Анна Друбич: «Я напоминаю себе жонглера стеклянными шариками»
В прокат вышел фильм Валерия Тодоровского «Гипноз», музыку к которому написала одна из самых востребованных в Голливуде отечественных композиторов Анна Друбич.
Впервые музыка Анны Друбич прозвучала в фильме ее отца Сергея Соловьева «О любви». С тех пор в ее композиторской фильмографии более сорока киноработ. В их числе фильмы «Анна Каренина», «2-Асса-2», «Одноклассники», «Ке-ды», сериалы «Садовое кольцо», «Красные браслеты», «Оптимисты». Ее дебют в большом голливудском кино состоялся в продюсерском проекте Гильермо Дель Торо «Страшные истории для рассказа в темноте». Накануне выхода в прокат нового фильма с музыкой Анны Друбич «Гипноз» «Эксперт» поговорил с композитором о том, как она пишет музыку и как складывается ее голливудская карьера.
— Как вы получили предложение стать автором музыки для фильма «Гипноз»?
— Это уже моя третья работа с Валерием Тодоровским. Первой был фильм «Большой», куда я попала в результате стечения обстоятельств: для этого большого во всех смыслах проекта к уже написанной на тот момент музыке Паши Карманова нужна была еще тема, которая никак не находилась. За пару лет до этого я написала музыку к студенческому спектаклю во ВГИКе «Война и мир», где Леша Смирнов играл Пьера Безухова, и, по его словам, он «год прожил с моей музыкой». Когда он выпустился и получил предложение делать сериал, то позвонил и сказал, что не может представить, что чья-то другая, не моя музыка будет звучать в его фильме. Он монтировал сериал «Садовое кольцо» на студии Тодоровского как раз в момент поиска им темы для «Большого». Леша Смирнов и предложил Валерию Петровичу: «Может быть, Аня напишет то, что вам нужно». И все сложилось. Потом была «Одесса». Когда Тодоровский предложил посмотреть материал новой картины, я очень обрадовалась, потому что хотела еще раз с ним поработать.
— Чем «Гипноз» отличается от всех остальных проектов, для которых вы писали музыку?
— Мне не сразу удалось понять, что имеет в виду Валерий Петрович под словами «гипнотическая музыка». Он определил жанр — психологический триллер. Первые наброски и были сделаны в этом направлении. Для себя я определила эту тему как «мрачный гипноз». Он говорил: «Нет, не то, слишком конкретно и жестко. Мне нужно состояние, когда не понимаешь, реальность это или сон». Надо было найти точное звучание того внутреннего состояния, источником которого стала эта история. Без него все могло показаться фальшью.
— Насколько это общепринятая практика — приглашение композитора в проект сразу после того, как заканчивается съемочный период?
— Часто режиссеры подкладывают под изображение какой-нибудь музыкальный референс, потом зовут композитора и предлагают ему написать что-то похожее, тем самым подчас лишая фильм оригинального музыкального решения. Да и необходимость подражания, пусть даже хорошему композитору, совсем не вдохновляет. С Тодоровским случай особый. Несмотря на то что он почти всегда знает, какой должна быть музыка в фильме и точно ставит задачу, он открыт к новым предложениям, и искренне рад, если они возникают. Он невероятный профессионал, что позволяет профессионально расти всем, кто с ним работает, за что я ему очень благодарна. К счастью, работать над «Гипнозом» мы закончили перед самым началом пандемии. Это позволило записать ансамбль живых инструментов в студии, что по нынешней ситуации невероятная роскошь. Помимо этого мне удалось записать музыку еще для двух сериалов: второго сезона «Оптимистов» и сериала «Бомба». Так получилось, что в ближайшее время в России выходят три проекта с моей музыкой.
— А не в России?
— В период пандемии я работала над музыкой к фильму «Улицы страха» для Netflix, там много музыки в жанре хоррор. Фильм должен выйти в следующем году. Еще я написала музыку для черной комедии Werewolves within, которую снимает независимая студия.
— Насколько такой объем работы обычен для современного композитора, который пишет музыку для кино?
— Иногда я напоминаю себе жонглера стеклянными шариками, который подкидывает их один за другим, не позволяя ни одному из них упасть. Проекты накладываются один на другой, сдвигаются сроки, музыка всегда нужна «еще вчера». При этом ты не можешь никого подвести. Все проекты в равной степени важны и интересны. Из-за этого бессонные ночи, напряжение, сомнения, желание все бросить. Но я, как маньяк, продолжаю работать и не отказываюсь от поступающих предложений. Неторопливое погружение в работу над одним проектом пока остается в мечтах.
— Как вы выбираете проекты? Что является решающим фактором: личность режиссера, масштаб проекта, сумма гонорара?
— По-разному. Я всегда рада работать в России. Здесь я охотно соглашаюсь работать с профессионалами над теми проектами, которые мне по-настоящему интересны. Зная о финансовых возможностях создателей фильмов, соглашаюсь на небольшой гонорар. Главное, чтобы в итоге получился качественный саунд. В Америке мне часто приходится соглашаться на проекты, которые не всегда вдохновляют, но при этом дисциплинируют и развивают профессионально. Благодаря им я получаю ценный опыт работы в жесткой индустрии, которая в России пока не возникла.
— Эдуард Артемьев написал знаменитую тему для фильма Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» в номере гостиницы в тот же день, когда режиссер попросил его написать музыку «про дружбу», и ему сразу пришла идея. Это так обычно происходит?
— Это необъяснимый процесс. Работа режиссера с композитором в чем-то даже тоньше, чем с актером, с которым они говорят на понятном им обоим языке, вместе создают образ и характер героя. Если композитор и режиссер профессионально и человечески совпадают друг с другом, тогда между ними возникает долговременный творческий союз: Михалков — Артемьев, Феллини — Нино Рота, Соловьев — Шварц. Музыка в кино для многих режиссеров — это одно из препятствий, которое нужно преодолеть. Они его боятся и часто пытаются обходиться без музыки. Тогда как точное понимание режиссером, как должна работать музыка в его проекте, почти всегда неотъемлемое условие создания успешного фильма.
— В любом случае вам приходится работать с уже отснятым материалом, в котором есть свой ритм. Это ограничение или это делает более определенной структуру музыки, которую вам предстоит написать?
— Композитору необходимо видеть, как музыка работает с изображением. Для многих прекрасных, выдающихся композиторов задача написать музыку к сцене с заданным хронометражем трудновыполнима, так же как и задача забыть о собственной творческой индивидуальности, сконцентрироваться на истории и работать на общую идею. У каждого режиссера есть свой внутренний ритм, в соответствии с которым он монтирует фильм. Но бывает так, что он слышит написанную музыку, видит, как она работает, меняя смыслы и даже драматургию, решается на новый монтаж и в результате делает новый фильм. Я очень люблю, когда все происходит именно так.
— Среди отечественных кинокомпозиторов почти нет женских имен, но их нет и в Голливуде. Как это объяснить?
— Я начинала заниматься композицией с выдающимся композитором Исааком Шварцем. Мне было лет шестнадцать, когда я начала писать музыку и отец отправил меня поговорить с ним. Целое лето я жила у него на даче под Питером, и это было мое первое посвящение в композицию. Исаак Шварц говорил отцу: «У нее действительно хорошие способности, но пойми, не бывает женщин-композиторов. Их не может быть». Мне уже тогда казалось, что он преувеличивает. Но времена изменились. В России я знаю женщин-композиторов, которые работают для кино, но их пока немного. В Америке их становится все больше и больше. Но когда обо мне говорят «женщина-композитор» или даже «композиторша», то меня это задевает. Исаак Иосифович говорил: «Деточка, запомни, нет никакой киномузыки, есть просто музыка, хорошая или не очень». То же самое можно сказать и о композиторах. Я стараюсь жить в этой системе координат.
— Как новая этика меняет мир американской киномузыки?
— В Америке есть индустрия. В России актеры и режиссеры сосуществуют друг с другом в формате содружества, а в США в каждом профессиональном направлении есть свои «королевства»: профсоюзы и сообщества — и ты их ощущаешь как отдельный мир, который живет по своим правилам. Они есть не только у композиторов. И там все время что-то происходит. Например, в Netflix есть человек, который отвечает за связь с новыми талантами. И он ищет женщин-композиторов, он ищет композиторов — представителей этнических меньшинств. Сами сообщества стараются, чтобы их состав был этнически и гендерно сбалансирован. И я могу сказать, что белым мужчинам-гетеросексуалам в Америке сейчас весьма непросто. И в моей практике бывали такие случаи, когда агент говорил мне: есть такой проект, и к нему хотят привлечь женщину-композитора.
— Как вам удалось войти в американскую киноиндустрию?
— Когда я поняла, что композиция — главный интерес моей жизни, я рискнула поступить в USC (Университет Южной Калифорнии. — «Эксперт») на программу кинокомпозиции для слушателей с высшим образованием. Один из мастер-классов проводил замечательный композитор Марко Белтрами. Он дал нам задание, весь курс его выполнил, и ему понравилась моя работа. Кстати, я была единственной девушкой на курсе. Прошло около года, и мы случайно встретилась в городе на парковке. Я не была уверена, что он меня помнит, но поздоровалась с ним. Он меня узнал, я этому удивилась, мы поболтали, и в ходе разговора он предложил мне вместе с ним поработать. Я решила, что это обычный ничего не значащий small talk, и уехала в Москву встречать Новый год. И вдруг получаю от Марка письмо: «Ты где? Я звоню, а у тебя номер отключен. А работа уже начинается. Ты приедешь?» Я, совершенно обалдевшая, хватаю первый попавшийся билет в Лос-Анджелес и лечу.
Так я попала в команду к Марко и проработала у него пять лет. Он очень востребованный композитор, у него несколько блокбастеров в год. Физически ни один композитор не может написать такое количество музыки, поэтому с ним работает небольшая команда — два-три человека. Сначала я написала несколько сцен к одной картине, потом еще и еще. Все это параллельно с работой над большими российскими проектами.
Социально я не очень активный человек. Новые нужные знакомства, в том числе в профессиональном кругу, даются мне с трудом. И я уже думала, что, кроме работы с Марком, никакая американская карьера у меня не случится. А он наблюдал за мной все пять лет и однажды предложил: «Давай я найду какой-нибудь проект и ты вместе со мной его напишешь. Вернее, писать в основном будешь ты, а я буду твоим супервайзером. Твое имя будет в титрах. Окей? Будет хорошо, если тебе это поможет». Я не придала его словам серьезного значения: как получится, так получится. Но через некоторое время он говорит мне: «Мне позвонил Гильермо Дель Торо. У него выходит картина. У нас дружеские отношения. Мы вместе уже работали. Я не могу ему отказать. Но у меня сейчас другой проект, очень энергозатратный и интересный. Давай начнем писать музыку. И если все сложится, тогда мы оба в титрах». Я и обрадовалась, и испугалась.
Дальше — больше: успешный проект, ты в титрах, и вот к тебе начинают присматриваться агенты и назначать встречи. В прошлом году я заключила контракт с одним из ведущих агентств. Теперь мой агент мне пишет: «Вот проект, давай сделаем питч для него». Отправляю свою музыку. Продюсер говорит: «О! Интересно! Давайте встретимся по Zoom». И мы встречаемся. Так работает индустрия. Мне очень повезло, что я встретила Марко, который дал мне такой шанс! Потому что бывает и так, что композиторы работают по тридцать лет на большого дядечку, и этот дядечка не дает им никакого шанса.
— Сначала учеба, а потом пять лет подмастерьем — этот путь не назовешь быстрым и легким.
— Состояться по-настоящему всегда нелегко. Надо иметь терпение, волю, и фанатичное желание заниматься профессией. Конечно, будут моменты, когда начнет казаться, что все напрасно, что ничего не получается и надо завязывать. Я закончила университет в 2012 году, прошло восемь лет, и это были восемь лет постоянной работы, в том числе над собой.
— Что произошло с вашей пианистической карьерой? Как вы решили утвердиться в качестве композитора, а не исполнителя?
— Когда я уже писала музыку и начала работать в кино, я поехала в Италию на очень престижный фортепианный конкурс Бузони. Отбор на первый тур длился неделю. Из всех съехавшихся на конкурс пианистов для участия должны были отобрать только двадцать. Была жеребьевка по буквам, с которой начинается фамилия исполнителей. В один из дней я решила пойти послушать конкурентов. И, посмотрев в программку, я обнаружила, что весь день будут играть пианисты на букву К, и из них у большинства была фамилия Ким. Имена разные, а фамилия одна — Ким. Представляете? Я всех послушала и не нашла почти никакой разницы в их игре. И тогда я поняла, что могу просто потеряться среди них, и сказала себе: «Да ну его!» — и перестала думать о пианистической карьере и пошла заниматься композиций — со всей страстью и душой. И не сожалею о сделанном выборе.
— Вашу музыку вы играете сами или доверяете другим исполнителям?
— Когда в оркестре рояль, я предпочитаю оставаться за пультом и слушать, насколько сбалансирован звук. Когда играешь сам, не слышишь весь оркестр. Если есть сольные фортепианные партии, исполняю и записываю сама. Кроме того, я продолжаю играть концерты. Мой муж — виолончелист, мы часто играем вместе, и я получаю от этого настоящее удовольствие.
— В каком направлении сейчас развивается американская киномузыка?
— В Америке мощная традиция представления о значимости музыки в кино. Никому не надо доказывать, что на нее нужен бюджет и что композитор — важная творческая единица, один из равноправных создателей фильма. В России этого пока нет. Что касается самой музыки, то блокбастеровское звучание уже не модно. Слишком много тех, кто может имитировать манеру Ханса Циммера, и это перестало быть уникальным. Сейчас происходит движение в сторону странной альтернативной музыки, симбиоза традиционных и новых инструментов. И даже на большие проекты приглашаются композиторы, которые выделяются среди прочих необычным звучанием.
— При этом композитор остается таким же важным рассказчиком самой истории, каким он был в семидесятые-восьмидесятые годы?
— Американские продюсеры по-прежнему возлагают большие надежды на музыку и долго и кропотливо работают над ее точностью и звучанием в каждой сцене фильма, выверяя каждую секунду. А в России иногда говорят: «Вы напишите что-нибудь или возьмите что-нибудь из старого материала» — забывая о том, что многие фильмы остаются в памяти как раз благодаря звучащей в них музыке.
Фотографии из личного архива Анны Друбич
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl