Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Евгений Сидихин: «Мне захотелось самому лететь...»
«Часто думаю, что то, чем я занимаюсь, не моя профессия. До сих пор сам себе доказываю, что что-то могу. И когда получается, хожу такой счастливый! Многие крутят у виска: «Что он пытается доказать? Все уже давно доказано. Столько лет в профессии». Я помню все удачи, когда что-то удавалось создать на сцене или в кино. Потому что за этим стоит труд души...»
Евгений Владимирович, как вы решили стать актером? Может, ваши родители занимались актерским ремеслом?
— На самом деле, если подумать, отец у меня был потрясающе талантливым человеком, у него был абсолютный слух, а еще он был безумно обаятельным. Между прочим, сам научился играть на баяне. Стоило ему развернуть его за столом, как это превращалось в настоящий спектакль. Однажды у нас в гостях сидели французы. Когда папа заиграл на баяне и запел, они заплакали, не понимая ни слова — оттого что почувствовали его обаяние, большое, сильное, сибирское. Отец-то мой был сибиряк.
Я часто в детстве бывал в Сибири, на родине отца. В 300 километрах от Новосибирска есть небольшое село Лобино, там жила моя бабушка Анастасия Никаноровна. Меня туда привозили из Ленинграда. Я рос в большой семье. Когда все родственники собирались на праздники, то соединяли несколько столов. Только внуков у бабушки было четырнадцать.
Помню, я там даже ходил в детский сад. Весна, мне лет шесть, уже тепло, солнышко греет спину... Я с детьми увлеченно копаюсь в песочнице. Вдруг слышу голос воспитательницы: «Сидихин, за тобой пришли!» Оборачиваюсь, а за забором детского садика стоит наш Рыжок. За всеми детьми родители приходили, а за мной... конь! Я перелезаю через забор к нему на спину, и он спокойно везет меня домой. Рыжок меня и в садик возил. Посадят меня на него, хлопнут его по заднице, и он спокойно доставляет меня к крыльцу.
— А как ваши родители попали в Ленинград?
— Дело в том, что моя мама — коренная ленинградка. Она окончила в 1962-м университет и по распределению поехала в Сибирь учительствовать. Это был для юной барышни шок — деревенская жизнь, никаких удобств... Она сразу пожалела, что согласилась на это.
Как-то моя бабушка, папина мама, которая была директором школы, приехала в гороно по делам. Вдруг увидела на крыльце плачущую молоденькую девушку. «Что ты плачешь, доченька? Что случилось?» — «Я приехала из Ленинграда, а что я тут буду делать? Коровам хвосты крутить?» И опять горько заплакала. Бабушка ее принялась утешать: «Ничего, дорогая, все будет хорошо, вот увидишь. Подожди, через неделю встретишь моего сына и влюбишься!» Через неделю мой папа привел в дом ту самую девушку. Это и была моя мама. А потом родители просто уехали в Ленинград.
Я родился в центре Ленинграда и воспринимал все это великолепие, которое меня окружало, — дворцы, площади, величественные храмы, проспекты — как данность.
С детских лет я больше всего люблю весну, когда греет солнышко, набухают почки, зеленеют лужайки. Все оживает вокруг...
Я воспитывался в очень хорошей семье, хотя никто меня за стол делать уроки не усаживал. Учился сам, но не скажу, что уделял особое внимание школьным предметам. Но если мне было интересно на уроке, занимался. Легко мог стать, например, отличником по физике. А еще мне нравилась учительница литературы, она так увлеченно рассказывала на уроках о своем предмете, что я, затаив дыхание, ее слушал.
Я очень любил читать, с четвертого класса перечитал практически всех наших классиков. Читал фантастику, приключения, французскую литературу конца XIX века. У нас была большая библиотека. Меня гнали с кухни, где я до ночи засиживался с книгой. Учительница литературы была молоденькая, пришла к нам сразу после института. Однажды вечером я видел, как она недалеко от школы с кем-то целовалась. Помню, написал сочинение про Мцыри за пять минут. Я строчил с таким вдохновением, что сам не смог разобрать свой почерк. Эмоции зашкаливали. Учительница, едва взглянув на мои каракули, поставила мне пять. Она поняла то волнение, которое меня переполняло. Это было такое ощущение родства душ...
— Вы рассказывали, что в школе сильно увлекались спортом...
— Да, я всерьез занимался вольной борьбой. Нагрузки были большими. Я благодарен своим тренерам, добрым словом вспоминаю это время, потому что какой-то жизненный опыт оттуда вынесен. Все не просто так в жизни происходит. Спорт серьезно воспитывает характер, развивает самодисциплину.
У меня были успехи. Я был пятикратным чемпионом города среди школьников. Да мне там и не с кем было бороться, я был здоровый парень. Занятия спортом поглощали все время, я ничего другого не знал. Но насколько это действительно было моим? У меня были сомнения, во всяком случае, в будущем я не видел себя в спорте. Если честно, с детства мечтал о плаваниях в дальние страны. Мой отец возглавлял цех на судоремонтном заводе. И я хотел стать моряком. Даже занимался какое-то время в местном клубе юных моряков.
В моей жизни большую роль всегда играет его величество случай. Как-то мы с моим другом Мишей, с которым ходили в спорткласс, шли мимо народного театра и надумали туда зайти. Это и решило мою судьбу...
Мы с Мишкой пытались определиться с профессией. Нам хотелось других берегов. К 15 годам я понял, что надо искать дело всей жизни, которое даст ответы на вопросы, почерпнутые из книжек. Поэтому и пошли в народный театр — чтобы что-то понять, найти смыслы и расширить свой кругозор. Нас приняли. Мы начали репетировать какие-то спектакли. Мишу не зацепило, а меня сразу увлекло. Я там остался, а друг пошел искать себя дальше, его больше интересовала музыка. Мне очень понравились люди, которые меня окружали в народном театре. Они были так увлечены своей профессией, что заразили этим и меня. И я захотел стать актером...
