Выстрел в финале пьесы
Об эффективности советской милиции можно спорить до бесконечности, как о рецепте правильной окрошки. Но вот о том, что она на протяжении почти всей своей истории испытывала «кадровый голод», бесстрастно свидетельствуют партийные документы и... уголовные дела.
10июля 1965 года, Чита. В тот жаркий летний день участковый уполномоченный Ингодинского райотдела милиции лейтенант Александр Астафьев прибыл утром на службу одетым в штатское. Дежурному и коллегам он объяснил, что жена постирала форму и та не успела высохнуть. На самом деле причина была чуть менее прозаической: накануне у него был выходной, они с тестем строили на даче навес, а затем, как повелось, «обмывали» построенное. Мысль о том, чтобы в жару надеть китель, была неопохмелённому лейтенанту отвратительна.
По графику в тот день он работал с утра, а потом дежурил в вечернюю смену. Получив оружие и помелькав на глазах у начальства, участковый решил прибегнуть к методам народной медицины, то есть, по меткому замечанию булгаковского Воланда, «лечить подобное подобным». Впрочем, Астафьев ещё не мог читать неопубликованный на тот момент роман «Мастер и Маргарита», и это отчасти объясняет дальнейшее: вот если бы он был предупреждён о том, что стопок водки должно быть всего две, причём непременно сопровождаемых острой и горячей закуской… Но он не был.
Кадры решают всё
Зрители, не раз посмотревшие великолепный сериал «Место встречи изменить нельзя», помнят, что не у одного капитана Жеглова из образования наличествовали только «девять классов и три коридора», но и оперуполномоченный Пасюк имел в тот момент проблемы в вечерней школе (читавшие сам роман «Эра милосердия» могут уточнить, что учился он в шестом классе, причём с таким успехом, что его грозились перевести обратно в пятый). «Война!» — скажете вы; это так, но и через 15–20 лет после её окончания кадровая проблема в органах правопорядка стояла почти так же остро.
Тому есть немало причин. Из очевидного то, что работа в милиции — мягко говоря, не сахар. Ненормированный рабочий день, заниматься приходится малоприятной публикой, которая к тому же порой пытается нанести тебе какое-нибудь увечье. Если добавить к этому полувоенную дисциплину и невысокую даже по тогдашним скудным меркам зарплату, — получается совсем невесело. Отдельно следует упомянуть булгаковский же «квартирный вопрос»: даже в первой половине 1960-х, когда страна в массовом порядке начала выбираться из бараков и перенаселённых коммуналок в хрущёвки, органы внутренних дел плелись в арьергарде этого процесса. Система была устроена так, что работников милиции обеспечивали жильём далеко не в первую очередь.
«Значительная часть работников городских и районных отделов, отделений милиции, а также участковых уполномоченных, начальников лагерных пунктов и отделений не отвечает предъявляемым к ним требованиям. Имеет место засорённость кадров милиции и лагерей морально неустойчивыми людьми». Из Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 25 октября 1956 года
«Отобрать и направить…»
Дополнительную сложность (хотя, казалось бы, куда ещё?!) составляло то, что в связи с объявленным приближением коммунизма и, следовательно, отмиранием государства, органы охраны правопорядка лишились в порядке планового сокращения немалого количества работников; работы же между тем не убавилось (странно, правда?), и она распределилась между оставшимися.