виноват в том, что исследователи называют кризисом секса

Playboy
10 неожиданных вопросов Кате Гусевой 10 неожиданных вопросов Кате Гусевой

Расспросили королеву ремиксов Катю Гусеву о вере в приметы и любви к собакам

VOICE
Дейнотерий – слон с берегов Дона Дейнотерий – слон с берегов Дона

Слоны – одни из самых стабильных в эволюционном плане животных...

Наука и техника
Кнут Гамсун Кнут Гамсун

Кнут Гамсун говорил от имени нации и тем сильно её скомпрометировал

Дилетант
Вот оно какое, наше лето Вот оно какое, наше лето

Чем занять ребенка на даче: советы для детей любого возраста

Лиза
Буль-буль Буль-буль

Фантастический рассказ Владислава Кулигина «Буль-буль»

Знание – сила
Александр Лабас: не авангардист, не соцреалист Александр Лабас: не авангардист, не соцреалист

Голос А. Лабаса — сложный, полифоничный, подчас ускользающий от прямых смыслов

Монокль
Опять и опять «Назад в будущее» Опять и опять «Назад в будущее»

Краткая история ленты «Назад в будущее», вырастившей последнее поколение XX века

Weekend
Через санкции к росту Через санкции к росту

Как российская экономика ищет способы сотрудничества с глобальными игроками

Эксперт
Нестор Энгельке Нестор Энгельке

Нестор Энгельке внес топоропись в энциклопедию современного искусства

Собака.ru
Между фугой и фуззом Между фугой и фуззом

Современные композиторы, ломающие жанровые барьеры

Weekend
Весна императора Весна императора

Цезарь — политик-хищник, с чьим именем неотрывно связана Римская империя

Знание – сила
Пустые кресла и забытые письма: одиночество как экспонат Пустые кресла и забытые письма: одиночество как экспонат

Мы приезжаем в музей смотреть не на экспонаты, а внутрь себя

Знание – сила
Скелетные мышцы самолета – система управления Скелетные мышцы самолета – система управления

Зачем самолетам демпферы, гидроусилители, закрылки и предкрылки?

Наука и техника
Тюрьма народов Тюрьма народов

Как побег из Алькатраса лишь укрепил имидж легендарной тюрьмы

Дилетант
Кто открыл лазейки в вузы Кто открыл лазейки в вузы

Школьные олимпиады становятся местом отработки способов незаконного поступления

Монокль
Эра литий-ионных аккумуляторов Эра литий-ионных аккумуляторов

Почему ученые трудятся над тем, чтобы повысить безопасность батареек

Наука и техника
Японский десант на Великих озерах Японский десант на Великих озерах

Большое поглощение в мировой металлургии все-таки состоится

Монокль
Партнер по религиозным соображениям Партнер по религиозным соображениям

Как Россия создает базу для привлечения исламского капитала

Эксперт
Медвежий угол Медвежий угол

Как оргкомитет московской Олимпиады-80 зарабатывал – рубли и валюту

Ведомости
Как накормить искусственный интеллект Как накормить искусственный интеллект

Как обеспечить непрерывную работу ИИ и центров обработки данных?

Ведомости
Архив богини Фауны Архив богини Фауны

Зоологический музей Московского университета – «отражение самой природы»

Знание – сила
Установка для очистки отработанных масел УОМ-3М(100) Установка для очистки отработанных масел УОМ-3М(100)

Как установка УОМ-3М(100) очищает отработанное моторное масло

Наука и техника
Мурат Абулкатинов: Не надо пытаться быть больше, чем ты есть Мурат Абулкатинов: Не надо пытаться быть больше, чем ты есть

Режиссер Мурат Абулкатинов — о том, что ему нравится в шекспировской драматургии

Ведомости
«Пишите… А. Куприн» «Пишите… А. Куприн»

Эмиграция сложилась для Куприна не просто трудно, а скорее — трагически

Дилетант
Инфляция в белых халатах Инфляция в белых халатах

Медицинская инфляция может ускориться до 14% к концу года

Ведомости
Из портов на биржу Из портов на биржу

Угольщики стремятся расширить сбыт на внутреннем рынке на фоне падения экспорта

Ведомости
«Мы уже не живем в своей колыбели» «Мы уже не живем в своей колыбели»

Чем дышит и живет Институт космических исследований РАН?

Знание – сила
История в фасадах История в фасадах

Число объектов культурного наследия в столице растет

Ведомости
Поверив Гомеру… Поверив Гомеру…

Действительно ли Троя — это тот город, о котором идёт речь в «Илиаде»?

Дилетант
Открыть в приложении