Литературные жанры подчиняются правилам, которые формируют их границы

Наука и жизньНаука

Наука в фантастике: эпизоды истории

Антон Первушин

Водородный аэростат «Виктория» пролетает над Занзибарским проливом. Иллюстрация Эдуарда Риу и Анри де Монто к первому изданию романа Жюля  Верна «Пять недель на воздушном шаре». 1863 год. Источник: MM. Riou et de Montaut/Wikimedia Commons/PD

Современная фантастика появилась и развивалась как литература, популяризирующая достижения прогресса. Во второй половине XIX века её авторы всё чаще стали «заглядывать» в будущее, рисуя утопические картины миров, в которых разум решительно преобразует природу, подчиняя её своим интересам. Большинство писателей при этом отпускали на волю воображение, придумывая вымышленные цивилизации в опоре на собственные представления о «прекрасном». Однако новое поколение фантастов, начавших публиковаться на рубеже веков, осознало, что футурологические концепции требуют строгого подхода, а конструирование миров должно опираться на научные методы.

Сказки о будущем

Литературные жанры подчиняются определённым правилам, которые формируют их границы. Что это за правила? Французский философ Жан-Мари Шеффер в книге «Что такое литературный жанр?» (Qu’est-ce qu’un genre littéraire? 1989) установил, что проблема жанрового деления в искусстве остаётся острой только для литературы и поэзии, поскольку они «образуют отдельные области внутри единого, более обширного пространства словесных практик, не все из которых являются художественными». По мнению Шеффера, попытки уложить всё это многообразие в некую жёсткую схему заводят в тупик. Он предложил своё определение жанра как условного, исторически и культурно изменчивого знака, в котором означающим служит «жанровое имя» (nom de genre), а означаемым — «жанровое понятие» (généricité), и отношения между этими двумя компонентами определяются актуальным «договором» между писателем и читателем, подобно значению любого другого условного знака.

Пользуясь идеей Шеффера, можно сказать, что жанровое имя «фантастика» появилось в начале XIX века, когда распространённый приём введения в повествование чудесного, небывалого, невозможного превратился в метод, соединяющий заведомый вымысел с реалистическим антуражем, а сказка стала полноценной художественной литературой, опирающейся на психологическую и событийную достоверность. На оформление жанрового понятия потребовалось время, и, конечно, не обошлось без апелляции к науке, достижения которой становились известны всё большему числу людей.

Вероятно, первым, кто попробовал сформулировать жанровое понятие, был английский поэт Уильям Уилсон. В «Небольшой серьёзной книжке на великую старую тему» (A Little Earnest Book upon a Great Old Subject: With the Story of the PoetLover, 1851) он дал общее описание литературного направления, которое назвал «научной фантастикой» (Science-Fiction): «Мы надеемся, что пройдёт совсем немного времени, прежде чем у нас появятся... произведения научной фантастики, поскольку мы считаем, что такие книги, вероятно, послужат благой цели, вызывая интерес [к науке] там, где, к несчастью, наука сама по себе может потерпеть неудачу. [Томас] Кэмпбелл говорил, что „вымысел в поэзии — не обратная сторона правды, а её мягкое и чарующее подобие”. Сейчас то же самое можно сказать о научной фантастике, соединяющей открытия науки с увлекательной историей, которая сама по себе может быть лирической и правдивой, — таким образом распространяется знание о поэтичности науки, облачённое в одеяние поэзии жизни».

Похожие соображения мы находим и в совместном литературном «Дневнике» братьев Жюля и Эдмона де Гонкуров (Journal des Goncourt. Mémoires de la vie littéraire) — в записи о творчестве Эдгара По от 16 июля 1856 года: «То, чего критики ещё не заметили: новый литературный мир, предвестие литературы XX века. Научная фантастика, фабула, основанная на принципе А + В; литература болезненная и как-то до прозрачности ясная... Воображение выверено анализом... Вещи играют более значительную роль, чем люди; любовь уступает место дедукции и тому подобным источникам мыслей, фраз, сюжетов и занимательности; основа романа переместилась от сердца к голове, от чувства к мысли; от драматических столкновений к математическим выкладкам».

Французский романист и отец научной фантастики Жюль Габриель Верн  (1828 —1905) с супругой Онориной. Иллюстрация неустановленного автора к некрологу из журнала  «L’Illustration» от 1 апреля 1905 года.

