Олег Шкловский: «Всегда говорил, что я — Джеки Чесней из Марьиной рощи»
После показа комедии «Здравствуйте, я ваша тетя!» по телевидению популярность у всех исполнителей была бешеной. В роли молодого джентльмена Джеки Чеснея, который выдает бродягу за свою богатую тетушку из Бразилии, снялся Олег Шкловский. Обаяние и убедительная игра сразу же подкупили зрителей. О том, как сложилась его судьба, какие пришлось пройти нелегкие испытания в жизни, впервые рассказывает актер театра и кино Олег Шкловский.
— Скажите, Олег, вы снимались в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя!» в период работы в «Современнике»?
— Да, я пришел в «Современник» в 1970 году, а в 1975-м мне позвонили из творческого объединения «Экран» и пригласили на пробы. Фильм не имел еще названия, все его называли просто «Тетка». А называться он стал «Здравствуйте, я ваша тетя!» благодаря Мише Козакову. «Стоп! Нашел, — однажды он воскликнул. — В Одессе всегда говорят с иронией: «Здравствуйте, я ваша тетя!»
Итак, я еду на пробы. В павильоне уже были построены какие-то декорации, стояла камера. Меня встречает режиссер фильма Витя Титов с усами, торчащими в разные стороны, и оператор Рерберг, молчаливый, подобранный, красивый. Он, кстати, был обалденным парнем, мы с ним подружились. Гоша глянул на меня и вдруг ободряюще подмигнул. Титов все время суетился, бегал вокруг своих усов. Он заметно волновался. А Рерберг стоял у камеры, как Каменный гость. Он смотрел-смотрел, как Титов что-то мне втолковывает, а потом произнес:
— Давай «Мотор!» кричи.
— Как «Мотор!», он же не знает текста!
— Да какие тексты, мне нужно посмотреть, как он двигается.
Мы снимали пробу с Сашенькой Калягиным. Он был уже утвержден на «тетку Чарлея». Мы с ним сработались мгновенно, сразу же начали импровизировать, выдали, что называется, на всю катушку. И все сложилось. Рерберг говорит: «Стоп! Хватит пленку на них тратить! Они разыгрались». И меня утвердили.
В этот фильм рвалось много народу. Помню, Табаков очень хотел сыграть Тетку. Женские роли — это был его конек. Но мне кажется, Саша это сделал гениально.
Вскоре режиссер назначил сбор всех утвержденных актеров. А это Александр Калягин, Армен Джигарханян, Танюшка Веденеева, красавица, Мишка Любезнов, сын известного актера Ивана Любезнова, Валентин Гафт. На роль моего папы, полковника Чеснея, вначале утвердили Евстигнеева, но в фильме его играл Михаил Козаков. Евгений Александрович много снимался, его буквально разрывали на части. И, видимо, не смог выкроить время.
И вот нас всех собирают в павильоне. Режиссер Титов вдруг начинает жаловаться: «Есть сценарий, но это не мое, как это делать, я не знаю. Я хочу снимать Горького (потом он снял «Жизнь Клима Самгина»), серьезные вещи, я люблю драму, трагедию, а это мне претит. Меня подставили, сунули мне комедию, а в ней я ничего не понимаю. Так можно и профессии лишиться...» — сказав это, он весь съежился, его усы обвисли.
Титов потом стал рассказывать, что есть такая пьеса «Тетка Чарлея» начала XX века, по ней сняли в США фильм:
— Давайте все соберемся и посмотрим его... Может, что-то почерпнем?
Но все замахали руками:
— Не надо, а то начнем повторять за ними. Уж лучше мы сами...
И тогда Титов сказал:
— Давайте так. Предлагаю на площадке всем импровизировать. Если я буду хохотать, то все хорошо.
А Гоша Рерберг добавил:
— И если я улыбнусь, тогда сцена снята.
То есть мы своей игрой должны были добиться гомерического хохота режиссера и улыбки Рерберга. И понеслось. Мы все в эту прорубь с удовольствием нырнули. И не заметили, как часть фильма отсняли на одном дыхании. Мы снимались в радости, в любви друг к другу, чувствовали, что это может быть хорошей, легкой комедией.
Но мало кто знает, что на премьере «Здравствуйте, я ваша тетя!» нас ждало горькое разочарование. В Доме кино собралась вся киногруппа, мы пригласили друзей, пап, мам. Съемочную группу представили, усадили в первый ряд. Мы были уверены, что от хохота зрителей люстра в зале рухнет! Начинается фильм. Тишина. Пять минут, пятнадцать, полчаса. В зале ни одного смешка. Дальше — опять тишина. Где-то кто-то только так: кхы, кхы. Мертвый зал, даже родственники не поддержали актеров. Это было для нас неожиданно. Потом в ресторане был очень печальный банкет, который закончился легкой дракой. К нам стали приставать какие-то люди, слово за слово — и понеслось. У нас так накипело, что надо было куда-то выбрасывать энергию.
