Шарлиз Терон. Голова не в облаках
Ее признали самой сексуальной из ныне живущих женщин и самой сексуальной актрисой, она стала музой Dior, ее образ неразрывно связан с культовым ароматом J'adore...
Противостоять стереотипам — дело непростое, особенно если твоя работа и личная жизнь связаны с Голливудом, который стремится обтесать и заточить под себя любую яркую личность, а ее индивидуальность загнать в рамки амплуа.
И что прикажете делать, если каждая твоя черта изначально не кажется оригинальной, но идти проторенными путями не желаешь? Остается доказывать — словами и поступками, что ты не такая, какой тебя хотят видеть, и не станешь делать того, чего от тебя ожидают. Главное — путать следы и ускользать в тот момент, когда к тебе уже крадутся с ярлыком «Шарлиз Терон, голливудская ниспровергательница устоев, отсек «Джеймс Дин и Хамфри Богарт, только женщина».
Например после остросоциального кинопроекта на все модные темы вроде сексуальных скандалов и харассмента приступить к съемкам в детском фэнтези: и отдых, и актерское удовольствие, и слом очередного амплуа, которое опять начали навязывать.
Так было с детства. Пожалуй, тут нужно поблагодарить маму — маленькую, сильную духом женщину под стать своему сказочному андерсеновскому имени Герда. Она очень старалась спасти своего Кая, но безуспешно.
«Кай», которого в данном случае звали Чарльзом Тероном, и сам чувствовал неладное, но пытался растопить свою душу не самыми удачными способами. Даже жаркое солнце провинции Трансвааль в ЮАР, где Чарльз и Герда держали ферму и фирму по строительству дорог, не справилось с задачей. Как и горячительные напитки, в изобилии поглощаемые отцом семейства. Даже рождение седьмого августа 1975 года дочери — ангелоподобной Шарлиз — тоже делу не помогло.
Герда тянула на себе дом и семейный бизнес, Чарльз стремительно превращался в хронического алкоголика и в приступах ненависти к миру вел себя весьма буйно. Развод был невозможен: ЮАР того времени — оплот консерватизма, здесь для разрыва брака люди не признавали никаких оправданий и смягчающих обстоятельств. Даже если муж поднимает на жену руку.
Собственно, только дочь и была отрадой Герды.
Малышка была не только красивой, но и очень смышленой и впитывала знания как губка. Может, тому причиной — смесь кровей и способностей немецких, французских и голландских предков, помноженная на экзотические особенности среды. На ферме в маленьком Бенони под Йоханнесбургом работали представители многих африканских народов и племен со всех концов страны, так что еще ребенком Шарлиз уже щебетала на двадцати шести вариантах местных диалектов и языков, не говоря об основных — африкаансе и английском, причем последний учила по телепередачам. Не боялась никаких животных: еще бы, ферму окружала самая что ни на есть дикая природа. И с шести лет занималась балетом...
Ее наверняка ждала успешная балетная карьера — для этого были все данные: гибкость, выворотность, прыжок, чувство ритма, выносливость и сосредоточенность. Герда сумела сделать все, чтобы дочь попала в Национальную школу искусств в Йоханнесбурге с проживанием в интернате. Впервые девочка оказалась одна — и если случалось провиниться, то в кабинет директора ее, в отличие от одноклассниц, не сопровождали родители. Это стало хорошей закалкой — самой разбираться с последствиями собственных поступков с юных лет.
Что же до Герды, то как ни тоскливо было расставаться с ребенком, это случилось во всех отношениях к лучшему: к тринадцати годам Шарлиз уже с трудом выносила вечно пьяного и агрессивного отца. Нормальное общение сводилось к редчайшим проблескам его разума, и эти короткие эпизоды навсегда сохранились в памяти: например как Чарльз, пусть и под градусом, но в приличном расположении духа, показал дочери любимую трилогию о «безумном Максе».
