Коллекция. Караван историйРепортаж
Мариэтта Цигаль-Полищук: «Раньше мне иногда говорили: «Ты прямо Раневская...» Но когда появилось это предложение, я испугалась»
Если бы Раневской сказали: «Фаина Георгиевна, надо сыграть Пушкина», она при всем своем трепетном и восторженном отношении к нему пошла бы и сыграла. (А я к ней отношусь так же, как она относилась к Александру Сергеевичу.) Все время это повторяю себе как мантру.
Мариэтта, вы снялись в сериале «Раневская», если бы кто-то вам сказал, что будете играть главную роль, поверили бы?
— Нет. В первый раз меня позвали на пробы почти десять лет назад. Думала, что не поеду, собиралась отказываться. Где я и где Фаина Георгиевна?
Дело в том, что я всю жизнь ее любила. Задолго до этого кино я прочла про нее все. Ее юмор, сарказм, грубость, за которыми пряталась очень ранимая душа, — мне все это близко. Раньше мне иногда говорили: «Ты прямо Раневская...» Но когда появилось это предложение, я испугалась.
Изначально должны были играть четыре актрисы: совсем девочка, юная девушка — 16—25 лет, женщина до 50, а потом бабушка. Я пробовалась на юную. Мне исполнилось двадцать семь, и я переживала, что слишком старенькая. Утешало, что молодую Раневскую никто не знает — ни как выглядела, ни как себя вела. Все знают только бабушку фрекен Бок и «Муля, не нервируй меня».
Пробовала меня первый продюсер — дивная Галина Балан-Тимкина из Киева. Именно она все это и затеяла. Рассказывала мне потом, что чуть ли не все СНГ объездила в поисках Раневской. После проб прошло примерно полгода, и только тогда я от нее узнала, что меня пока неофициально, но утвердили. Я потеряла дар речи.
Потом мы долго подписывали и переподписывали договор. Они не могли найти пожилую Раневскую, возникали долгие паузы по самым разным причинам. «Раневскую» никак не начинали, а тут у меня как раз случилась «Таинственная страсть», где я играла Зою Богуславскую. Я должна была сниматься блондинкой и позвонила в ужасе Галине:
— Меня сейчас будут красить!
— Ничего, перекрасим...
Зря я волновалась и спешила. Прошло еще четыре года, меня снова вызвали на пробы, предложили сыграть другой возраст...
Потом прошло еще два года. И вдруг на пробах проекта «Соседи», где у меня маленькая эпизодическая ролюшка на одну серию, продюсер Андрей Павлович Тартаков говорит:
— Кстати, «Раневская» — это теперь наш проект. Я посмотрел все твои старые пробы, они замечательные. Мы скоро запускаемся. И позовем тебя на пробы снова.
Я истерически рассмеялась:
— Серьезно?
С момента первых проб прошло девять лет.
— Я теперь понимаю, почему вы татуировку в виде японского иероглифа «терпение» на лодыжке сделали.
— Я ее делала гораздо раньше, лет в двадцать. И знаете, я все время об этом думаю. Мне подружка однажды сказала:
— Ты зачем себе это наколола?
— Чтобы у меня хватало на что-то важное терпения.
— А ты не подумала, что теперь тебе всю жизнь что-то придется терпеть?
В общем, через несколько месяцев меня и вправду позвали на пробы. Снова на юный возраст. А потом было еще несколько проб. И когда я в очередной раз приехала на очередные пробы, режиссер Дмитрий Петрунь сообщил: «У нас новая концепция — одна актриса играет все». У меня опять началась от страха истерика. Но я включаю голову и думаю: «Если бы Раневской сказали «Фаина Георгиевна, надо сыграть Пушкина», она при всем своем трепетном и восторженном отношении к нему пошла бы и сыграла». (А я к ней отношусь так же, как она относилась к Александру Сергеевичу.) Все время это повторяю себе как мантру.
— Вы внутренне с ней разговаривали?
— Я очень далека от мистики, но иногда разговаривала. И перед началом пришла на кладбище с цветочками. Не за благословением, а скорее потому, что так правильно.
Первое время, конечно, было и страшно, и тяжело. Очень сложно переступить через это: кто она и кто я; какое я право имею; зачем мы это делаем; она сейчас ворочается в гробу. Это вводило меня в панический ступор, из-за которого я не могла ничего сделать. Первые два съемочных дня была как дерево. Дальше у нас случилась пауза в 12 дней, за которые я снялась в главной роли в другом фильме — «Бриллиантовое сердце». Это моя первая в жизни главная роль. Мне это очень помогло, мне кажется. Я страшно благодарна Марине Любаковой, режиссеру «Сердца», за этот экспресс-курс работы.
Технически, ремесленно я поняла, что такое главная роль в кино, что такое по три кило текста за день, что такое много кадров и дублей и так далее.
После этой паузы мы вернулись к съемкам «Раневской». И знаете, страх вскоре ушел. Переломный момент случился, скорее всего, от усталости — технически не оставалось времени на рефлексии. Съемочный день 12 часов плюс переработки, которые у нас регулярно случались. А назавтра то же самое — я должна выучить текст, понять, какой возрастной период мы снимаем, в какой очередности, как мне надо подготовить собственный мозг, чтобы я могла с утра играть 40-летнюю, днем — 18-летнюю, а вечером 86-летнюю. И эти возрастные прыжки — самое сложное.
— Как вам делали грим?
— Смотря какой. Было два художника по гриму: Миша Вигдоров отвечал за все в целом, а Петр Горшенин делал пластический грим. Пластика — это очень долго. Примерно четыре часа. У нас было несколько «лиц». До «Подкидыша» без пластики, а начиная с этого возраста еще три градации.
Съемки шли почти шесть месяцев. Когда они закончились, я вздохнула, порыдала, поспала. А потом началась ломка: я дико скучала по работе, по людям, которые стали для меня уже практически семьей.
— Вы встречались с теми, кто знал Раневскую?
— Когда-то, миллион лет назад, я попробовала связаться с артистом Анатолием Адоскиным, который работал в Театре Моссовета и рассказывал, как был с ней дружен. Он уже умер, а тогда был очень стареньким. И он сказал: «Что вы от меня хотите? Вот у меня есть книжка, идите и читайте». Проблема в том, что кроме интервью Натальи Крымовой, где Раневская совсем бабушка, нет ни одной видеозаписи, где Фаина Георгиевна естественная, как в жизни, разговаривает своим голосом, не носит маску. А это очень важно, я ведь играла живого человека. И я не пародист, не Максим Галкин... И не Сергей Витальевич Безруков.
— Вы успешно двигаетесь в том же направлении, что и Сергей Безруков. Среди ваших ролей Ахматова в «Крыльях империи», Зоя Богуславская в «Таинственной страсти», теперь вот Раневская.
— Вы меня озадачили. Почему-то я действительно довольно часто играю реальных людей. Не думала об этом.
— Как отреагировал ваш папа, когда вас утвердили на роль Фаины Георгиевны?
— Папа, конечно, возгордился, возрадовался. Он очень помогал и поддерживал.
— Представляете, как может измениться ваша актерская судьба после этой роли? Ведь сериал «Раневская», который вышел в онлайн-кинотеатре KION, скоро будет показан в эфире Первого канала. Это максимальный охват самых разных аудиторий. Начнут узнавать.
— Очень надеюсь, что не лишусь после этого работы и никто не скажет: «Боже, зачем ее пустили в артисты?!» А то, что в любом случае будут ругать, это я понимаю. Но к этому готова. Я очень люблю свою работу, в ней абсолютно счастлива и готова на все.
— Даже мультфильмы озвучивать?
— Я бы с удовольствием озвучивала мультфильмы, но пока не зовут.
— Скажите, почему так получается, что у выдающихся актрис — у Раневской, у вашей мамы Любови Полищук — не так уж много было больших ролей?
— Спасибо за сравнение мамы с Раневской... Мама просто не успела многое сыграть, потому что очень рано умерла. А так у нее был бы вагон ролей впереди, я уверена. В советское же время ей не очень везло: известная история, что какой-то влиятельный человек сказал, будто у нее лицо несоветской женщины. В то время это было довольно серьезной проблемой, почти приговором. Что касается Раневской, у нее тоже было непростое лицо. И дело даже не в семитскости, хотя и это, конечно, влияло. Эйзенштейну запретили Раневскую снимать в фильме «Иван Грозный» с аргументом: не может быть мать царя с лицом жида.
Меня тоже часто не утверждали с деликатным комментарием: «У вас лицо странное». И я страдала: