Хлебное дело с добавленной стоимостью
Хлебобулочный холдинг «Коломенский» стал лидером рынка благодаря четко сформулированной стратегии, ставке на продукцию собственной разработки и максимизации отдачи с каждого квадратного метра производственной площади
Дмитрий Козлов, генеральный директор холдинга «Коломенский», принял одноименный, убыточный на тот момент, московский хлебобулочный комбинат во второй половине 2013 года, за это полугодие выручка комбината составила миллиард рублей. Под его руководством комбинат стал прибыльным предприятием, а с 2018 года холдинг «Коломенский» занимает первое место по объемам производства хлебобулочных изделий с выручкой почти 31 млрд рублей в 2022 году. Более того, холдинг проводил и продолжает проводить экспансию на рынке за счет активного приращения производственных площадей. В том числе за счет нового строительства: в 2020 году в технопарке рядом с подмосковным Подольском был введен в строй самый крупный в России и Восточной Европе хлебозавод «Коломенское поле».
Впрочем, основное расширение шло за счет покупки других хлебных компаний. Первые приобретения — в 2018 году «Дедовский хлеб» и в 2021 году завод Балашихи — находились в Московской области. Эти заводы занимали существенную долю на столичном и подмосковном рынках. А в 2022 году холдинг «Коломенский» стал межрегиональным: был сделан шаг на петербургский рынок — приобретены российские активы финской компании Fazer, занимавшей почти 40% хлебного рынка в Санкт-Петербурге. В октябре 2022 года в состав «Коломенского» вошел крупнейший в Твери комбинат «Волжский пекарь», располагающий тремя производственными площадками. А недавно, в сентябре этого года, «Коломенский» завершил сделку по покупке комбината «Дарница» в Санкт-Петербурге.
Мы попросили Дмитрия Козлова рассказать о том, как ему удалось превратить убыточное хлебное дело в устойчивый прибыльный бизнес, и о стратегии холдинга.
— «Коломенский» покупает один за другим активы в хлебопекарной отрасли: «Фацер» (ООО «Хлебный дом»), «Волжский пекарь», «Дарница»? В чем логика этих приобретений?
— К этим приобретениям нас привела логика развития бизнеса в целом. Так, выйдя из долгов в 2014 году, мы начали наполнять оборудованием нашу единственную на тот момент площадку в Москве. Мы называли этот процесс «впихнуть невпихуемое». Под производство было отдано все, даже административный корпус. И из маленькой производственной площадки — меньше гектара — мы сделали крупнейшую в России площадку по объемам производства, где максимальную отдачу давал каждый квадратный метр. У нас мелкоштучный участок начинался с трех печек, пять-шесть тонн в день. Сейчас тот же участок на том же производстве может выдавать более 55 тонн в сутки. В какой-то момент стало понятно, что мы еще чуть-чуть можем нарастить производство здесь за счет наполнения оборудованием, но дальше… Начали искать площадки для покупки. Я объездил очень много заводов в Московской области, и наиболее подходящим оказался «Дедовский хлеб», который мы купили в 2018 году. Но и этого в перспективе было мало. К тому моменту мы уже сформировали стратегию развития на десять лет вперед.
— Ваша стратегия — это наращивание мощностей?
— Нашу стратегию я бы назвал стратегией поэтапного прибыльного роста. Я разделил потенциальный рынок — европейскую часть России — на пять кругов по степени удаленности от центра, нашего домашнего рынка, Москвы и Московской области размером плюс-минус 20 миллионов человек. Следующий круг — области, непосредственно примыкающие к Московской области: Рязанская, Ивановская, Ярославская и другие, плюс Северо-Западный федеральный округ — 20 миллионов человек. Третья зона — Нижний, Поволжье, южная часть Центрального федерального округа. И так далее. То есть мы закладывали поступательность развития — чтобы при каждом следующем шаге у тебя была синергия и подушка безопасности. Иначе не будет финансового результата, но не для золотых унитазов, не для яхт, а для того, чтобы еще больше вкладывать в производство и развивать его. Сейчас мы инвестируем даже больше, чем зарабатываем. Но мы выдерживаем мультипликатор 2–2,5 — отношение кредитной нагрузки к показателю EBITDA.
Так вот, параллельно с «Дедовским хлебом» мы купили землю в технопарке в Московской области. Через год мы уже приступили к строительству «Коломенского поля». А в 2020 году, несмотря на пандемию, запустили три батонные линии и две вафельные на этом производстве. Сейчас начинается монтаж последней, девятой, хлебной линии. А рядом мы уже начинаем проектировать новый завод — по хлебобулочной заморозке и свежему хлебу.
Нам очень важно поддерживать темпы наращивания мощностей, которых мы достигли. Мы начинали в 2013 году с одной производственной площадки, а сейчас их уже тринадцать. Потому что мы должны давать на рынок продукцию, не отказывая клиентам. Но расширяться только за счет строительства мы не можем. Строительство в хлебном производстве дело не быстрое и увеличивает затраты практически в два раза. Новый хлебозавод — это на 50 процентов собственно хлебопекарное производство, начиная с приема и подачи муки и заканчивая упаковочными аппаратами, а вторая половина — все, что касается инфраструктуры: газ, электричество, вентиляция. У нас на одном из построенных заводов только вентиляция обошлась в 600–700 миллионов рублей, это сопоставимо со стоимостью большой промышленной линии. Поэтому нам важно приобретать площадки с уже развитой инфраструктурой.
Каждую площадку, которую мы покупаем, мы используем для того, чтобы, как в свое время на комбинате «Коломенский», нарастить на ней мощности, увеличить объемы выручки, увеличить прибыль за счет максимальной оснащенности имеющихся площадей оборудованием. Сейчас присматриваемся к офисному зданию комбината «Звездный», который нам достался от «Фацера»: оно семиэтажное, мы прикидывали и так и этак, думаем, два этажа можно отдать под производство. Именно в этом логика наших приобретений. Мы покупаем то, где есть живая синергия — по логистике, по закупкам, административному управлению; компании, которые нам дают новые возможности. Например, в случае с «Фацером» — до его приобретения мы в рынок заморозки хлебобулочной не шли. Но поскольку на московской площадке «Фацера», «Звездном», было производство заморозки, мы, оценив рынок, решили заняться ею всерьез и в ближайшее время удвоим мощности. И на этом не остановимся. Перейдем к строительству нового завода. Так что мощности «Фацера» в Москве дают нам синергию. А в Санкт-Петербурге выводят на новый большой рынок, который можно и нужно монетизировать.
— Что в этом плане дала покупка «Волжского пекаря» и «Дарницы»?
— Во-первых, «Волжский пекарь» в Твери — это резерв мощностей под Питер и Москву. Тверь очень удачно расположена: если что, продукция массового ассортимента без убытков, пусть и с небольшой прибылью, подстрахует как Москву, так и Питер. Второе — это место для установки новых линий как под кондитерку, так и под свежий хлеб. Так что мы получили целых три площадки, где дальше можем развиваться, двигаться вперед, пользуясь инфраструктурным базисом.
А с покупкой «Дарницы» совсем все просто. Первое — это синергия по Петербургу. Мы возим одним и тем же клиентам — это пусть не краткосрочная, но среднесрочная синергия по логистике, это сейчас уже синергия по коммерции, по управлению. Кроме того, пушкинский завод «Дарницы» — один из четырех заводов, включая наш в Подольске, построенных после 1991 года в России. Там интересные современные технологии, там есть земля, чтобы развиваться дальше, в частности в заморозке, в крафтовом хлебопечении.
Хлеб на опаре — это выгодно
— Вы сказали, что стратегия появилась семь лет назад. А в первые годы стратегии не было?
