Полет на Маркс
Авангардистам редко удавалось осуществить свои утопические фантазии на практике. Тем ярче были исключения: поэт-индустриалист Гастев, мечтавший сблизить машину и человека, и фантаст-большевик Богданов, писавший романы о коммунистах-марсианах и переливавший себе кровь комсомольцев. «Правила жизни» сопоставляют их биографии в духе новейшего Плутарха.
Предреволюционный авангард весь состоял из мечты о новом мире. Это, пожалуй, первое крупное художественное движение, целиком выстроенное вокруг утопии. Невероятные сияющие города, исполинские заводы, летающие машины и механические люди – в начале XX века казалось, что все это очень близко и остается сделать только последний рывок. Мечтам не суждено было сбыться: новый век оказался жестоким и практичным, мрачнее и приземленнее, чем представлялось, и вскоре поэтов-футуристов с их мечтаниями о стеклянных городах и воздушных трамваях совсем перестали слушать (и спасибо если не расстреливали). Тем примечательнее редкие случаи, когда безумцам-мечтателям на волне революционного хаоса все же удавалось прорваться к рычагам государственного управления. В Советском Союзе таких было двое. Александр Богданов, писатель-декадент, автор фантастического палп-романа о красных марсианах, получил в распоряжение собственный научно-исследовательский институт, где переливал старым партийцам кровь коммунистической молодежи, пытаясь достичь бессмертия. Алексей Гастев, поэт-революционер, любил заводы больше, чем людей, а человека мечтал превратить в совершенную рабочую машину, привив ему доведенные до бессознательного автоматизма трудовые навыки, – и, разумеется, новая власть тоже выделила под эту идею целый НИИ. Биографии двух футуристических безумцев, ставших крупными советскими чиновниками, составляют причудливую рифму в духе новейшего красного Плутарха. Оба прожили жизнь персонажей даже не литературы, а комиксов о сумрачных ученых и техногенных вампирах. Оба теперь почти забыты. Но в начале фантастического ХХ столетия такие люди действительно ходили по земле и даже возглавляли респектабельные советские учреждения.
Алексей Гастев
Алексей Гастев писал: «Прольется лавина чугунного грохота. Дрогнет земля под паровыми молотами, зашатаются города стальные, машинные хоры заполнят все пустыри и дебри рабочим трепетом. Помчатся огненные вестники подземных мятежей. Загогочут черные пропасти. Выйдут силачи-чудеса-машины-башни. Смело провозгласят катастрофу. И назовут ее новыми днями творенья». Первая книга стихов Гастева, «Поэзия рабочего удара», вышла в 1918 году, вскоре после революции. Критики сравнивали ее со сборником религиозных гимнов, посвященных божеству промышленности. Второй сборник, «Пачка ордеров», вышедший в 1921-м, снабжен авторской «технической инструкцией»: стихи читать монотонно, без выражения, «ровными отрезками, как бы сдаваемыми на аппарат». Литература была для Гастева увлечением. Его настоящей профессией была революция, а страстью – организация труда.
Как у каждого профессионального революционера, биография Гастева полна белых пятен и псевдонимов. Архивные документы уничтожены – точно неизвестно даже, Гастев ли он. Вот официальная версия: в 1901 году, в возрасте 19 лет, он вступает в РСДРП, и уже в 1902 году его исключают из Московского учительского института за революционную пропаганду и организацию демонстрации, а в 1903 году ссылают в Суздаль. Дальше все как полагается: ссылки, тюрьмы, побеги, нелегальное положение и обязательные в жизни революционеров тех лет Париж (где Гастев работает на десяти заводах подряд) и Женева (где он знакомится с Лениным). Во время первой революции в России он возглавляет боевую дружину в Костроме, во время второй – по очереди – союз рабочих-металлистов, газету в Луганске, Всеукраинский совет искусств и уголовный розыск в городе Новониколаевске.