Святой прапорщик
Среди тех, кто носил офицерские эполеты, были не только военачальники, но и поэты, и композиторы, и художники, и даже духовные лица. Благодаря повести Николая Лескова «Инженеры-бессребреники» многие узнали о судьбе святителя Игнатия, в миру — военного инженера Дмитрия Брянчанинова. В мае исполняется 150 лет со дня его смерти.
Внешний облик святителя Игнатия известен по его прижизненным портретам. На их основе за последние 29 лет появились разные иконописные традиции. Все они, естественно, представляют святителя в духовном сане. Между тем существовал его ранний портрет, еще до пострига. О нем упоминает племянник Николай Брянчанинов в письме 3 мая 1876 года к давнему другу святителя Павлу Яковлеву: «По поручению Вашему я навел справку: где именно находится портрет покойного Преосвященного Игнатия, снятый в дни его молодости в военной форме. На днях я только что узнал, что он находится здесь, в Петербурге, у моего двоюродного брата, Алексея Петровича Брянчанинова».
Таким образом, в семье Брянчаниновых имелся портрет святителя еще в мундире военного инженера. Но им никак не может быть тот усатый франт в погонах, который с чьей-то легкой руки гуляет по разным изданиям и интернету. Достаточно сказать, что усы инженерным офицерам разрешили носить лишь с 1832 года, когда Игнатий был уже иеромонахом, а галунные погоны и вовсе ввели только во время Крымской войны.
за подпоручика Брянчанинова
Подлинный же портрет нашелся самым неожиданным образом.
В 2008 году Тверская областная картинная галерея провела выставку «Во славу Отечества». На ней мое внимание привлек портрет неизвестного молодого офицера кисти Платона Тюрина. Картина имела много странностей. По краям овального изображения художник сделал две надписи: «С акварели Теребенева, рисован: 1825 года» и «Вологда 1867 года Академик П. Тюрин».
Но Теребенев писал легкой акварелью камерные портреты. Кому и зачем пришло в голову спустя 42 года заказать большую (75,5 х 62,5 см) станковую копию?! Ведь проще заказать свой актуальный портрет. К тому же при копировании Тюрин допустил ряд ошибок. Звездочки на офицерских эполетах появились только с 1 января 1827 года, а гербовые пуговицы на мундирах установили лишь 26 декабря 1829 года. Причем полевым инженерам они полагались не с орлом, а с пылающей гранатой. Да и самих орлов Тюрин изобразил с поднятыми крыльями, как было принято уже при Александре II, с 29 мая 1857 года. В нижней части портрета художник добавил поясной шарф с перехватом (гайкой) образца, установленного 15 марта 1855 года. Весь этот ералаш позволял только гадать, что на портрете осталось от Теребенева, а где домыслы самого Тюрина.
Минуло несколько лет. 5 июня 2013 года в Лондоне аукционный дом MacDougall’s Fine Art Auctions провел очередной Russian Art Auction. Каково же было мое удивление, когда в числе проданных лотов под № 586 я обнаружил… ту самую акварель Михаила Теребенева 1825 года! Как и следовало ожидать, на акварели не оказалось ни эполетных звездочек, ни гербовых пуговиц, ни поясного шарфа. На небольшом листе (19 × 14,5 см) в полном соответствии с правилами формы одежды был изображен юный обер-офицер Инженерного корпуса.
Появление акварели заставило вернуться к странной копии 1867 года и снова заняться поиском имени персонажа. Обычно юные офицеры заказывали такие портреты в связи с получением первого чина прапорщика. В пользу этой версии говорило и то, что Теребенев работал в Петербурге. То есть он исполнил акварель не где-то в дальней крепости, а в столице, где как раз и находилась кузница инженерных кадров — Главное инженерное училище.
В нем существовала своя особая система. Лучшие ученики после завершения кондукторского курса получали чин инженер-прапорщика. Но при этом их не отправляли в войска, как воспитанников других кадетских корпусов, а оставляли для дополнительного обучения в двух офицерских классах. Через год наименее успевающих выпускали из нижнего класса в саперные и пионерные батальоны.
Тогда строптивца отправили из Петербурга в инженерную команду Динабургской крепости, где он тяжело заболел. Осенью 1827 года великий князь Михаил Павлович посетил Динабург, где увидел печальное состояние Брянчанинова. В Российском государственном военно-историческом архиве находится рапорт Михаила брату 15 октября 1827 года, в котором он уже сам ходатайствует об отставке больного Дмитрия. 6 ноября 1827 года Брянчанинов был уволен от военной службы с чином поручика.