Репетиция гекатомбы
Кровопролитная война с Финляндией 1939–1940 годов выявила слабые места РККА, но выучить все ее уроки до первых залпов Великой Отечественной советские военачальники так и не успели
Тридцатого ноября 1939 года началась самая «незнаменитая» война Советского Союза, которая в отечественных учебниках долгие годы стыдливо называлась всего лишь «вооруженным конфликтом с Финляндией». За геополитические амбиции советского руководства и 40 тысяч квадратных километров новых территорий страна заплатила жизнями и здоровьем нескольких сотен тысяч бойцов и рассыпавшейся в прах репутацией борца с агрессией даже в глазах тех иностранцев, кто прежде симпатизировал СССР.
Любопытно, что еще за пару месяцев до начала бойни обе стороны категорически не хотели воевать и приложили максимум усилий, чтобы избежать боевых действий. Однако логика блокового противостояния в Европе, превратившаяся с первыми залпами Второй мировой войны в неумолимый молот истории, оказалась тяжелее оливковой ветви.
От Двины до Двины
Взаимоотношения между СССР и Финляндией в 30-х годах прошлого века трудно было назвать теплыми и тем более дружественными. Не только потому, что в высших сферах страны Суоми, как и у иных осколков бывшей Российской империи, преобладали реваншистские настроения. И не только потому, что в партийной программе ВКП(б) и III Интернационала идея «мировой революции» была главной целью и поэтому Москва всячески пыталась поддерживать разгромленную репрессиями финскую компартию.
В 1930-е годы на глазах рушилась Версальская система мира, что вело к резкой радикализации общества и выходу на первый план правоэкстремистских националистических кругов различных государств. В Германии, Италии, Испании, Португалии радикалы и партии фашистского толка пришли к власти. В Румынии («Железная гвардия»), Австрии («Отечественный фронт»), Югославии («Хорватский домобран»), Венгрии («Скрещенные стрелы»), Норвегии («Национальное единение») и ряде других стран они занимали сильные позиции и имели возможность давить на правительство.
Даже в странах демократической «старой» Европы Французская народная партия Жака Дорио и Британский союз фашистов Освальда Мосли на фоне Великой депрессии и резкого роста безработицы обрели социальную базу и стали заметной силой, с которой официальные власти уже не могли не считаться.
Не осталась в стороне и Финляндия. С конца 1920-х в стране появилось так называемое Лапуаское движение, которое выступало не только против левых партий, но и за создание «Великой Финляндии», в которую, по замыслу панфинляндских ирредентистов, должны были войти территории «от Двины до Двины»: Эстония, Ингерманландия (с Ленинградом), северные части Швеции, Норвегии и Латвии, советские Карелия и Мурманская область. То есть от Северной Двины до Западной Двины. Идейными вдохновителями этого проекта выступило Карельское академическое общество (КАО) профессора Ивари Лейвискя и журналиста Эркки Райкконена.
Финляндия металась между разными блоками. С одной стороны, правительственные круги пытались ориентироваться на победившие в Первой мировой и доминирующие в Лиге Наций Англию и Францию, проводя прозападную политику. За что получали оружие и заверения в поддержке в случае конфликта с СССР, с которым еще в январе 1932 года подписали пакт о ненападении.
С другой стороны, именно немецкие войска генерала Рюдигера фон дер Гольца весной 1918 года помогли белофиннам разгромить «финских красных» и изгнать их из страны, а Суоми даже на девять месяцев стала прогерманской монархией во главе с королем Фридрихом Карлом Гессенским.
С начала 1930-х в Финляндию зачастили правительственные и военные делегации рейха. В стране заработал завод по производству сульфитной целлюлозы немецкой компании Waldhof. На крупнейшей верфи Wärtsilä Crichton-Vulcan в Турку (дочернее предприятие концерна AG Krupp, как и поставляющий финнам артиллерийское вооружение шведский концерн Bofors) работали немецкие инженеры, конструкторы, чертежники, консультанты. Почти всю продукцию немцы скупали на медеплавильном заводе Outokumpu и заводе ферросплавов Vuoksenniska.
По итогам 1938 года импорт в Финляндию из Германии был практически паритетен английскому — 1,557 млрд и 1,575 млрд финских марок соответственно. При этом импорт из СССР составлял всего 109 млн марок.
«Тень Гитлера в конце 1930-х годов распростерлась над нами, и финское общество в целом не может поклясться, что оно не относилось к ней с определенной симпатией», — дипломатично пояснял Урхо Калева Кекконен, президент Финляндии в 1956–1981 годах.
Успешные, а главное, безнаказанные действия рейха по воссозданию вермахта, аншлюсу Австрии и расчленению Чехословакии создавали иллюзию предстоящего германского реванша в неизбежной новой мировой войне. Поэтому в Хельсинки тщательно взвешивали, чьи гири тяжелее, боясь ошибиться.
Другое дело, что усидеть на двух стульях и придерживаться нейтралитета даже с жупелом русофобии редко когда получается. У финнов не получилось.
Четвертый раздел Речи Посполитой
Резкое обострение политической ситуации в Европе произошло в 1938 году, когда окончательно стало понятно, что войны не избежать. Аншлюс Австрии и мюнхенское расчленение Чехословакии поставили крест на Версальской системе мироустройства. А глупейшее заявление трясшего на лондонском аэродроме «мюнхенской бумажкой» британского премьера Невилла Чемберлена («Я привез вам мир») лишь подчеркивало полное банкротство «умиротворительной» дипломатии и непонимание Западом изменившихся реалий.