Суждения Уилсона и братьев де Гонкур выглядят вполне современными сегодня, но в середине XIX века они остались незамеченными по той причине, что ещё не набралось достаточно обширного корпуса текстов, которые соответствовали бы жанровому понятию. Впрочем, они вскоре появились: в январе 1863 года был опубликован роман «Пять недель на воздушном шаре» (Cinq Semaines en ballon) — первое большое произведение французского писателя Жюля Верна, которого ныне называют отцом научной фантастики. В этом романе он обратился к почтенной традиции «воображаемых путешествий», дополнив её введением фантастического изобретения — аэростата, наполненного водородом, который добывается из воды электролизом, за счёт чего можно подняться на высоту 3,7 км и в случае хорошего попутного ветра разогнаться до 150 км/ч. Интересно, что на страницах романа Верн обсуждает перспективы межпланетных перелётов, хотя и в шуточной манере. Успех «Пяти недель...» определил дальнейший творческий путь французского писателя: он начал работу над большой серией произведений, получивших издательское название «Необыкновенные путешествия» (Voyages extraordinaires), в которых можно найти не только реалистичные приключения, но и описания технологий будущего: снаряда для полёта на Луну; подводной лодки, способной долго оставаться в погружённом состоянии; летательного аппарата тяжелее воздуха и тому подобное. Верн не считал, что пишет фантастику, называя свои романы «научными» или «географическими». Тем не менее в интервью, которое взяла английская журналистка Мари Беллок поздней осенью 1894 года, он утверждал: «Когда я писал свою первую книгу, „Пять недель на воздушном шаре”, то выбрал местом действия Африку по одной простой причине: этот континент был и остаётся наименее изученным. Тут меня осенило: самым оригинальным способом изучения этой части света будет полёт на воздушном шаре. Я получал огромное удовольствие, сочиняя роман; добавлю, что не меньшее удовлетворение приносил поиск необходимого материала. С тех пор я всегда придерживался правила: даже самую фантастическую из своих историй излагать как можно реалистичнее... Когда я выдумываю какой-нибудь научный феномен, то всегда стараюсь, чтобы он выглядел как можно правдоподобнее и проще. Что же касается точности моих описаний, я обязан ею в значительной мере тем, что, прежде чем взяться за сочинение романа, мне приходится делать множество выписок из любых попадающихся на глаза книг, газет, журналов или научных отчётов». То есть Верн понимал, что его истории фантастичны, но полагал, что благодаря наукообразию они выглядят «правдоподобными».

Другой знаменитый писатель — англичанин Герберт Уэллс — с какого-то момента вообще дистанцировался от нового жанра, утверждая, что его тексты основаны на более почтенной — сказочной — традиции. В предисловии к сборнику «Научные романы» (The Scientific Romances of H. G. Wells, 1933) он сообщал: «Литературные обозреватели склонны были даже называть меня английским Жюлем Верном. На самом деле нет решительно никакого сходства между предсказаниями будущего у великого француза и этими фантазиями. В его произведениях речь почти всегда идёт о вполне осущест- вимых изобретениях и открытиях, и в некоторых случаях он замечательно предвосхитил действительность... Но мои истории, собранные здесь, не претендуют на достоверность; это фантазии совсем другого рода. Они принадлежат к тому же литературному классу, что и „Золотой осёл” Апулея, „Правдивая история” Лукиана, „Петер Шлемиль” [Адельберта фон Шамиссо] и „Франкенштейн” [Мэри Шелли]... Всё это фантазии, их авторы не ставят себе целью говорить о том, что на деле может случиться: эти книги ровно настолько же убедительны, насколько убедителен хороший, захватывающий сон. Они завладевают нами благодаря художественной иллюзии, а не доказательной аргументации, и стоит закрыть книгу и основательно поразмыслить, как понимаешь, что всё это никогда не случится... Фантастический элемент, необычное явление или странный мир используются только для того, чтобы вызвать и усилить наши естественные эмоции — удивление, страх или недоумение».

Английский прозаик Герберт Джордж  Уэллс (1866—1946) утверждал, что пишет «научные» романы. Фотопортрет  неустановленного автора. 1922 год. Источник: The Story of the House of Cassell. London: Cassell and  Company, Ltd., 1922.

Однако, как отмечают исследователи творчества Уэллса, когда он писал свои главные романы, вошедшие в упомянутый сборник: «Машина времени» (The Time Machine, 1895), «Остров доктора Моро» (The Island of Doctor Moreau, 1896), «Человек-невидимка» (The Invisible Man, 1897), «Война миров» (The War of the Worlds, 1897—1898), «Первые люди на Луне» (The First Men in the Moon, 1900—1901), «Пища богов» (The Food of the Gods and How It Came to Earth, 1904) и «В дни кометы» (In the Days of the Comet, 1906), то говорил, что не описывает «ничего невозможного» и двигается «по пути, пролагаемому наукой». Формально Уэллса можно назвать фантастом в более строгом смысле, чем Жюля Верна, ведь французский классик не искал новых научных идей, а описывал техническое воплощение старых, занимаясь по сути популяризацией актуальных достижений прогресса. Уэллс, напротив, старался заглянуть в будущее как можно дальше, детализировать его, опираясь на ожидания образованных современников и учитывая возможные ошибки прогнозирования. Его отказ стать одним из отцов фантастики ещё более усложнил проблему литературных дефиниций.

Однако мы помним, что, согласно Шефферу, отношения между жанровыми именем и понятием определяются умозрительным договором между читателями и писателями, поэтому раньше или позже фантастика под давлением общественного спроса должна была обрести черты, типичные только для неё и опознаваемые любым, кто сведущ в литературе.

Фантастика по Канту

В 1897 году веймарское отделение издательства Эмиля Фельбера выпустило двумя томами большой фантастический роман «На двух планетах» (Auf zwei Planeten) Курда Лассвица. Автор не был новичком в литературе, и немецкие читатели хорошо знали его как философа и популяризатора науки.

Курд, сын Карла Вильгельма Лассвица, предпринимателя и члена Германской прогрессистской партии, получил превосходное образование в университетах Бреслау и Берлина, где изучал математику и физику. В 1873 году он получил докторскую степень с отличием за диссертацию «О каплях, висящих на твёрдых телах и подвергающихся действию силы тяжести» (Über Tropfen, welche an festen Körpern hängen und der Schwerkraft unterworfen sind). Хотя выбранная тема была весьма специфической, Лассвиц не удержался от обобщений, не имеющих прямого отношения к исследованию, заявив, что естествознание само по себе содержит значимый поэтический элемент и его можно и должно популяризировать. Он собирался продолжить научную работу и стать профессором, но его либеральные взгляды встретили резкое неприятие старших коллег, и в 1876 году Лассвиц с молодой женой переехал в город Гота (Тюрингия), где преподавал в местной гимназии; одним из его учеников стал будущий фантаст Ганс Доминик.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Маленькая и победоносная Маленькая и победоносная

Война между Францией и Пруссией стала триумфом Бисмарка

Дилетант
Древовидный папоротник превратил отмирающие вайи в корни Древовидный папоротник превратил отмирающие вайи в корни

Древовидный папоротник научился получать больше азота из почвы

N+1
6 признаков глупого человека 6 признаков глупого человека

Как понять, кого нужно избегать? Да и нужно ли на самом деле?

Psychologies
Как добавить поддержку беспроводной зарядки любому смартфону Как добавить поддержку беспроводной зарядки любому смартфону

Как настроить функцию беспроводной зарядки в любом телефоне?

ТехИнсайдер
Девятое искусство Девятое искусство

Французы и бельгийцы росли на комиксах до того, как это стало мейнстримом

Вокруг света
Тоник и тонер – не одно и то же Тоник и тонер – не одно и то же

Как мы заблуждаемся при использовании этих средств

Лиза
Взрывной характер Взрывной характер

«Оппенгеймер»: дебаты о коммунизме, квантовая физика и охота на ведьм

Дилетант
Юные фото Шерилин Фенн, той самой сочной ягодки, что языком завязала черешок вишни в узелок в «Твин Пиксе» Юные фото Шерилин Фенн, той самой сочной ягодки, что языком завязала черешок вишни в узелок в «Твин Пиксе»

Слаще вишневого пирога в закусочной «RR»!