— Тогда нашей целью было очистить компанию, выйти из убытков. Я как генеральный директор принял завод с серьезным оборотом для того времени — за полгода один миллиард рублей, но убыток составил порядка 200 миллионов. И задачи, которые мы себе ставили, — выйти в ноль, выйти в плюс, заработать первые 100 миллионов EBITDA, заработать первые 500 миллионов EBITDA. Заработать миллиард.
— Что вы предприняли, чтобы выйти из убытков?
— Это эпохальная история. Я изначально финансист. И я вывел формулу того, как зарабатывать на хлебном производстве. У нас люди, особенно с экономическим образованием, живут правилом финансового рычага: больше выпускаешь — больше зарабатываешь. Но во фреше, в частности в хлебе, так не работает. В «Коломенском» объем был с точки зрения загрузки мощностей колоссальный на тот момент, производство работало без остановки. Я работал в компании еще до того, как стал генеральным директором, и мы с этим объемом просто зашивались. Но чем больше становилось объема, тем больше становились наши убытки.
И вот перед назначением генеральным директором я взял у собственника время, чтобы подумать как аналитик, что все делают не так. Большинство хлебных компаний, в отличие от нас, не могут похвастаться хорошими финансовыми результатами. В итоге анализа я понял, что финансовый рычаг работает, но не объемом в целом, а объемом конкретного заказа. То есть люди решали проблему увеличением числа точек доставки, увеличением географии поставок. А надо увеличивать доход с одной конкретной точки. И вот там в полной мере действует финансовый рычаг.
Хлеб — продукт ежедневной доставки. Этим ограничены размеры заказа одного продукта. Но мы можем увеличить физический объем в килограммах за счет большего разнообразия состава заказа и при этом увеличить маржу с заказа. И мы стали смотреть ассортимент. Особенность российского хлебного рынка заключается в том, что продукт на нем либо дорогой с малыми оборотами, либо дешевый, но с большой уходимостью с полки. И ассортимент «Коломенского» был такой же: несколько продуктов дорогих, но практически непродаваемых, и много продуктов дешевых, на которых отгрузки были, но заработка не было.
Так что мы стали с ассортиментом работать и креативить. Мы понимали, что нельзя просто взять хлеб «Бородинский», сделать его суперзамечательным и продавать на 20 процентов дороже. У покупателей ведь в сознании закреплено, что «Бородинский» стоит столько-то. Поэтому в первую очередь мы пошли в разработку не то чтобы аналогов, а продуктов, которые соединяли бы то, что человек любит в классическом варианте, и что-то еще. Например, наша первая новинка, приносящая нам до сих пор серьезные прибыли, был хлеб «Ржаной край». Мы отталкивались от «Бородинского». Но в «Бородинском», например, людям не очень нравится плотный мякиш, кислинка. Мы взяли с батонов часть оборудования, потому что денег на новое оборудование у нас не было — сделали более мягкий хлеб, добавили солодовых продуктов, он получился очень ароматный. Но его надо было отстроить как от «Бородинского», так и от конкурентов. Мы нашли бумажные ламинированные пакеты в Прибалтике.
Но ретейл не хотел нас ставить на полки. Говорили, что еще один «Хлебный дом» не нужен. На тот момент даже в Москве рынок так называемых хлебов с добавочной стоимостью контролировал на 90 процентов «Хлебный дом». Но мы доказывали, что мы другие: «Попробуйте, и если не получится, мы компенсируем вам списание». И вот так продукт за продуктом. Сейчас у нас около 80 процентов в деньгах — это продукты собственной разработки, многие из них самодостаточны, можно взять кусочек сам по себе, и он будет вкусным — без масла, без сыра, без колбасы.
Меняя ассортимент, мы параллельно меняли и компанию. Я отказался от функций, которые не приносили нам прибыли. Например, у нас была хорошая юридическая служба. Но зачем предприятию с таким маленьким оборотом директор по юрвопросам, директор по персоналу, директор по тому, по сему, по пятому, десятому? Половине управленцев мы просто сказали «до свидания». Сегодня, через десять лет, став с учетом покупок в пятнадцать раз крупнее, конечно, мы снова ввели должность директора по юрвопросам. Но тогда это было не нужно.
Мы занялись производством — стали дорабатывать оборудование. Мы тогда не могли привлекать инвестиции, потому что компания находилась в залоге. Стали думать, как изменить имеющееся на руках железо, чтобы поставить более интересную технологию. Например, доработали оборудование таким образом, чтобы вернуться к опаре при производстве белых батонов. В 1990-е — начале 2000-х почти все хлебозаводы ушли от опары, это длительный процесс, где только на брожение уходит три — три с половиной часа. Под него нужно место, а есть риск: ты замесишь опару, а заказа нет. Все стали переходить на ускоренный процесс: замесил, бросил «улучшители», и через пару-тройку часов у тебя уже готовый продукт. И этот процесс доработки оборудования под опару был сложным, приходилось пробовать не один раз. А через пару лет мы пришли к идее, на которой сейчас базируется наш ассортимент: стопроцентно натуральный или максимально натуральный продукт.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, что вы понимаете под максимально натуральным продуктом.
— Есть продукты химического происхождения, в которых нет ничего страшного. Например, некоторые Е. Яблоко содержит порядка 50 элементов, которые в пищевой промышленности обозначают буквой Е: аскорбиновая кислота, яблочная, лимонная и прочее. И некоторые продукты без таких безвредных добавок не произведешь: например, испечь печенье без разрыхлителя не получится.
Но мы ушли от химических добавок неестественного происхождения. Это нам сложно давалось. Например, мы месяца два добивались от поставщиков фруктово-ягодных начинок отказа от консервантов. Нам отвечали: это невозможно. Я поехал тогда в «Метро» и стал смотреть упаковки — вижу, в дорогих изделиях производители кладут лимонный сок в качестве консерванта. И в конце концов я убедил поставщиков тем, что мы будем брать бóльшие объемы: вы нам сейчас привозите раз в месяц, а будете привозить раз в неделю.
Почти два года мы бились над слойкой с сыром, было съедено неимоверное количество тестовых образцов. Мы искали смесь специй, которая давала бы тот самый вкус, но не содержала бы глютамата натрия. А переход к настоящему натуральному творогу в ватрушках — это был просто ужас. У нас в сравнительных дегустациях ватрушка с натуральным творогом постоянно проигрывала ватрушке с творожным продуктом. Это был 2013 год — люди уже настолько привыкли к сладковатому вкусу «творожного продукта» и отвыкли от того, что творог — кисломолочный продукт и должен быть с легкой кислинкой. Мы старались, но потом в какой-то момент решили: все, делаем с кислинкой, и наш потребитель, которому мы донесем через упаковку, что у нас натуральный творог, нас поймет. И так и получилось.
— Зачем вам нужна «заморозка» в ассортименте?
— Сейчас Россия повторяет путь Европы — происходит перетекание рынка хлеба из свежего в замороженный сегмент. Он тоже промышленный. Когда вы приезжаете в Германию и видите там множество пекарен, в 90 процентах случаев они выпекают из заморозки, которая делается на крупных промышленных предприятиях. Рынок заморозки растет. Он увеличивает общий объем потребления, потому что в каких-то нишах выпечка из заморозки может дать то, что не может дать промышленный сегмент. Например, сытные начинки. Если ты не кладешь кучу консервантов, то срок жизни продуктов с такой начинкой — меньше суток. Поэтому в свежий продукт ты их положить не можешь, а в заморозку можешь.
А хлебная корочка, которую многие очень любят. У промышленно запакованного нарезанного хлеба такой корочки не будет никогда. Потому что какую бы мы ни сделали упаковку, либо у нас хлеб будет сохнуть, либо будет забирать влагу из воздуха. Эффект ароматной хрустящей отламывающейся корочки возможен только в свежевыпеченном хлебе. То есть происходит перераспределение спроса: тот, кто сидит на промышленном хлебопечении, вынужден идти в заморозку, чтобы сохранять свои объемы.
От сбалансированного роста — к кумулятивному эффекту
— Как я поняла, ассортимент — один из краеугольных камней роста компании. Как вы достигаете синергии в ваших приобретениях с точки зрения распределения ассортимента?
— Это одна из самых сложных задач, которая каждый раз встает перед нами. Конкретно в ассортимент «Волжского пекаря» мы добавили некоторые позиции «Коломенского». В то же время в Москву и в другие регионы ЦФО, куда мы поставляем продукцию, из Твери пойдет продукция более низкой ценовой категории, чем с наших московских площадок, которые работают в сегменте «средний плюс». «Волжский пекарь» позволит нам, не роняя нашу собственную цену, работать в сегменте «средний минус». И более полно охватывать потребителя своей продукцией — скажем, в мелкоштучной выпечке начиночки поменьше и вес изделия поменьше. Сложнее было с «Хлебным домом» в Москве. И мы, и они работаем в сегменте хлебов с добавленной стоимостью. Здесь мы уменьшали линейки, но оставляли важные бренды, такие как «Энергия здоровья», «Бурже», «Геркулес». Правда, дорабатывали их исходя из наших требований — избавлялись от консервантов. Когда мы купили «Хлебный дом», один из консервантов, сам по себе невредный, но тем не менее консервант — ацетат кальция, — потреблялся там в неимоверном количестве. Мы сумели от него уйти.
С «Дарницей» будет еще сложнее. Это один рынок Санкт-Петербурга. С одной стороны, мы не хотим потерять потребителя, чтобы он перешел к конкурентам. С другой стороны, избыточность пересечения позиций остается. Поэтому для нас сейчас самое важное — правильно интегрировать ассортимент. У «Дарницы» есть уникальные позиции, которые мы запустим и на московском рынке, например ромбаба. Питерская ромбаба отличается от московской радикально.
— Чем?
— Внешним видом. Московская — это такой перевернутый кексик, а питерская — стройняшка, потому что выпекается в узеньком стаканчике. У «Дарницы» есть еще мини-оладьи короткого срока годности. Кексы. Потихоньку будем разруливать, чтобы получить максимальный экономический эффект. А он нам нужен, потому что сейчас на рынке идет инфляционный процесс — повышение заработной платы. И покупая следующее предприятие, мы видим, что там уровень заработной платы ниже рынка. Мы постепенно стандартизируем условия оплаты труда и прочих компенсационных выплат. Понятно, что в Твери оплата труда будет меньше, чем в Москве. Но это должно быть сопоставимо. Одно дело 10–15 процентов, а другое дело, когда, как на «Дарнице», в два раза ниже, чем у нас. Похожая история была и на «Волжском пекаре». Предприятия в регионах зачастую не могут себе позволить платить больше, иначе они будут работать себе в убыток. Но, чего греха таить, это нередко переходит в состояние, когда одни делают вид, что платят, а другие — что работают. Но мы от людей требуем интенсивной работы. Соответственно, мы как работодатели должны платить достойную зарплату.
— Для роста вашего бизнеса не является ограничителем то, что хлеб — социально значимый товар и на него трудно повышать цены?
— Понятно, что каждый раз, когда идет повышение цен на хлеб, ФАС и прокуратура очень внимательно следят за этим. Но основным ограничителем являются конкуренция и сети. В условиях конкуренции повысить цену выше, чем у тебя выросли затраты, крайне проблематично и крайне рискованно: ты рискуешь выскочить за эмоциональный порог восприятия цены потребителем, поскольку далеко не всегда его можешь адекватно оценить, даже если проводишь опросы и фокус-группы. Например, в прошлом году, когда было повышение цен, было видно, как сыграл переход цены батона через 50 рублей в Москве. В Петербурге никаких проблем не было, а в Москве в батоне переход через 50 рублей оказался такой психологической травмой, что потребитель готов был брать продукт ниже качеством, но дешевле.
— Почему вдруг такая разница между покупателями в Петербурге и Москве?
— Если бы я знал, я был бы гуру маркетинга и ценовой эластичности. Зачастую ты просто по факту понимаешь, что произошло. Поэтому мы никогда не будем повышать цены ради повышения. Так потерял свою долю «Фацер» в России — они все свои проблемы, в том числе с падением продаж, решали одним — повышением цен. Я очень хорошо в этой жизни учусь тому, как не надо делать. Повышать цены, чтобы компенсировать какие-то свои проблемы, не наш метод. Для нас повышение цен — это прежде всего рост за счет изменения структуры потребления в пользу более дорогих сортов.
В конечном счете именно сбалансированный рост дает кумулятивный эффект — чем больше мы становимся, чем, извините, становимся богаче, тем наше преимущество растет. Кто из хлебопеков может себе позволить реальные вложения в продвижение брендов — не пару-тройку листовок, а телевизор, интернет? Кроме нас, разве что еще пара-тройка. Кто может себе позволить покупать дорогостоящее оборудование и экспериментировать с ним? Таких будет десяток. Кто может себе позволить вкладываться в высокие технологии для минимизации затрат, в R&D? Здесь не просто деньги к деньгам, это объективная история: чем больше компания зарабатывает, тем больше она может вкладывать в свое развитие.
Бизнес без рисков
— Вы ведете R&D?
— У нас есть служба главного технолога, которая делится на две части. Есть технологи, занимающиеся текущим производством. И есть группа, занимающаяся разработкой: на хлебопекарных площадках четыре человека, на заморозке двое, в кондитерке человек шесть. Там очень разные направления и очень разные технологии. У нас есть лаборатория, мы вкладываемся в оборудование лаборатории. В кондитерке у нас маленькая отливочная машина, маленькая — с этот кабинет — экспериментальная машина для выпечки печенья, чтобы не идти сразу на большую линию. У нас технологи-разработчики одни из самых высокооплачиваемых работников.
— Приведите пример разработки, пожалуйста.
— Я уже говорил, что у нас большинство видов хлеба — собственной разработки. Линейка «Даниловский» — ржано-пшеничный круглый хлеб на закваске, бездрожжевой. Отличается от классического «Столичного» пышностью и отсутствием кислинки. Он выпекается на специальных подиках, где его обдувают, как французский багет, со всех сторон. «Даниловский зерновой» — продолжение этой линейки, там используется закваска пшеничная и ржано-пшеничная и пшеничная опара, то есть тоже закваска по сути, используется также за варка, то есть заваренные солодовые продукты, — получается очень ароматный хлеб. Если его к тому же чуть-чуть темперировать — в тостере или на сковородке, вся эти компоненты начинают отдавать сахара и получаются еще и гурманистыми.
Мы играем с формой. Играем с ингредиентами. Вот сейчас разрабатываем богатый белком низкокалорийный хлеб, чтобы привлечь внимание зожников. На самом деле хлеб один из основных источников белка. Мы смотрим йогурт — о-о-о! в нем целых три-четыре процента белка! Надо брать. А в хлебе может быть 8–10 процентов, а то и 12 процентов белка. Потребитель как-то не воспринимает хлеб как источник белка. А растительный белок лучше усваивается, что важно при активной физической нагрузке.
— Расширяясь, вы меняете бизнес-процессы?
— Работа с бизнес-процессами началась с приобретением «Фацера». До этого мы были крупной компанией, но все же компактной. Четыре производственные площадки находились в Московском регионе. Директор хлебопекарного производства могла себе позволить раз в неделю посетить каждую площадку. А сейчас площадок 13, и это уже невозможно. И это приводит нас к необходимости разграничивать функции. Есть функции строго централизованные — закупки, маркетинг, IT, безопасность, планирование. А производственная функция, логистическая, HR требует ответственности людей, находящихся на местах. Чтобы их поддержать, мы начинаем внедрять стандарты отчетности, обслуживания оборудования и прочее, программные продукты для помощи менеджерам.
Чем больше регионов у нас задействовано, тем сложнее становится управление продажами. У каких-то категорий продукции есть локальные общие клиенты, есть разные клиенты. Есть клиенты, у которых один закупщик, есть такие, у которых разные закупщики. Например, у кого-то один закупщик по свежему и замороженному хлебу, у кого-то это разные люди. А в кондитерке по нашему ассортименту может быть четыре-пять закупщиков у одного клиента, потому что там категории очень разные, и это самое тяжелое для нас направление.
Нам нужна реорганизация, чтобы реально стать межрегиональным холдингом. И нет образцов. Нам говорят: существуют же транснациональные кондитерские компании. Но там ритм совершенно другой. Хлеб — это каждые двадцать четыре часа новая жизнь. Сегодня ты что-то не успел, ты этого не нагонишь никогда, сегодня не удовлетворил клиента — все, ты его потерял. С продуктами более длительного срока хранения, например с кондитерскими изделиями, все иначе. Если случился какой-то сбой, есть время разобраться и договориться — потому что у твоего клиента есть какой-то сток. И, соответственно, ритм жизни холдинговых компаний, работающих в кондитерке, даже огромных, совершенно другой, чем в хлебе. А в ультрафреше таких холдингов просто нет. Даже мировые гуру хлебопечения, скажем мексиканская Bimbo, выпускают изделия длительного срока хранения, от месяца и выше, — это не хлебопеки, они переходят в совершенно другой ритм жизни.
— Какие риски вы видите на рынке хлебопечения?
— На рынке хлебопечения рисков нет. Люди-то все равно едят. С моей точки зрения, такие продукты, как хлеб и кондитерка, люди будут потреблять всегда. Единственный риск, но, на мой взгляд, не очень серьезный — одна из последних идей отдельных представителей российского истеблишмента: давайте весь хлеб будет по ГОСТу. У меня в хлебе 50– 60 наименований даже без мелкоштучных изделий. Как они это себе представляют? Они подо все эти позиции будут делать ГОСТ? Или только один ГОСТ, например, на зерновой хлеб, а других зерновых хлебов не должно быть? Мы возвращаемся даже не в СССР, тогда в ГОСТах были параметры, которые можно было варьировать. Например, в ржано-пшеничном хлебе можно было менять соотношение ржаной и пшеничной муки. А мы переходим к цехам и гильдиям. В Средневековье, когда можно было делать только так, как сказала гильдия, и никак иначе. И продавать только по той цене, что укажет гильдия, и никак иначе. До такого, я надеюсь, мы не дойдем, но это возможный риск.
— Сейчас из-за санкций многие испытывают трудности с оборудованием. Для вас это тоже проблема?
— Проблема есть. С печами — в первую очередь это касается газовых горелок. Такая же проблема с насосами. Но я думаю, что это положительная история для российского производителя. Надо сказать, что отечественным оборудованием для хлебопечения не занимались и в СССР. В 1970–1980-е годы основную часть оборудования поставляли Югославия и Чехословакия. А сейчас системы дозирования уже российские. Потихоньку началось. Производители печей появляются российские. Стала развиваться климатика российская. Мы очень ждем тестоведения. И ждем развития российского упаковочного оборудования. Я уверен, что рано или поздно мы до этого доживем.
Фотографии предоставлены холдингом «Коломенский»
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl