Движение
«Другие люди могут быть жесткими, как камни, но даже камни помогают. От них можно отталкиваться в своем движении вперед». Эта фраза из нового текста Веры Богдановой, написанного специально для «Правил жизни», могла бы многое рассказать о ее романах – и о бестселлере «Павел Чжан и прочие речные твари», и о «Сезоне отравленных плодов».
Среди писателей-миллениалов Вера Богданова занимает особое место. В ее книгах нежность соседствует со страшной жестокостью, а герои нередко оказываются на грани, преодолевают себя и пытаются вырваться из замкнутого круга. Богданова – беспощадный писатель, она не боится говорить о том, что ее волнует, и не пытается понравиться. В «Движении», казалось бы, не происходит ничего сверхъестественного, но все очень зримо и кинематографично, трепетно и знакомо. Здесь каждый оказывается на своем месте, даже если это место не сразу находится. Мать, жена, профессионал – героиня Богдановой пытается примерить на себя все амплуа, но ограничиваться одним оказывается как-то глупо. Она обычная женщина, находящаяся в поиске счастья, сомневающаяся во всем, но остающаяся верной себе. Ей надо только двигаться вперед и не оборачиваться.
Она едет.
Она лежит на спине, укрытая байковым одеялом, оно подоткнуто с боков, чтобы не задувало. Получается, тело в тепле, и лишь лицо на холоде. Над ней качаются обнаженные деревья, чешут небо ветками, и воздух острый и прозрачный, как стекло. Рядом слышен мамин смех, а самой ее не видно, это пугает. Но стоит заплакать, и мама появляется, поднимает высоко-высоко – к веткам, к небу, к солнцу.
Она едет.
Она крутит педали велосипеда что есть сил и смотрит лишь вперед. Она впервые едет на двух колесах, маленькие боковые отвинтили. Мимо проносятся деревенские дома, ветер бьет в грудь. Дорога будто съеживается, канавы по обеим сторонам приближаются, и кажется, колеса проворачиваются слишком быстро, маминых шагов не слышно – неужто велосипед больше никто не держит?
Продолжая крутить педали, она оглядывается – и правда, мама стоит далеко позади, стала совсем маленькой, машет рукой. Руль начинает вилять, велосипед заносит – и она падает на землю, чиркнув коленом. Ссадина, кровь.
Ну что же ты, спрашивает мама, подбежав. Нужно было продолжать крутить педали и не оборачиваться. Как только смотришь назад, тут же заносит. Больно? Пойдем, промоем. Ты молодец, говорит ей мама, у тебя все получилось.
На следующий день она пробует снова и уже не падает.
Она едет.
Она едет с выпускного в красивом платье, которое успела залить вином. С ней друзья, они набились в старую «девятку», хохочут, мчат по ночному шоссе на дачу к однокласснику жарить шашлыки. Там окончательно заляпают платье, оно пропахнет дымом костра, хвоей, травой, июньской ночью, влагой старого дома. Из машины будет до утра греметь музыка, будут зудеть комары и петь соловьи, будет жарко и тесно на диване в гостевой, пропахшее платье окажется на полу нижней юбкой вверх, белой и мягкой, как пена. Потом они встретят блеклый промозглый рассвет, сидя под пледом в беседке, допивая выдохшееся пиво. Она вдруг остро почувствует границу, которую пересекла, а впереди институт, общежитие, сессии. Проект, который она давно желает воплотить, и больше одноклассников она не встретит.
Она едет.
Ее вывозят на каталке в коридор, следом выносят теплый сопящий сверток, говорят: «Полежите пока, скоро поедем в палату». Она осторожно кладет сверток рядом и после неделю не смыкает глаз – все время боится, что ребенок свалится с кровати или она сама его столкнет случайно. Ей даже это чудилось в те краткие моменты, когда она забывалась сном.
Дина – так она называет дочь. Самые страшные кошмары, которые ей будут приходить с тех пор, – это кошмары, связанные с Диной.
Она едет.
Она едет смотреть квартиру, десятую за три дня. Хочет переехать как можно быстрее, несмотря на то что уже-бывший ее и не гонит. Возможно, он до сих пор надеется, что все вернется на круги своя.
Ей говорили: ну зачем, у вас же общий ребенок. А еще про то, что страсть всегда уходит, но любовь просто меняется с годами, зато есть уважение, есть быт. Много чего говорили, в общем, понятия при этом не имея, как в реальности обстояло дело в их семье с уважением и бытом. И у нее не укладывается в голове, как можно жить без желания, просто по инерции совершать одни и те же действия из года в год, выполнять функции, которые устраивают обоих.
Она решилась на развод в Хошимине. Кто-то сочтет это странным – отпуск должен сближать людей, а не разводить их. Лил дождь, кратковременный и сильный, мигали лампочки на гирлянде, над ними шумела листва, за соседним столиком вьетнамская женщина разводила белого мужчину на коктейли, по телевизору на стене показывали футбольный матч. Капли залетали под навес, брызгали на ступни и босоножки. Она пила кофе, смотрела, как потоки воды закручивают мусор, листья, опавшие цветы, тащат их к стоку. И вдруг подумала, что проживает не свою жизнь.