Maxim
Дело о наведённой порче Дело о наведённой порче

Русская деревня в XIX столетии вызывала у интеллигенции противоречивые чувства

Дилетант
Вещь в себе. Тест-драйв гибрида Tank 500 Urban Вещь в себе. Тест-драйв гибрида Tank 500 Urban

Tank 500 Urban — самый практичный внедорожник из представленных в России

СНОБ
От пения у закусочной до «Грэмми»: 5 фактов о Виктории Моне От пения у закусочной до «Грэмми»: 5 фактов о Виктории Моне

Виктория Моне: долгий путь к славе и любовь к диско 1970-х

Правила жизни
Возможно, подледные океаны есть на карликовых планетах на окраине Солнечной системы Возможно, подледные океаны есть на карликовых планетах на окраине Солнечной системы

Гидротермальную активность обнаружили на ледяных карликовых планетах

ТехИнсайдер
Окситоцин помог мышам обойти обидчика стороной Окситоцин помог мышам обойти обидчика стороной

Механизмы, которые заставляют побежденных в драке мышей избегать агрессора

N+1
Что такое когнитивный диссонанс? Что такое когнитивный диссонанс?

Как мозг защищает себя, если встречается с противоречиями?

Psychologies
Автосохранение Автосохранение

Проекты советских гаражей столетней давности

Автопилот
«Голос — это про личность» «Голос — это про личность»

Элина Гейман — как музыка может исцелять или разрушать

ЖАРА Magazine
Потустороннее ископаемое Потустороннее ископаемое

«Спуск в бездну»: клаустрофобический ретрохоррор о столкновении с древним злом

Weekend
Российское небо в 2024-м Российское небо в 2024-м

Ушедший год запомнился не самым большим количеством авиационных новостей

Наука и техника
Константин Юшкевич: «Меня должны окружать приятные люди, чтобы не шел на работу как на каторгу» Константин Юшкевич: «Меня должны окружать приятные люди, чтобы не шел на работу как на каторгу»

Подходит мужчина-ровесник и осыпает восторгами: «Вы так нравитесь моей маме!»

Коллекция. Караван историй
Как работать с тревогой: инструменты, которые помогут обрести спокойствие Как работать с тревогой: инструменты, которые помогут обрести спокойствие

Какие аспекты осознанности можно использовать для борьбы с тревогой

ТехИнсайдер
«Встречая нас за кулисами, Раневская сокрушалась: «Как я сегодня плохо играла!» «Встречая нас за кулисами, Раневская сокрушалась: «Как я сегодня плохо играла!»

«Я к вам больше не приду никогда. Потому что в вашем доме книги — пленницы»

Коллекция. Караван историй
Сантьяго, до востребования Сантьяго, до востребования

Как чилийские режиссеры снимали родину за границей и пережили диктатуру

Weekend
Юрий Чернов: «Пьер Карден сказал: «Мне так захотелось побыть на вашем месте...» Юрий Чернов: «Пьер Карден сказал: «Мне так захотелось побыть на вашем месте...»

«Сейчас я играю в театре ровно полвека — солидный юбилей!»

Караван историй
Любовь и эволюция: как мы выбираем пару и причем тут хвосты и перья Любовь и эволюция: как мы выбираем пару и причем тут хвосты и перья

Какие эволюционные механизмы влияют на то, кого мы считаем сексуальными?

Forbes
Александр Семчев: «Толстый — значит, смешной — это заблуждение» Александр Семчев: «Толстый — значит, смешной — это заблуждение»

Александр Семчев — о своей новой актерской работе и об отношениях со зрителями

Монокль
Ирина Винер: «Слезы моих детей я не прощаю никому, жестко отвечаю любому, кем бы он ни был» Ирина Винер: «Слезы моих детей я не прощаю никому, жестко отвечаю любому, кем бы он ни был»

Если ребенок чувствует ложь, что его обманывают — все, пощады не жди!

Коллекция. Караван историй
Соблюдая традиции Соблюдая традиции

Традиционные способы приготовления пищи открывают новые вкусы блюд

Bones
Иван Бевз: «Чем мы занимались, пока вы учили нас жить». Борьба за власть в обычной московской школе Иван Бевз: «Чем мы занимались, пока вы учили нас жить». Борьба за власть в обычной московской школе

Отрывок из романа Ивана Бевза о власти и её искушениях

СНОБ
Бескишечные морские черви, нефть, газ и жизнь на других планетах Бескишечные морские черви, нефть, газ и жизнь на других планетах

Морису Коллери опубликовал статью со строением этих весьма необычных существ...

Наука и жизнь
В погоне за Бенни: лучшие фильмы Бена Аффлека В погоне за Бенни: лучшие фильмы Бена Аффлека

Собрали жемчужины из фильмографии человека-мема Бена Аффлека

Правила жизни
Открыть в приложении