У нас был чудесный педагог Георгий Владимирович Иванов. Я считаю его своим первым Учителем. Георгий Владимирович объяснил мне некоторые вещи, зародил во мне интерес к этому делу, он посоветовал: «Женя, тебе надо поступать в театральный институт». Более того, когда он набирал режиссерский курс, обещал взять меня к себе. Но я максималист и решил поступать самостоятельно. И пошел к другому мастеру — Игорю Петровичу Владимирову.
До сих пор помню этот день. Лето, улица Моховая, толпа абитуриентов... Ничего прекраснее в жизни я вспомнить не могу. Это действительно был праздник — поступление в институт.
Я решил, что с моим ростом и фактурой мне очень подходит Маяковский. И стал читать перед приемной комиссией «Стихи о советском паспорте». О том, что жутко картавлю, что половина звуков у меня напрочь отсутствует, я не задумывался. Просто ничего более эмоционального придумать не мог. Я так переволновался, что в горле пересохло. Попросил воды. Руки от волнения так тряслись, что не мог из графина в стакан налить.
Кто-то в приемной комиссии попросил: «А вы можете что-нибудь спеть?» Естественно, песню я заранее подготовил. Отец пробовал помочь мне подыграть на баяне, но, послушав, как я пою, отложил инструмент в сторону и сказал: «Нет, сынок, это не твое». Но на экзамене я храбро запел «Катюшу». И пел, между прочим, первый раз в жизни, да еще и пор под аккомпанемент рояля. Наверное, наблюдать за этим со стороны было очень смешно. Я так наклонился вперед, чтобы попасть в ноты, что, казалось, залез прямо с головой под крышку рояля.
— Но комиссии понравилось, как я понимаю...
— Не знаю, что там с комиссией происходило, я видел одного Игоря Петровича Владимирова. Я впервые оказался в этом потрясающем танцевальном классе с высокой белой лепниной, с огромными окнами. Стоит белый рояль, сидят уважаемые люди, среди которых возвышается Игорь Петрович и сияет, как солнце. Представляете степень моего волнения? Игорь Петрович сразу же меня из толпы абитуриентов выделил, подошел и сказал: «Нам такие люди нужны». Его интерес я еще почувствовал при чтении Маяковского. Видел, как он смотрел на меня, по выражению его восторженного лица прочитал свою судьбу...
Игорь Петрович воспитал огромное количество замечательных артистов. С его Театром Ленсовета ассоциируют имена Алисы Фрейндлих, Сергея Мигицко, Ларисы Луппиан, Михаила Боярского и многих других.
Я поступил в ЛГИТМиК, и это был невероятный праздник!
— Кто был вашими однокурсниками?
— Света Письмиченко, она играла водителя трамвая, подругу героя Сергея Бодрова-младшего в культовом фильме «Брат». Жора Траугот, его отец и дядя — знаменитые художники Трауготы. Жора потрясающий был парень, мы вместе потом играли на сцене Театра Ленсовета.
— Но, как я понимаю, вам не удалось доучиться на первом курсе?
— У Игоря Владимирова я отучился всего год. Окончил первый курс очень хорошо, у меня все получалось. Я был его любимчиком.
По задумке Владимирова, я должен был уже со второго курса играть на сцене Театра Ленсовета. Казалось, вся жизнь впереди уже расписана. Но... судьба внезапно сделала крутой разворот. Меня призвали в армию.
Игорь Петрович лично ездил в военкомат, чтобы отбить меня от службы. Там познакомился с военкомом, вызвал меня в кабинет, вручил письмо от Театра Ленсовета: «Все будет хорошо. Тебя ждут в военкомате». Я приехал, отдал это письмо полковнику. Тот пожал мне руку и сказал: «Раз такие люди нужны советскому театру, оставайся пока, учись. Приду в театр, буду смотреть на тебя на сцене, получать удовольствие». Но в военкомат неожиданно заявилась городская проверка. И я загремел в Туркестанский военный округ.
Нас, студентов-первокурсников, 120 человек в поезде ехало, большинство гуманитарии. Контраст между прежней жизнью в институте и учебкой в Теджене был страшным. Непередаваемое ощущение, когда ты после белого рояля в танцевальном зале, педагога, который говорит: «Мальчики, помните, что вы гусары!», вдруг оказываешься в учебке, где было 10 процентов «допустимой» смертности. Песок, жара, отсутствие воды, муштра... А потом был Афганистан. Когда там оказался, уже шли настоящие бои. Я не люблю об этом вспоминать, одно скажу: стрелять мне приходилось...
— Кошмар!
— Ну, кошмар не кошмар, мы дети детей войны. Были какие-то недоборы в армии, поэтому забирали из институтов. Все в жизни не просто так. В результате каких-то событий, которые происходят в нашей жизни, мы получаем жизненный опыт. Видимо, мне нужен был именно этот...
— Когда вы вернулись, вы попали опять на первый курс?
— Нет, я должен был вернуться на второй. Попадал к Владимиру Викторовичу Петрову, потрясающему педагогу, но у меня были сомнения, к кому идти. Я не знал, что потом все мои однокурсники, в том числе и Жора Траугот, вернутся именно к Петрову, так как я чуть раньше пришел.
Однажды на Моховой встретил своего приятеля. Как сейчас помню, это был какой-то праздник, я еще форму не снял. И он меня отговорил: «Ты что! Надо идти к Додину. Он впервые самостоятельно набирает курс. Это будет невероятно!»