И худые станут толстыми
Мемуары крестьянина Ивана Юрова и история фэтшейминга в России
Среди редких примеров настоящей крестьянской прозы есть совсем особая, удивительная книга — «История моей жизни» Ивана Юрова. Исповедь человека, который рвался к знаниям и хотел выстроить справедливый мир, но, разумеется, не смог. А еще это рассказ о том, как рухнула его мечта о торжестве худых трудящихся, на котором нет места ненавистным толстякам-эксплуататорам.
«Написал я историю своей незадачливой жизни для сына своего Леонида. Кроме этого мне нечего тебе оставить» — так начинается автобиография Ивана Юрова из Вологодской губернии, редкая вещь: обычно крестьяне мемуаров не пишут. Родился наш автор в 1887‑м, умер в 1954‑м, книгу закончил писать в 1935‑м. А в начале семидесятых годов ХХ века тот самый сын Леонид попытался познакомить с работой отца Вологодскую писательскую организацию. И, кажется, удивился, не совсем понял, почему профессиональные писатели из областного центра крестьянскими тетрадями не заинтересовались. Светлый и незамутненный советский человек.
«История моей жизни» Ивана Юрова все-таки была издана, но уже в России, в 2017‑м, спустя много лет после крушения Союза. И теперь, проваливаясь в эту вязкую, ни на что не похожую прозу, в насыщенный деталями рассказ о бесконечной боли, о личном крахе талантливого самоучки, несложно дога‑ даться, что смутило в свое время вологодских писателей.
Простая и бедная крестьянская жизнь. Отец-тиран, с малых лет — тяжелая работа, вплоть до увечья на лесозаготовках: Юров повредил ногу и остался хромым. Рано выучился читать, прочел все жития святых и религиозные брошюрки, которые только мог достать, сделался истово верующим. Потом ему случайно попалась в руки запрещенная книжка о несправедливости царского режима и борьбе народа за свои права. И подросток бога забыл, сделался неостановимым искателем нелегальной литературы, читал крамольные сочинения вслух мужикам… Интересно, кстати, что, если верить Юрову, полиции мужики боялись не особо: могли присланного из города чиновника не пустить в избу, а то и поколотить. В лесной глуши свои законы.