Кто бы мог предположить, что спустя несколько десятилетий Шарлиз сыграет в продолжении под названием «Безумный Макс: Дорога ярости» и на секунду вновь ощутит ниточку связи с отцом, каким бы он ни был. В конце концов, даже ее имя — Шарлиз — женская версия Чарльза, и мама всю жизнь будет называть ее Чарли, возможно, чтобы таким образом заместить дурные ассоциации прекрасными и чистыми.
Увы, мужское имя Чарльз для Герды навеки запятнано. В буквальном смысле кровью. Потому что однажды она убила мужа. Шарлиз довольно долго скрывала случившееся и сухо говорила: «Папа погиб в автокатастрофе». А на самом деле... Ей было пятнадцать. В ту ночь Чарльз вернулся домой мертвецки пьяным и до полусмерти напугал жену и дочь. Закрывшись в спальне, они вдвоем пытались удержать дверь, в которую он ломился, поливая их проклятиями. Затем схватил ружье и принялся палить в дверь, чудом не попав в жену и Шарлиз. Но у Герды, как и у любого в тех краях, тоже имелось ружье. И она выстрелила. И убила Чарльза... Ее оправдали в суде, признав случившееся необходимой самообороной.
«Жизнь нужно менять, кошмар должен остаться в прошлом, будем смотреть в будущее», — так сказала Герда и спустя год отправилась вместе с Шарлиз в Италию. Ее шестнадцатилетняя дочь уже не просто обещала стать красавицей, а стала ею — и выиграла в конкурсе в Позитано модельный контракт на год. В следующие двенадцать месяцев она исколесила всю Европу, а затем поступила в престижную балетную школу Джоффри в Нью-Йорке. Увы, девушка травмировала колено, с балетом пришлось попрощаться. Что делать дальше, Шарлиз не представляла, поэтому впала в депрессию — в девятнадцать жизнь казалась законченной. Идти снова в модели она не хотела.
Все решилось благодаря Герде — мать прилетела в Нью-Йорк и пригрозила забрать дочь домой, если та не придумает, где и чем хочет заниматься, а то в Йоханнесбурге как раз есть место продавщицы в супермаркете. В итоге купила ей билет в один конец до Лос-Анджелеса.
Всю жизнь Шарлиз будет благодарить Герду. Да, порой она бывала резка и критична, хвалила дочь редко, но если хвалила — так уж точно заслуженно. А главное — была ей примером. Герда всегда говорила: «Я должна вырастить тебя такой, чтобы ты умела себя отстоять» Сама-то она руководила третьей по значению фирмой по строительству дорог в ЮАР — и в этой неласковой к женщинам области добилась уважения. При этом Герда не теряла женственности, и любимые воспоминания Шарлиз — как мать собирается утром на работу: быстро красится и непременно душится.
Спустя годы, получая «Оскар» и говоря положенную по случаю речь, Шарлиз Терон будет смотреть куда угодно, но только не на маму в зале, потому что иначе не сможет сдержать слез, а плакать в их семье не принято. Сколько ни скажи прочувствованных слов в «оскаровском» спиче, их все равно никогда не хватит, но Герда сумеет расслышать все, что таится за ними и между ними — бесконечную благодарность дочери и ее недоверчивый победительный восторг от того, что их давние мечты сбылись.
Она и не предполагала такого, когда бродила по Лос-Анджелесу в первые дни. Ей попросту пришло в голову, что самая близкая к балету профессия — актерство. Теперь нужно было обивать пороги, записываться на кастинги, искать актерские курсы... И хрупкая вера в себя истончалась с каждым днем, потому что сразу же оказалось, что Шарлиз приехала в город, где идеально красив каждый и этот каждый еще и намного более подготовлен к штурму.
Однажды вечером она брела по улице и вдруг в глаза бросилась вывеска: «Щенки». Это был собачий приют. Ноги сами понесли Шарлиз внутрь — и спустя полчаса она вышла с крошечным метисом кокер-спаниеля на руках. Соседка по комнатушке в дешевом отеле возмутилась ее безответственностью: «Как ты можешь брать собаку, если не знаешь, где сама окажешься через неделю?» А для Шарлиз это был как раз самый ответственный поступок: знак, символ того, что из Лос-Анджелеса она никуда не уедет, что бы ни произошло.