Спустя время встречаю Рерберга и спрашиваю:
— Гоша, почему? Как это произошло?
— Я понял! Фильм снят как телевизионный вариант. В телевизоре — это то что надо, а на экране не то.
И действительно, когда недели через две фильм показали по ТВ, все ахнули! И до сих пор телезрители обожают эту картину.
— Скажите, Олег, а где вы выросли? В какой семье?
— Всегда говорил, что я — Джеки Чесней из Марьиной Рощи. Я жил до трех лет с дедушкой и бабушкой на станции Правда. Это по Ярославской дороге, на электричке сразу после Заветов Ильича. Вот как интересно! Мы жили там в бараках. Это был рай! Вокруг леса, озера, реки, ягоды, зверушки: хрюшки и индюшки. Я был счастлив. Родители мои встретились после Победы. Когда мама мною забеременела, папа уже окончил военное училище.
Как-то приехал к нам дядя Марк, мой потрясающий дядюшка, летчик-истребитель. Он увидел, что у мамы воды уже отошли, схватил ее и бросился на последнюю электричку. Сказал: «Я хочу, чтобы мой племянник в Москве родился». А это 45 минут езды! Мама, бедная, металась между вагонами, а он ее держал: «Терпи, Танюшка!» В Москве поймал машину и повез маму в старенький роддом на Арбате. Там я и родился.
Потом Марк маму со мной привез обратно на станцию Правда, к дедушке и бабушке. Но, говорю тайну, когда дед меня увидел, он в сердцах воскликнул: «Этого на помойку!» Потому что я альбиносом родился. Ресницы, волосики — все было настолько белое, что сверкало на солнце. Дед мой строгим был очень. В молодости был кучером в Киеве, барыню возил в карете. А потом он попал на станцию Правда, где работал на деревообрабатывающем комбинате. Бревна там перевозили огромные тяжеловозы. Дед меня, трехлетнего, сажал на загривок лошади. Я, вцепившись в гриву, с удовольствием скакал.
Вокруг бараков разводили огороды. И дедушка брал меня помогать сажать картошку. Он шел впереди и сажал клубень в грядку, а я за ним. Дед не оборачивался, думал, что я тоже сажаю. Как-то он неожиданно повернулся и увидел, что я всю картошку выбрасываю. Он меня чуть не убил.
Со станции Правда родители меня перевезли к папиным родителям в Москву. Так я и попал в Марьину Рощу. Но для меня смена локации, пейзажа прошла незаметно. Как жил в лесу, так в нем и очутился. Та же красота вокруг, те же деревья, обалденные запахи, та же малина, и опять гуси, кролики, свиньи. Одним словом, я рос среди зверей, как Маугли.
В бараке, где мы жили, через тонкую стенку было слышно, как хрипят и ржут лошади. Я засыпал под их фырканье. Рядом был маленький конный завод, и я все время пропадал на конюшне, проведывал богатырских, как у Ильи Муромца, коней. До сих пор помню лошадиные запахи, звук подков по брусчатке, как в старинных фильмах.
Я жил в деревне, хотя и в Москве. На экскурсию в город меня никто не возил. Здесь была моя вотчина — деревья, кусты, речка. Кто-то придумал, что в Марьиной Роще были воровские малины, все боялись туда приезжать, как будто там убивали, головы отрезали. Глупости! Ничего этого не было, там был рай. Я прожил в этом раю 23 года...
— Олег, как вас вообще в искусство потянуло, или это была чистая случайность?
— Никакая не случайность. Нас окружали мебельный комбинат, завод «Станколит», Комбинат твердых сплавов. Взрослые вставали по гудку в шесть утра и шли в сапогах (война же только прошла) на заводы. Детей надо было куда-то определять, пока они в школу не пошли. И меня записали в студию кукольного театра. Я был в группе самый маленький. Вот где начало — куклы, кукольный театр. Там меня встретила прекрасная дама, красивая, веселая, от нее исходила такая радость:
— А это кто такой малыш? У нас первая премьера через три дня.
Естественно, я не понимал, что такое премьера. Девочки постарше спрашивают:
— А какой спектакль?
— «Колобок», — отвечает педагог. — И Колобка будет играть Алька. А это же главная роль! Ты читал сказку?
— Да.
— Я вижу в тебе талант!
Я был обалденно красивым малышом: исчезла белесость, появились черные кудри, меня обцеловывали все.
