Как устроена цензура в Китае
Американка Эвелин Чао, проработавшая три года в журнале China International Business, рассказывает, как устроена китайская цензура и как журналисты дружат с цензорами. Это архивный материал, впервые опубликованный в 2012 году.
В мой первый рабочий день в Пекине начальник поинтересовался, знаю ли я про «три Т». Я не знала. В феврале 2007 года мне было 26 лет, я только прилетела из Нью-Йорка и едва справлялась с потоком обрушившейся на меня информации. Начальник объяснил, что под «тремя Т» подразумеваются три запретные темы, которых в китайских СМИ нужно беречься, как огня: Тайвань, Тибет и Тяньаньмэнь. Будучи выходцем с Тайваня, он преподнес эту информацию с некоторым смущением в голосе. «Наш цензор еще все тебе про это расскажет», — добавил он и отослал меня устраиваться на рабочем месте.
Следующие два года я проработала на должности сначала редактора, а потом и выпускающего редактора англоязычного делового журнала под названием China International Business. Хотя считалось, что мы выходили бумажным тиражом в 45 тыс. экземпляров, никто в Китае никогда не слышал про наше издание. Теоретически у нас имелся и свой веб-сайт, но он пребывал в состоянии перманентной разработки, и поскольку разработчик не владел английским, оставался нечитабельным.
Номинально мы являлись единственным официально разрешенным англоязычным бизнес-изданием в материковом Китае. Были еще англоязычные развлекательные издания наподобие Time Out. Их учредителями обычно были иностранцы, которые договаривались с частными китайскими компаниями, чтобы заполучить разрешение Главного управления по делам прессы и издательств, контролирующего все печатные публикации в стране. В отличие от них мы не только выходили под эгидой частной медиа-компании нашего издателя, мы также официально сотрудничали с Министерством коммерции. Короче говоря, для правительства мы были желанными гостями.
Как и любой западный редактор, я занималась правкой статей, бодалась с отделом продаж и старалась выудить вкусные цитаты из скучных интервью. Но, в отличие от моих западных коллег, я также получала красные конверты с наличными во время пресс-туров, иногда обнаруживала следы обуви на стульчаке в офисном туалете и раз за разом объясняла ассистентам-китайцам, что нельзя приносить статьи, которые слово в слово скопированы из интернета. А еще мне приходилось общаться с назначенным нам правительственным цензором.
Работа, которой я занималась, в Китае почти непременный этап карьеры для молодых журналистов, которым повезло быть носителем английского. Большинство начинают в качестве простых редакторов в государственных газетах вроде China Daily, поправляя за китайскими авторами их английский и зарабатывая в среднем $1500 в месяц — вполне достаточно для комфортной жизни в Пекине в первом десятилетии XXI века (и вдвое-втрое больше, чем зарабатывают их местные коллеги с несколькими десятилетиями стажа). Меня тоже сперва наняли в качестве младшего редактора без всякого опыта журнальной работы, уже через два месяца повысили до редактора, а еще через восемь я оказалась на руководящей должности. Правда, что бы ни было написано на моей визитке, формально я всегда числилась «консультантом по английскому языку» — в Китае иностранцы не могут отвечать за содержание печатных изданий. Наш цензор занимал почетное место в редакционном списке на первой странице журнала — в качестве выпускающего редактора.
Любое СМИ в Китае по закону проверяется цензором. Если изданием руководит иностранец, его часто проверяет целая команда, которая тщательно выискивает в совершенно безобидных рецензиях на бары и рестораны любые нежелательные намеки — случайные или зашифрованные, смотря как вы относитесь к иностранцам. Например, журналу That’s Shanghai пришлось однажды убрать число 64 из короткой заметки на постороннюю тему только потому, что их цензорам показалось, что кто-то разглядит в этом намек на события 4 июня 1989 года на площади Тяньаньмэнь. У множества собственно китайских СМИ цензоров нет вообще, но там во главе сидят надежные люди, знающие, что можно и что нельзя.
Нашим цензором была сотрудница Министерства коммерции — нервная, взбалмошная женщина сорока с чем-то лет, с длинной завивкой и высоким, почти детским голосом, по имени Сноу (она попросила меня не упоминать ее китайское имя в этой статье). Этой осенью я узнала, что Сноу ушла из журнала — и я наконец получила возможность рассказать эту историю, не боясь, что это как-то ее затронет.
Я познакомилась с ней во время первого редакционного собрания в нашем офисе — на двух верхних этажах шестиэтажного, лишь частично отапливаемого здания в центре Пекина, с бассейном в подвальном этаже и охранниками на входе, которые выглядели четырнадцатилетними подростками. В тот раз, как и обещал мой начальник, Сноу подробно остановилась на правиле «трех Т» и в качестве иллюстрации рассказала историю своего знакомого журналиста. Тот однажды поставил в статью фотографию, которую сам сделал на Тайване, и умудрился не заметить маленький тайваньский флаг на заднем плане. В результате всю редакцию его газеты немедленно разогнали, а само издание просто закрыли.