Советский нарком иностранных дел Максим Литвинов в начале 1939 года предложил созвать конференцию с участием СССР, Англии, Франции, Румынии, Польши и Турции, чтобы выработать пути предотвращения германской агрессии. Антанта нашла это предложение «преждевременным». Получившая при разделе Чехословакии Тешинское воеводство Польша его проигнорировала, а в верхушках Турции и Румынии и вовсе царили прогерманские настроения. Точно так же ушла в песок новая инициатива Литвинова заключить советско-англофранцузский договор о взаимопомощи, предусматривающий содействие «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств». Пакты о ненападении были предложены всем соседям, в том числе Финляндии с определенными уточнениями по возможности размещения советских военных баз в этой стране для обороны Финского залива, но лимитрофы находились под сильным английским влиянием и на оборонные посулы не повелись.
Такой провал привел к падению «западника» Литвинова, ратовавшего за налаживание связей с Антантой и всячески оживлявшего переговорный процесс, который ею же всячески тормозился (вплоть до маразма — до Москвы дипломаты предпочитали добираться не на самолете и даже не на поезде, а на пароходе).
Сталин сделал вывод, что иметь дело с Западом, пытающимся столкнуть его с Германией, нельзя и следует договариваться уже с самим Гитлером. Для этого главой НКИД 3 мая 1939 года был назначен Вячеслав Молотов, ранее в дипломатии не замеченный и вещавший с голоса вождя (таких политиков Бисмарк называл «лисой в деревянных башмаках»).
Попытавшись договориться с фюрером, можно было не только выиграть время, но и поделить с немцами сферы интересов в Восточной Европе. К тому же как раз в это время разворачивался очередной конфликт с Японией на Халхин-Голе (именно там впервые зазвучал призыв «За Родину! За Сталина!»), и вождь рассчитывал с помощью Гитлера обуздать аппетиты микадо.
В марте 1939 года на XVIII съезде Сталин заявил, что СССР не намерен «таскать каштаны из огня» для капиталистических держав. Это побудило и Гитлера, готовящегося в поход на Польшу и не желавшего преждевременных проблем с Советами, сделать ответный ход: ведомству Геббельса было приказано временно свернуть «антисоветскую лавочку», а на официальных приемах фюрер стал показательно прохаживаться в компании советского временного поверенного Георгия Астахова (ему даже прислали приглашение на партийный съезд нацистов в Нюрнберге). Рейхсмаршал Герман Геринг, со своей стороны, заверил советское руководство в своем совершеннейшем почтении. Одновременно министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп начал осторожный зондаж возможности заключения экономического договора.
Девятнадцатого августа 1939 года в Берлине было подписано торговокредитное соглашение, по которому Германия предоставляет СССР кредит в размере 200 млн марок на семь лет под пять процентов годовых для закупки станков, машин, электротехнического оборудования, транспорта, измерительных приборов и проч. — того, чего в стране победившего социализма либо вовсе не делали, либо делали из рук вон плохо. В ответ СССР обязался поставить Германии на 180 млн марок жизненно необходимое рейху сырье — зерно, лес, платину, марганец, хлопок, фосфаты.
Но Антанта и ухом не повела. Чемберлен все еще витал в облаках и блаженно верил, что немцы после Варшавы пойдут на Москву. «Я скорее уйду в отставку, чем вступлю в альянс с Советским Союзом», — вещал премьер. После чего Гитлер впервые направил Сталину телеграмму, в которой предложил возвратиться «к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам». Сталин ответил согласием на прием Риббентропа 23 августа. Жребий был брошен.
Ближе к полуночи 23 августа 1939 года был подписан пакт о ненападении между СССР и Германией, по секретному протоколу к которому были разграничены сферы влияния между договаривающимися сторонами. Германия получала Западную Польшу до линии рек Висла, Сан и Буг, в сферу интересов СССР отходили западные Украина и Белоруссия, Прибалтика (без Мемеля), Бессарабия и Финляндия.
Строго по протоколу
Польша была разгромлена вермахтом в течение пары недель. РККА выступила в «освободительный поход» на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии 17 сентября 1939 года. Оказывать ей серьезное сопротивление было уже некому.
Временные союзники подчеркнуто корректно и внимательно относились друг к другу. Командование вермахта заранее освобождало оговоренную территорию экс-Польши для Красной Армии, командование РККА во избежание инцидентов отдало приказ наступать только в светлое время суток.
В дополнение к заключенным еще в 1932 году пактам о ненападении Эстонии, Латвии и Литве под предлогом защиты от германской угрозы (вполне реальной — Литву Гитлер планировал сделать протекторатом Германии) поочередно предлагалось подписать договоры о взаимопомощи, предусматривающие размещение в этих странах воинского контингента РККА (20–25 тысяч штыков). В качестве бонуса Литве передавалась область Вильно, почти двадцать лет находившаяся в составе расчлененной Польши и вошедшая в сферу влияния СССР. Для подтверждения особого миролюбия Сталина на границу республик были выдвинуты три стрелковых корпуса и Балтийский флот.
Демонстрации силы вполне хватило для того, чтобы не питающие иллюзий относительно западной помощи прибалты приняли все условия Советов. К тому же Риббентроп по-дружески «рекомендовал» прогерманским правительствам Балтии принять русские предложения, напоминая о судьбе Польши.
Через год СССР обвинил «балтийскую Антанту» в несоблюдении заключенных договоров и предъявил ультиматум о смене правительств на лояльные восточному соседу. К этому времени Франция уже лежала у ног Гитлера, а отбивавшаяся от бомбардировок люфтваффе Англия даже не помышляла о помощи «одной далекой стране». Товарищ Сталин ободряюще похлопал по плечу министра иностранных дел Эстонии Карла Сельтера: «Правительство Эстонии действовало мудро и на пользу эстонскому народу, заключив соглашение с Советским Союзом. С вами могло бы получиться, как с Польшей. Польша была великой державой. Где теперь Польша?»
Ультиматумы были приняты, буржуазные правительства пали, прибалтийские компартии вышли из подполья, и уже на следующих выборах марионеточные власти Балтии дружно проголосовали за присоединение к СССР. «Санитарный кордон» стал явью.
Третья карта
Сталинская схема «по Финляндии» должна была отличаться от прибалтийской. Прибалтика географически занимала стратегическую позицию будущего театра военных действий: ожидалось, что столкновение с Германией (в этом не сомневались «союзники» ни в Берлине, ни в Москве) произойдет именно здесь. Поэтому Сталину необходимо было иметь буферную зону, чтобы не подвергать ударам свою территорию, и иметь запас времени, пока армия начнет мобилизацию.
С Финляндией было несколько сложнее. Она могла рассматриваться лишь как второстепенный театр военных действий. Но через нее шел путь в богатую ресурсами Скандинавию, которую СССР втягивать в войну совсем не хотел. Как раз скандинавский транзит и северные порты для связи с Антантой могли быть очень полезны Сталину в случае войны с Германией. Как это было в ходе Первой мировой войны.
К тому же Финляндия была страной довольно бедной и по своим тогдашним ресурсам особого интереса в качестве желанной добычи не представляла. Единственное исключение — полярный район на границе с Норвегией, где располагалось одно из крупнейших в мире месторождений никеля (сегодня здесь работает комбинат «Печенганикель», филиал ГМК «Норникель»).
В июне 1939 года Сталин так объяснял в Кремле обстановку командованию Ленинградского военного округа: «Германия готова ринуться на своих соседей в любую сторону, в том числе на Польшу и СССР. Финляндия легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух главных буржуазноимпериалистических группировок — немецкой и англо-франко-американской. Не исключено, что они вообще начнут сговариваться о совместном выступлении против СССР, а Финляндия может оказаться здесь разменной монетой в чужой игре, превратившись в науськиваемого на нас застрельщика большой войны».
В качестве «застрельщика» страну Суоми можно было рассматривать, лишь обладая большой фантазией, зато как плацдарм для кратчайшего наступления на Ленинград она подходила идеально. Граница проходила чуть более чем в 30 километрах от Северной столицы, в зоне поражения 152-миллиметровых орудий. Один бак горючего для танков. В случае концентрированного удара с севера город мог быть отрезан и захвачен в течение нескольких суток. Кроме того, побережье Финского залива было хорошо защищено лишь с юга, со стороны Кронштадта. С севера проникновение судов и субмарин противника оставалось вполне вероятным.
В марте 1939 года советская сторона через второго секретаря посольства СССР в Финляндии Бориса Ярцева (легальный резидент иностранного отдела ОГПУ) предложила финскому правительству заключить оборонительный договор с целью воспрепятствовать Германии разместить войска вермахта в этой стране. Письменные гарантии Финляндии, что этого не произойдет, признавались неудачной шуткой. Советский Союз настаивал на конкретных шагах и предлагал взять в аренду на тридцать лет несколько островов Балтийского моря (Суурсаари, Лавансаари, Тютянсаари, Сескар) в обмен на территорию в 183 квадратных километра советской Карелии. Острова являлись фортами, прикрывавшими Кронштадт, и занимали ключевые позиции у входа в Финский залив.
Правительство Айно Каяндера предложение отвергло, заявив, что «невозможно уступать часть государственной территории», даже в аренду.
Наиболее трезвым среди них, вопреки поздним советским штампам, был «черный маршал» Карл Густав Маннергейм, глава Совета обороны Финляндии. «Я считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом, — писал он в своих мемуарах. — Я разговаривал с министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не удалось… Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем распоряжении… Я пошел еще дальше, заметив, что Финляндии было бы выгодно выступить с предложением об отводе от Ленинграда линии границы и получить за это хорошую компенсацию».
Маннергейм умолял государственного советника Юха Кюсти Паасикиви, едущего на переговоры со Сталиным: «Вы обязательно должны прийти к соглашению. Армия не в состоянии сражаться».
Основания у старого вояки были. У Финляндии к концу 1939 года были ничтожные ПВО и противотанковая оборона, порядка 30 танков времен Первой мировой и 30 легких английских танков Vickers Mk E, слабая артиллерия, авиация и флот, 15 дивизий, из которых три не имели вооружения.
Линия Маннергейма, значение которой было раздуто в прессе, самим ее «крестным» оценивалась скептически: «Вдоль оборонительной линии протяженностью около 140 километров стояло всего 66 бетонных дотов. 44 огневые точки были построены в двадцатые годы и уже устарели, многие из них отличались неудачной конструкцией, их размещение оставляло желать лучшего. Остальные доты были современными, но слишком слабыми для огня тяжелой артиллерии… Единственными укрепленными сооружениями, о которых стоит упомянуть, были форты береговой артиллерии, прикрывавшие фланги главной оборонительной линии на берегу Финского залива и Ладожского озера».
Пятого октября 1939 года Финляндия получила предложение прислать делегацию в Москву для «обсуждения политических вопросов». Ее возглавил Паасикиви, который 12 октября встретился со Сталиным и Молотовым. При этом, как заметил финский историк Сеппо Хентиля, у Паасикиви были инструкции от правительства отвергать все требования советского руководства по изменению границ. Мол, «Запад нам поможет». Напомним, что с сентября 1939 года Англия и Франция находились в состоянии войны, пусть даже и «странной», с Германией. И ввязываться в скандинавские авантюры в преддверии горячей фазы сражений не планировали.
«Великие державы не позволят оставаться вне конфликтов»
Переговоры с финнами в октябре–ноябре 1939 года Сталин вел с позиции силы. Теперь СССР предлагал обмен территориями с целью обезопасить Ленинград: границу на Карельском перешейке отодвинуть на 90 километров от северной столицы к линии Койвисто (Балтика) — Тайпале (берег Ладожского озера). Всего 2761 квадратных километров. Вместе с этим ставился вопрос об аренде на тридцать лет полуострова Ханко у входа в Финский залив с созданием на нем базы советского ВМФ и в Арктике — полуостровов Рыбачий и Средний. Взамен Финляндия получила бы территорию Восточной Карелии, Реболы и Пораярви (русское название — Поросозеро) общей площадью 5529 квадратных километров.