Помню, чуть позже, я был в классе первом или втором, мама меня послала за водой. Подошел к колонке с ведром, а из барака выходят две девицы с накрашенными губами и сигаретами в зубах. «Мальчик, дай попить водички, — они приблизились ко мне, наклонились и принялись целовать: одна в ушко, другая в щечку. — Ха-ха-ха, какой малыш, ух, подрастешь, от девок отбоя не будет». И убежали.
Я вхожу в коридор барака, а мама на работу собиралась. Оборачивается на меня:
— Это что такое? Помада?
— Меня девочки поцеловали.
— Подожди, подожди, от тебя табаком пахнет. Где ты был?!
У нее случилась истерика. Можно сказать, это был мой «Амаркорд» Феллини...
Возвращаюсь в кукольный театр. Получив роль Колобка, я, конечно, испугался. Что такое главная роль, я не знал. Педагог мне объяснила: «Ты как Гамлет у Шекспира, только Колобок». Ну, кто такой Гамлет, конечно, я тоже не знал. Значение этого сравнения понял, когда уже стал актером...
Я учил текст: «Я Колобок, я Колобок...» Мне сшили из бумаги костюм. На премьере был полный фурор. В конце сказки Лиса должна съесть Колобка, но я ей не дался. Когда она меня на нос посадила, облизываясь, я вдруг сказал: «Не обманешь меня, я от тебя тоже убегу». И нырнул за занавес. Так сорвал свои первые в жизни аплодисменты.
— Вот это импровизация!
— Я всегда импровизирую вообще. Снимаясь в сериалах, иду в павильон, а сценарий в урну бросаю и сам работаю.
И вот это начало. Дальше дядька мой Марк подарил мне маленький аккордеон, он учил меня петь, танцевать. Прошло время — год, два, читаю объявление: «На завод «Станколит» приглашаются мальчики и девочки в театральную студию». При клубе была большая сцена. У нас был классный педагог, Голубенцев Александр Александрович, композитор, он много для фильмов писал музыки. Пять языков знал, жил то ли в Италии, то ли во Франции. Обалденный красавец, похож на Фиделя Кастро как две капли воды. Он сразу нам дал знания актерского мастерства, как будто прививку сделал, все объяснил, как мы будем работать. И я у него сразу же стал играть Ромео.
— От Колобка до Ромео...
— Да! Естественно. Мне было 11 лет, а Джульеттой была девочка старше меня на три года. Она была краше всех в Марьиной Роще. Мы сразу же начали репетиции со всех монологов. Ничего не вымарывали. И я пошел, пошел...
Какие мы были красивые, как радовались, когда играли! Мы же все дети — 11, 12, 13 лет, а играли Монтекки и Капулетти. Наша студия спустя время переехала в Театр киноактера, раньше это был Дом кино, и мы уже стали студийцами этого театра. Голубенцев приглашал драматургов, которые в то время были известны, ставил пьесу Розова «В поисках радости». Я играл там главную роль. Позже вышел фильм по этой пьесе «Шумный день», где играл эту же роль Табаков. Однажды меня пригласили в театральную студию при Доме журналиста, где я сыграл Медведя в «Обыкновенном чуде».
— Столько людей мечтают оказаться в кино, а вы туда попали, можно сказать, с «черного хода»...
— Я же не окончил школу, у меня 8 классов было. На «Мосфильм» попал в 14 лет. И начинал с помощника звукооператора. Причем работал со всеми режиссерами: у Гайдая, у Бондарчука на «Войне и мире», у Рязанова, у Райзмана — потом, кстати, он меня в фильме «Визит вежливости» снял.
Помню, сразу же попал на фильм Леонида Гайдая о приключениях Шурика. В первый же съемочный день со мной случилась страшная история. Я вошел в павильон, чтобы проложить кабель. Вдруг какой-то старичок, древний-древний, худой, спотыкается о него и падает на пол. Я подхожу, чтобы ему помочь подняться, а он кричит: «Кто же здесь кабель кладет?!» — и хватает молоток. «Все, — думаю в ужасе, — мне конец!» Сзади стоял осветительный прибор, и он молотком в него бабах!
Тут на шум выходит начальник по свету и давай орать на этого старика:
— Ты чего, гад, сделал? Прибор разбил, да я тебе сейчас! — и замахивается на старичка.
А его за рукав тянет простой осветитель и шепчет:
— Вы что делаете, это же Иван Пырьев, большой начальник «Мосфильма».
— А как получилось, что вы оказались не за кадром, а в кадре?
— Я как помощник звукооператора с микрофоном всегда был рядом со всеми звездами, например, если надо, под столом сидел. Мне все завидовали. Я-то видел их всех очень близко. А актеры какие были тогда! Мастерству было у кого учиться. В общем, я прошел такую школу, дай Бог каждому.