«У нас пока стесняются»
Дина Годер о том, как документальная анимация говорит о катастрофе
В Москве продолжаются показы Большого фестиваля мультфильмов. В этом году почти во всех программах фестиваля представлены фильмы, сделанные методом документальной анимации. О том, почему режиссеры во всем мире все чаще выбирают анимацию для разговора о реальности и почему анимадок — самый сильный язык для свидетельства о травме и катастрофе, Константину Шавловскому рассказала программный директор Большого фестиваля мультфильмов и куратор Школы документальной анимации фестиваля «Рудник» Дина Годер.
Как и почему метод документальной анимации стал едва ли не самым востребованным в мире?
Думаю, это часть более общего глобального тренда, связанного с запросом на реальность, на который откликаются не только документальные литература и кино, но и документальный театр, и доканимация. Причем с помощью анимации можно показать ту часть реальности, до которой никто больше просто не дотягивается. У нее есть несколько преимуществ. Во-первых, она может показать то, что происходит внутри человека, что он видит и о чем думает. Во-вторых, она отлично работает, когда по какой-то причине режиссеру нужно скрыть личности своих героев. Например, в историях про насилие и вообще про телесность, потому что люди довольно трудно об этом говорят. Есть, скажем, несколько анимадоков о сексе пожилых людей — очень многие, оказывается, хотят об этом говорить, но не готовы делать это с открытым лицом. Анимадок дает возможность для откровенного разговора на самые сложные и болезненные темы. Это же касается фильмов о проблемах сексуальности, о сложностях социализации людей с инвалидностью или ментальными особенностями. Анимация легче помогает нам понять людей, которые не такие, как мы, у нее есть для этого свои инструменты.
Можно ли сказать, что доканимация работает здесь лучше того же документального кино?
В любом случае она может очень достоверно показать нам мир глазами другого. Рассказать о том, как смотрит на мир человек с биполярным расстройством, или с клинической депрессией, или с расстройством аутистического спектра. Так происходит в том числе потому, что многие режиссеры ведь рассказывают о себе и своих проблемах. Например, у нас в этом году на Школе документальной анимации в Свияжске был маленький фильм Нади Щербаковой, снятый с точки зрения человека, который заикается. Уж казалось бы, все мы все видели людей с заиканием, но я только из ее фильма узнала о том, что мы все, оказывается, при столкновении с заикающимся человеком начинаем вести себя ровно так, как вести себя не нужно.
Можно ли сказать, что поэтому же документальная анимация очень часто используется для рассказа о предельном опыте человека, о его столкновении с насилием, войной, катастрофой?
Собственно, с этого, наверное, во многом и началась популярность доканимации, когда в 2008 году прогремел «Вальс с Баширом» Ари Фольмана о резне в лагерях для беженцев. Оказалось, что эта форма может быть востребована, что люди по всему миру готовы смотреть такое кино в кинотеатрах. Потом, очень часто доканимация работает с сюжетами и событиями, от которых не осталось никаких документов, кроме устных свидетельств. В этом году у нас в конкурсе БФМ один из самых, по-моему, мощных фильмов-свидетельств о Катастрофе — это кино израильской режиссерки Таль Кантор «Письмо свинье». Она вспоминает эпизод из своей школьной жизни, когда к ним на урок про войну пришел выживший во время Холокоста старик. Вот точно так же, как в российские школы приходят до сих пор ветераны на уроки войны, в Израиле к школьникам приходят выжившие. И этот старик рассказал довольно страшную историю о том, как мальчишкой убегал от фашистов и вбежал в хлев, а свиньи его закрыли собой, и потом он прожил в этом хлеву несколько месяцев. В его документальный рассказ она вплетает свое детское восприятие этой истории. Показывает, как школьникам не интересен ни этот человек, ни его рассказ — и как одновременно травма, о которой он говорит, до сих пор не может отпустить израильское общество. Она отталкивается от реальности, но при этом уходит почти что в фантасмагорию, и этот переход оказывается очень органичным. И наверное, при разговоре о Катастрофе у доканимации есть вот это преимущество: она может включать в себя любые фантазии, оставаясь при этом документом. В том же «Вальсе с Баширом» были абсолютно фантастические сцены — например, гигантская русалка, которая несла героя на руках. Но