При этом Сталин заметил, что требования СССР минимальны и из-за них не стоило бы торговаться: «Мы ничего не можем поделать с географией, так же, как и вы… Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придется отодвинуть от него подальше границу».
На замечание Паасикиви «Мы хотим жить в мире и оставаться вне всяких конфликтов» Сталин ответил: «Понимаю, но заверяю, что это невозможно, великие державы не позволят».
В Хельсинки Эркко и Нюкканен требовали от своих переговорщиков, чтобы те не уступали ни пяди. Якобы англичане с французами обещали в случае войны направить на помощь Финляндии целый экспедиционный корпус. На что Маннергейм с цифрами в руках доказывал, что армия продержится в обороне не более двух недель — никакой мифический корпус не успеет.
Мнением опытного военного политика пренебрегли. Делегацию отозвали из Москвы.
В Кремле оставалось только развести руками. Молотов сокрушенно заметил: «Мы, гражданские люди, не достигли никакого прогресса. Теперь слово будет предоставлено солдатам».
Срыв переговоров стал, по мнению Паасикиви, «одной из наиболее серьезных и тяжелых ошибок в серии внешнеполитических просчетов Финляндии».
Цели кампании
Вопрос, о котором до сих пор спорят историки: хотел ли Сталин таким образом поглотить Финляндию, как сделал это с Восточной Польшей и Прибалтикой?
Логика событий подсказывает, что подобной задачи просто не ставилось. Как и финны, воевать Хозяин не хотел. Ему казалось, что достаточно было бы надавить на Хельсинки, провести демонстрацию силы, чтобы получить необходимое. Ввязываться в масштабную (иначе не получалось) войну на суше и на море тогда, когда в Европе вот-вот должно было как следует полыхнуть, — дело неразумное. Никита Хрущев утверждал, что «Сталин был уверен, и мы тоже верили, что не будет войны, что примут наши предложения, и тем самым мы достигнем своей цели без войны».
К тому же, в отличие от Прибалтики, в Финляндии не работала советская «пятая колонна». Компартия с 1920-х годов была под запретом, все просоветские деятельные лица эмигрировали в тот же СССР, никакой организованной просоветской работы среди широких масс не велось. Из-за этого из рук вон плохо сработала советская разведка, так и не сумевшая до начала войны получить достаточные сведения о финской армии, ее мобилизационных возможностях, резервах, оборонительных сооружениях.
Вероятнее всего, программой-максимум для Кремля было создание лояльного правительства, которое гарантировало бы нейтралитет в будущей войне и предоставило бы Советскому Союзу удобные территории под строительство военных баз на Балтике и в Арктике для дальнейшей «большой игры». Последующие события с формированием ручного «правительства» коммуниста и видного деятеля Коминтерна Отто Куусинена это лишь доказывают. В любом случае никаких убедительных документов, свидетельствующих о намерении Кремля аннексировать Финляндию, до сих пор не найдено.
Примолкшие музы
План военной операции против Финляндии был разработан штабом командующего Ленинградским военным округом (ЛВО) командарма 2-го ранга Кирилла Мерецкова.
Мерецков в течение двадцати лет службы в РККА занимал исключительно штабные должности: от начальника штаба бригады во время Гражданской войны до заместителя начальника Генштаба. И всего лишь девять месяцев в качестве стажера командовал стрелковой дивизией.
По его замыслу, войска ЛВО должны были наносить удар несколькими клиньями: главный, силами 7-й армии — на Виипури (Выборг) в лоб на основную оборонительную полосу финнов — линию Маннергейма. В Приладожье наступала 8-я армия, имея целью выйти в центральные районы Финляндии. В Центральной и Северной Карелии наступала 9-я армия в направлении Суомуссалми — Раате, разрезая Суоми пополам в ее «талии» (самой узкой части) с выходом к Ботническому заливу и городу Оулу. Наконец, в Заполярье в наступление была брошена 14-я армия. Ее цель — отсечь область Петсамо от океана и норвежской границы, пресечь возможность высадки там англо-французского десанта. Балтийский флот должен был блокировать побережье и подавить слабый флот противника. Речи о захвате Хельсинки не шло: ожидалось, что после сокрушительных ударов финское правительство само запросит мира и примет все условия советского правительства. Согласно первоначальному плану, в наступательной операции предполагалось задействовать только силы ЛВО: 425 тысяч бойцов, 2289 танков, 2446 самолетов.
На совещании у Сталина план утвердили, отведя на его реализацию всего 12–15 дней.
План Мерецкова раскритиковал командующий войсками Киевского особого военного округа командарм 1-го ранга Семен Тимошенко, поставивший под сомнение возможность использования большого количества танков на болотистой местности и надежность огневого поражения хорошо укрепленных узлов обороны.
Вот только прислушаться к опытным стратегам никто не захотел. С тем и пошли на «ту войну незнаменитую».
Шапкозакидательские настроения в Кремле и Генштабе основывались на полном незнании реального положения вещей. Здесь налицо явный провал разведки, до конца войны не сумевшей наладить надежного канала получения информации о силах противника и его военном потенциале. При этом опыт затяжных боев на Халхин-Голе не принимался в расчет, ибо считалось, что финская армия в подметки не годится японской.
Совершенно недооценен был фактор шюцкора — отрядов самообороны, хорошо зарекомендовавших себя в гражданской войне 1918 года и имевших неплохую военную подготовку в мирное время. По сути, они играли ту же роль в Финляндии, что и ландвер в Германии. Подготовленное ополчение мало в чем уступало регулярной армии, по сути являясь резервными войсками, которые не учитывались Генштабом РККА при планировании операций.
Пока шли вялотекущие переговоры, Маннергейм настоял на срочном укреплении оборонительных линий на Карельском перешейке (работали 60 тысяч добровольцев), минировании предполагаемого направления главного удара (Маннергейм точно угадал удар на Виипури) и дополнительных закупках вооружения. С началом вторжения в Польшу было объявлено о призыве резервистов в армию, что значительно сократило время для разворачивания финских сил вдоль границы.
Под ружье Маннергейм мог поставить 265 тысяч солдат и шюцкоровцев, 26 танков и 270 самолетов. На бумаге — кратный перевес в пользу РККА, правда, в живой силе вовсе не подавляющий (всего в 1,6 раза). В Москве намечали завершить блицкриг до Нового года (или до дня рождения вождя — 21 декабря). С таким подавляющим преимуществом Мерецкову оставалось лишь ждать подходящего повода для начала наступления.
Он появился 26 ноября, когда правительство СССР обратилось к Финляндии с официальной нотой, заявив об артиллерийском обстреле с финской стороны советских бойцов 68-го стрелкового полка у поселка Майнила. В ноте было указано, что погибли трое, ранены семь человек.
Инцидент в Майниле стал казус белли для Сталина. Тридцатого ноября советские войска перешли в наступление.
«Принимай нас, Суоми-красавица!»
В Финляндии принято считать, что это было сделано без объявления войны. Но у Кремля оказалась собственная логика: он уже не воспринимал финское правительство как легитимный политический орган. Первого декабря было объявлено о создании в «освобожденном» дачном поселке Териоки «народного правительства» Финляндской Демократической Республики (ФДР) во главе с Куусиненом.
Переданное через шведского посланника в Москве Вильгельма Винтера сообщение правительства Финляндии о готовности возобновить переговоры было отклонено Молотовым со ссылкой на то, что СССР теперь признает лишь народное правительство ФДР (его признали также Монголия и Тува), которое ставит перед собой задачу заключения мира, демократизации страны, а также обеспечения ее независимости путем заключения договора о взаимопомощи и дружбе с Советским Союзом.
Второго декабря этот договор был заключен. Согласно этому документу ФДР получала уже не 5500, а 70 тысяч квадратных километров территории (районы Реболы и Поросозеро, а также всех мест, заселенных карелами) и «удовлетворил вековую национальную надежду финляндского народа на воссоединение с ним карельского народа».
Со своей стороны, правительство ФДР уступало СССР территорию севернее Ленинграда площадью 3970 квадратных километров, передавался в аренду на тридцать лет полуостров Ханко, продавались шесть островов в Финском заливе, части полуостровов Рыбачий и Кескисаари на севере за 300 тысяч марок. «Народной» Финляндии компенсировался ущерб в 120 млн марок, включая стоимость железнодорожной инфраструктуры на Карельском перешейке.
То есть «Куусинен и Ко», присев на русские штыки, полностью принимали переговорные условия Кремля.
В Хельсинки начало боевых действий ознаменовалось правительственным кризисом. Премьер Каяндер, министр иностранных дел Юхо Эркко и другие «ястребы» подали в отставку. Их сменил социал-демократический кабинет банкира Ристо Рюти, занимавшего пробританскую позицию и начавшего срочный поиск союзников.
С бойцами РККА была проведена идеологическая работа. Им объяснили, что они не «оккупанты», а идут свергать «белогвардейское правительство» Финляндии с тем, чтобы отдать власть народу. В Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) разработали инструкцию «С чего начать политическую и организационную работу коммунистов в районах, освобожденных от власти белых», в которой указывались практические меры по созданию народного фронта. Над Хельсинки и финской линией обороны с самолетов разбрасывали пацифистские листовки: «Продажные министры и кровавые генералы втянули вас в преступную и безрассудную войну против друга финского народа — Советского Союза… Переходите на сторону Народной армии Финляндии».
В войска была спущена спешно написанная братьями Покрасс и Анатолием Дактилем (авторы знаменитого «Марша Буденного») бравурная песня «Принимай нас, Суоми-красавица», в которой были такие слова:
Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми-красавица,
В ожерелье прозрачных озер!
Финская пропаганда в долгу не осталась. В окопы РККА летели листовки со счастливыми лицами сытых пленных красноармейцев. При этом финны давили на коммерческую составляющую, предлагая за каждый сданный револьвер 100 рублей, винтовку — 150 рублей, пулемет — 1500 рублей, танк — десять тысяч рублей.
Сложно судить об эффективности пропаганды, но в итоге финнов было захвачено в плен около тысячи, а из красноармейцев порядка 40 тысяч числились пропавшими без вести (по советским данным — 16 тысяч).
В снежном аду
Первые серьезные бои на Карельском перешейке начались 7 декабря. По плану фельдмаршала финны организованно отошли на 20–50 километров от границы на линию Маннергейма. Вот здесь, в изрезанном речушками, озерами, протоками, болотами, скалами, чащами месте, и сказались провалы советской военной разведки и подготовки штаба ЛВО.
Мерецков впоследствии признавался: «Отсутствие опыта и средств по прорыву такого рода укреплений дало себя знать. Ни с чем подобным мы раньше не сталкивались. Обнаружилось, что оборона противника не была подавлена. Доты молчали, а когда наши танки устремлялись вперед, они открывали огонь и подбивали их из орудий с бортов и сзади, пулеметами же отсекали пехоту, и атака срывалась. Танки того времени, не имея мощного орудия, не могли сами подавить доты и в лучшем случае закрывали их амбразуры своим корпусом. Выяснилось также, что нельзя начинать атаку издали: требовалось, несмотря на глубокий снег, приблизить к дотам исходное положение для атаки. Из-за малого количества проходов в инженерных заграждениях танки скучивались, становясь хорошей мишенью. Слабая оснащенность полевыми радиостанциями не позволяла командирам поддерживать оперативную связь. Поэтому различные рода войск плохо взаимодействовали. Не хватало специальных штурмовых групп для борьбы с дотами и дзотами. Авиация бомбила только глубину обороны противника, мало помогая войскам, преодолевавшим заграждения».
Отсутствие карт местности приводило к скученности войск и движению узкими колоннами через болота, что превращало их в прекрасные мишени для снайперов и артиллерии финнов. Маневренные лыжные отряды противника легко окружали растянувшиеся на многие километры лесных дорог советские дивизии и уничтожали их по частям.
Так, переброшенная из-под Житомира 44-я стрелковая дивизия комбрига Алексея Виноградова на узкой (четыре метра) дороге растянулась почти на 30 километров. С ней произошло практически то же, что и с римскими легионами Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу в начале нашей эры: фланговыми атаками финны расчленили колонну на шесть котлов и методично расстреляли. Вышедшего из окружения с горсткой людей комбрига по требованию начальника ГПУ РККА Леонида Мехлиса расстреляли перед строем. Та же участь постигла 163-ю стрелковую дивизию, вызволять которую из окружения и направлялась 44-я дивизия.
Близ Питкяранты были окружены 18-я стрелковая дивизия и 34-я легкотанковая бригада. Котлы Леметти–Южное и Леметти–Северное прозвали «долиной смерти» — в них части дивизии и бригады находились практически всю войну, умирая от холода и голода. В «долине смерти» встретил свой последний час каждый десятый погибший на финской войне красноармеец.
Подкрепления из Киевского ОВО прибыли в полярную зиму вообще без нормальной теплой одежды и боевой подготовки в условиях лесистоболотисто-холмистой местности и глубоких снегов. Боевую задачу бойцам никто не объяснял, и дивизия почти полностью погибла во главе с комдивом.
В подразделениях были огромные небоевые потери, связанные с обморожением. Выяснилось, что не продумана техника эвакуации раненых, и в условиях суровейшей зимы любая рана часто становилась смертельной.
В части присылали лошадей вместо тягачей, но забывали про подковы. Животные скользили, ломали себе ноги. Неожиданно выяснилось, что в подразделениях отсутствуют элементарные миноискатели, притом что местность была напичкана минами. Была поставлена задача за сутки разработать прибор и прислать его из Ленинграда на фронт.
Одним из характерных примеров стали действия морской авиации Балтийского флота. 8-й бомбардировочной авиабригаде была поставлена задача покончить с двумя финскими броненосцами береговой охраны — «Вяйнямейненом» и «Иллмариненом». Советские летчики пытались достать старые броненосцы в ноябре, декабре 1939-го, феврале и марте 1940 года. Участвовали в налетах по нескольку десятков самолетов, сбросивших в общей сложности 63 тонны бомб, но ни одна из них старые посудины даже не зацепила. Сказывалось необученность морских летчиков бомбометанию с большой высоты и неумение целиться в условиях сильного заградительного зенитного огня.
Как писал Маннергейм, «атаки противника в декабре можно было сравнить с оркестром под управлением плохого дирижера, где инструменты играют не в такт. На наши позиции бросали дивизию за дивизией, но взаимодействие различных родов войск было недостаточным. Артиллерия расходовала снаряды, но ее огонь был плохо спланирован и не очень связан с деятельностью пехоты и танков. Взаимодействие пехотинцев и танков могло принимать весьма удивительные формы. Случалось, что танки выдвигались вперед, открывали огонь и возвращались обратно на исходные позиции еще до начала движения пехоты. Такие элементарные ошибки стоили Красной Армии слишком дорого».
К середине декабря лишь самая северная армия, 14-я, выполнила поставленную задачу — взяла полуострова Рыбачий и Средний, город Петсамо, отрезав Финляндию от Баренцева моря. 8-я и 9-я армии, вклинившись в оборону противника на 45–80 км, попросту заблудились в незнакомой местности, в дремучих лесах и болотах.
Общий ход Советско-финской войны. 30.11.1939 — 13.03.1940
Примечание: мирный договор заключен в Москве 12.03.1940. Военные действия в соответствии с мирным договором прекратились в 12:00 13.03.1940.
Финны ищут союзников
Пока Красная армия увязала в лесах и болотах Суоми, финское правительство пыталось стучать во все двери, призывая помощь извне. Экс-президент Финляндии германофил Пер Свинхувуд метался между Берлином и Римом, пытаясь встретиться с Гитлером и Муссолини, но безуспешно.
Видный идеолог нацистов Альфред Розенберг записал в своем дневнике 11 декабря 1939 года: «Возможно, это неплохо, если скандинавы теперь осознают “русскую угрозу”. Они не имели ничего против нашей борьбы, однако уклонялись от более тесных связей. Теперь они просят о помощи: словно именно мы должны повсеместно бороться за свободу других. Пусть теперь почувствуют холодный ветерок из Берлина, это пойдет на пользу самодовольным мещанам».
Англофил Рюти взывал к Лондону и Парижу с просьбой о любой возможной помощи, в первую очередь военной и технической. Последним форматом Запад предпочел ограничиться: за всю войну по различным каналам Финляндия получила 350 самолетов, 500 орудий, свыше шести тысяч пулеметов, около ста тысяч винтовок, 650 тысяч ручных гранат, 2,5 миллиона снарядов и 160 миллионов патронов. В страну прибыло 11,5 тысячи добровольцев (восемь тысяч из Швеции). Из них были организованы два усиленных батальона и одна авиаэскадрилия. Черчилль признавался: «… Ничего действительно полезного сделано не было».
Германия категорически запретила транзит людей и техники в Финляндию через свою территорию. Более того, германский военный атташе в Швеции генерал-лейтенант Бруно фон Уттманн заявил, что в случае, если скандинавские страны пропустят через свою территорию союзников, Германия выступит единым фронтом с СССР. Чего и боялся мудрый премьер Ханссон.
Единственное, чего удалось добиться Хельсинки, — моральной поддержки. Генеральная Ассамблея Лиги Наций осудила СССР как агрессора, и Совет Лиги 14 декабря 1939 года лишил его членства. Причем за это решение проголосовали только семь из 15 членов Совета Лиги (Великобритания, Франция, Бельгия, Доминиканская Республика, Боливия, Египет и ЮАС, причем последние три государства были приняты в совет лишь накануне). Остальные восемь членов совета либо воздержались (в том числе сама Финляндия), либо отсутствовали. Что стало причиной обвинения советскими представителями руководства Лиги в мошенничестве.
