Как отделение от Запада изменило советскую культуру, науку и картину мира
1Культура
«Почитаешь „Литературку“ — и как кусок говна съешь… Чего стоит уже превращающаяся во всеобщую государственную манию,— западобоязнь,— боязнь каждой ничтожной мелочи, идущей оттуда, боязнь культуры их, вплоть до классической»
Так поэт Ольга Берггольц фиксировала свои ощущения от начавшейся в советской культуре борьбы с низкопоклонством. Несмотря на то что та же «Литературка» в редакционных статьях постоянно писала о мировом значении русской культуры, реальное мировое присутствие ее стремительно сокращалось. Еще в 1946 году СССР участвовал в кинофестивалях в Венеции и Канне и был вполне доволен признанием, которое получили советские фильмы. В 1947-м участие в Венеции было уже не таким радужным: отправленные туда кинематографисты сообщали, что западное кино и западные приемы пользуются куда большим спросом, да и вообще чувствуется атмосфера враждебности. Советское кино тем не менее получило на фестивале несколько премий, но ощущения триумфа не было, и уже в следующем году СССР отказался от участия в этом мероприятии. Вслед за этим Советский Союз перестал отправлять делегации на другие западные кинофестивали — дольше других держался Каннский, но и от него в итоге пришлось отказаться.
Слова Берггольц про боязнь классики не были преувеличением: в 1947 году советское руководство отказалось от участия в Шекспировской конференции в Берлине, опасаясь, что успехи советского освоения Шекспира будут расценены как заслуга английской культуры,— несмотря на попытки лишить его гражданства, Шекспир оставался английским поэтом. Параллельно сворачивались все прочие формы культурного сотрудничества — если оно не могло стать плацдармом для предъявления превосходства СССР, то советское руководство не видело в нем смысла. Здесь, однако, возникала проблема: как поддерживать общемировой статус советской культуры, на котором настаивала советская пропаганда, если эта культура отказывается от взаимодействия с остальным миром? Решение этой проблемы было найдено не сразу.
В 1948 году в ЦК рассматривали проект учреждения нового международного кинофестиваля в Москве. Как отмечал министр кинематографии Большаков, существующие фестивали «служат на пользу американским, английским и другим реакционным кинодеятелям» и не дают возможности в должном виде представить советское кино. Регламент будущего фестиваля должен был обеспечить советскому кино бесспорное превосходство, а присутствие иностранных участников превратить это превосходство в мировое. Обсуждение, однако, затянулось, и к тому моменту, как пора было рассылать приглашения, проект так и не был утвержден. Планировалось вернуться к его обсуждению позднее, но это не потребовалось: в том же году был найден другой выход. Вместо того чтобы учреждать новый фестиваль в Москве, советская кинематография воспользовалась коммунистическим переворотом в Чехословакии и обеспечила себе главенствующее положение на фестивале в Марианске-Лазне (будущий фестиваль в Карловых Варах). Советские газеты по его итогам писали о «полном триумфе советского киноискусства» и «полном банкротстве кинематографии Америки и стран Западной Европы», а режиссер Иван Пырьев восторженно описывал, как во время церемонии награждения американские представители покинули зал после присуждения пятой награды советскому фильму, а впереди было еще три.
В том же году нечто похожее было проделано с другим чешским фестивалем — музыкальной «Пражской весной». Советская делегация прибыла туда с опозданием, что не слишком обрадовало организаторов, но просоветские настроения в Чехословакии были довольно сильны, так что советским претензиям на лидерство сопротивляться не стали, а по итогам проходившего параллельно конгресса композиторов и музыкальных критиков был принят так называемый Пражский манифест, провозгласивший опору на классику и отказ от модернизма в музыке.