Решительный штурм
Военные неудачи вынудили советский Генштаб изменить свое отношение к войне. Командование Северо-Западным фронтом перешло к командарму 1-го ранга Семену Тимошенко, подразделения были значительно усилены технически, пополнены людьми. Формировались стрелково-пулеметные бригады, лыжные батальоны, аэросанные и конно-санные роты. В каждом подразделении были созданы штурмовые группы.
Первого февраля 1940 года началось новое наступление советских войск. Теперь только в полосе наступления Северо-Западного фронта на Карельском перешейке было сосредоточено три армии, а общая численность войск фронта доведена до 460 тысяч (с тылом, штабами и всеми службами обеспечения советская группировка насчитывала 760,6 тысячи человек). Преимущество в живой силе на линии фронта стало трехкратным. На перешеек были передислоцированы дополнительные силы артиллерии из расчета 50 стволов на один километр, которые ежедневно обрушивали на финскую оборону 12 тысяч снарядов.
В межозерном районе Сумма впервые был применен экспериментальный танк КВ-1, который эффективно взламывал линии обороны финнов, оставаясь неуязвимым для тогдашних бронебойных снарядов. В середине месяца наступление расширилось по всей полосе перешейка. Подразделения обходили опорные пункты финнов по льду Финского залива и Ладожского озера.
Маннергейм бросил в бой последние резервы, но все же вынужден был эвакуировать первую и вторую полосы обороны, уведя войска вглубь под самый Виипури. С начала года финское правительство через советского полпреда в Стокгольме Александру Коллонтай и писательницу Хеллу Вуолийоки начало зондировать почву для мирных переговоров. К марту этот вопрос крайне обострился — фронт трещал по швам. Надо было сохранить то, что еще можно было.
В начале марта 70-я стрелковая дивизия комдива Михаила Кирпоноса по на редкость твердому льду Выборгского залива перетащила танки и вышла в тыл финской группировке, перерезав дорогу на Хельсинки и отбив все контратаки противника. Тимошенко нужен был Виипури-Выборг как стратегический узел и своеобразный символ финской обороны — второй по величине город страны. В атаку на него были брошены даже подразделения «советской» Финской народной армии. Пока в Москве разворачивались переговоры, на Карельском перешейке шла отчаянная борьба за каждый населенный пункт. Даже когда 12 марта в Москве мирный договор был подписан, до полудня 13-го — зафиксированного в договоре времени прекращения огня — ожесточенные городские бои за Выборг продолжались.
Недолгий мир
Условия мирного договора оказались для финнов гораздо тяжелее предлагавшихся пять месяцев назад на переговорах с Таннером–Паасикиви. Финляндия теряла не только Карельский перешеек с Выборгом, но всю Западную Карелию и выход к Ладожскому озеру (40 тысяч квадратных километров). СССР аннексировал часть Лапландии, полуострова Рыбачий и Средний, острова в восточной части Финского залива, полуостров Ханко; знаменитый петровский Гангут уходил в аренду на тридцать лет с уплатой ежегодно восьми миллионов финских марок. Граница была отодвинута на 150 километров на запад от Ленинграда.
О «народном правительстве» Финляндии быстро забыли, распустив его, и договаривались с «буржуазным». При этом уже 31 марта 1940 года была образована Карело-Финская ССР (на тот момент двенадцатая в составе Советского Союза), в которую вошли семь аннексированных у «буржуазии» районов. Возглавил ее все тот же Куусинен. Около 400 тысяч финнов с аннексированных территорий были депортированы в Финляндию, уступив место переселенцам из РСФСР и Белоруссии.
Тяжелая победа СССР в 105-дневной войне с Финляндией породила в Германии стойкое ощущение, что Красная Армия слишком перехвалена и не представляет серьезной силы. Немецкий посол в Хельсинки Виперт фон Блюхер заметил, что «следует пересмотреть немецкие представления о большевистской России… В действительности Красная Армия имеет столько недостатков, что она не может справиться даже с малой страной. Россия в реальности не представляет опасности для такой великой державы, как Германия, тыл на Востоке безопасен, и потому с господами в Кремле можно будет говорить совершенно другим языком, чем это было в августе — сентябре 1939 года».
Особого оптимизма не было и в стане победителей. Официальные потери (48 475 погибших и 158 863 раненых, больных и обмороженных) по сравнению с финскими (26 тысяч убитых, 40 тысяч раненых, 3263 пропавших без вести, около тысячи погибших среди гражданского населения) обескураживали. Более поздние оценки советских безвозвратных потерь, предпринятые петрозаводским историком Юрием Килиным, еще страшнее: минимум 138,5 тысячи человек.
В марте 1940 года состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором рассматривались в том числе итоги войны и задачи для срочного реформирования РККА. «Первый русский офицер» Климент Ворошилов отметил, что «ни нарком обороны, ни Генштаб, ни командование ЛВО вначале совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной». Его, как «не представлявшего», и отправили в отставку в мае 1940 года, заменив на удачливого Тимошенко.
Кирилл Мерецков сокрушался: «Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Все это надо было как-то объяснить». Сам Мерецков сделать это не успел — через год уже в ранге замнаркома обороны он был арестован по обвинению в контрреволюционном заговоре. Признал себя виновным, но лишь чудом избежал общей участи. В сентябре 1941 года после грандиозных потерь в командном составе РККА кому-то надо было остановить наступление финнов на том же Карельском перешейке. Мерецков отправился на знакомый театр военных действий.
Финляндия уже через год с небольшим после Зимней войны с энтузиазмом втянулась в реваншистскую «войнупродолжение» против Советов на стороне третировавшего ее рейха, СССР же оказался в коалиции с Антантой, которая лишь недавно угрожала ему экспедиционным корпусом в Арктике.
На совести Маннергейма вина за сотни тысяч умерших в блокадном Ленинграде, ведь финны держали кольцо блокады на Карельском перешейке и до Свири в Приладожье. Все разговоры о «благородстве» Маннергейма, который отказался штурмовать Ленинград из-за своих «моральных принципов», не более чем миф: сами финны уже признали, что в 1942 году планировали с немцами совместную операцию по захвату города, а в 1941 году Маннергейм отказался от штурма лишь по причине того, что у финнов не было должных сил и средств для прорыва Карельского укрепленного района. Такой же миф и то, что финны якобы «не пересекали границы 1939 года» — если на Карельском перешейке они ее практически не пересекли какраз из-за Карельского укрепленного района, то в Карелии эта граница была перейдена, а финские войска зашли в глубь советской территории на 150–200 километров, оккупировав даже часть современной Вологодской области.
Семена ненависти
Зажатые между мощными соседями — Швецией и Россией — финны были обречены веками отстаивать свою независимость. К концу XIV века Финляндия превратилась в провинцию шведского королевства. Шведские политические и культурные устои, а также язык насаждались на финской территории.
В 1809 году, по итогам последней русско-шведской войны, Финляндия входит в состав Российской империи. Образованное Великое княжество Финляндское (ВКФ) изначально обладало крайне широкой автономией. У ВКФ были своя отдельная армия, валюта, банк. Непосредственное вмешательство российской полиции в дела княжества считалось финнами нарушением внутреннего самоуправления. Языком делопроизводства был финский. Между империей и ВКФ существовала таможенная граница.
Однако уже к концу XIX века начался процесс русификации Финляндии. Первого февраля 1899 года вышел так называемый Февральский манифест, который запустил череду законов, урезающих автономию ВКФ. «Высочайший манифест о введении русского языка в делопроизводство некоторых административных присутственных мест Великого княжества Финляндского», изданный в июне 1900 года, запускал поэтапный процесс превращения русского языка в язык делопроизводства в сенате и других органах власти. В 1903 году генерал-губернатор был объявлен высшим представителем государственной власти на территории ВКФ, а также представителем сената и начальником всего гражданского управления. Закон о воинской повинности, изданный в 1901 году, ликвидировал созданную в 1878 году отдельную финскую армию, а также вводил обязательный призыв граждан Финляндии в царскую армию. Политика русификации также проявлялась в упразднении финской монеты и таможенной границы с Россией, замене финнов русскими в полиции и государственных учреждениях, установлении цензуры и контроля за учебными заведениями.
Реакцией наступления на автономию стало мощное националистическое движение. 16 июня 1904 года в здании Сената в Хельсинки был застрелен главный идеолог русификации генерал-губернатор князь Николай Бобриков. В ходе Первой мировой войны сотни финнов нелегально переправлялись в Германию. Из двух тысяч финнов был сформирован 27-й королевский прусский егерский батальон, принявший участие в боях на Восточном фронте.
В декабре 1917 года Финляндия провозгласила свою независимость. Но острый кризис ввергает ее в гражданскую войну, в которую быстро оказываются втянутыми силы Антанты и русские армейские части. В конце января 1918 года красные берут власть в Гельсингфорсе, страна оказывается разрезанной на две части: южную, подконтрольную красным, и центральную, подконтрольную белым. Активисты, получившие боевую подготовку и опыт в германской армии, спешно возвращаются на родину и составляют костяк финского штаба. Командует ими Карл Густав Маннергейм — бывший офицер Русской императорской армии, швед по происхождению. В апреле 1918 года в Финляндии высаживаются 11 тысяч немецких солдат, которые начинают боевые действия против красных финнов. Двадцать девятого апреля белые финны и немцы берут последнюю цитадель красных — Выборг. Все лидеры красного правительства, включая Отто Куусинена, сбегают в Советскую Россию. Несколько сотен русскоязычных жителей города были расстреляны.
Закончив борьбу с внутренними противниками либерального курса, Финляндия обратила взор на Восточную Карелию. Еще с начала ХХ века в стране Суоми появилась идея так называемой Великой Финляндии, суть которой заключалась в захвате российской Карелии, выселении (или ликвидации) проживающего на ее территории некарельского населения и построении «исконного финно-угорского государства». В 1918–1919 годах финны дважды предпринимали попытки вторжения в приладожскую Карелию, но оба раза были отброшены за линию границы советскими войсками.
В октябре 1920 года между Финляндией и Советской Россией был подписан Тартуский мирный договор. Согласно ему граница между государствами пролегала на Карельском перешейке в 37–45 км от Ленинграда, Петсамо (Печенга) безвозмездно передавался Финляндии, никакой контрибуции за, по сути, вторжение на российскую территорию финны выплачивать были не должны. Долгие споры по поводу Ребол и Поросозера закончились в пользу Ленина — эти земли остались в составе России.
В ноябре 1921 года финны предприняли еще одну вылазку на советскую территорию (так называемая Карельская авантюра). Захватив обширную территорию Карелии, финны стали готовиться к новому рывку в сторону Петрозаводска. Однако и в этот раз операцию удалось пресечь. Отличился Александр Седякин — советский командир, сумевший организовать отпор интервентам. В ходе нескольких боев тылы финнов были уничтожены, их группировка была дезорганизована и вынуждена отступить.
В период 1922–1939 годов отношения между Финляндией и СССР были крайне напряженными. Глава НКИД Максим Литвинов говорил: «…Наши политические отношения с Финляндией не только не особенно дружественны, но даже и не особенно нормальны. Ни в одной стране пресса не ведет так систематически враждебной нам кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии».
Денис Попов
Намедни. Наша эра. 1931–1940 / Леонид Парфенов. — Москва: издательство АСТ: Corpus, 2018; Советско-Финляндская война 1939–1940. Бои на Карельском перешейке. М.: НОВАЛИС, 2015; SA-KUVA
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl