Болливуд вместо Голливуда
Краткая история советско-российско-индийской кинодружбы
Бомбейский боевик «Патхан» — новый национальный рекордсмен по премьерным сборам в мировом прокате. Фильм рассказывает о невыполнимой, но все же выполненной суперагентом индийской разведки миссии, главная и тщательно законспирированная цель которой оказалась в Москве. В России, где фильм вышел пока только в ограниченный прокат и с субтитрами, он тоже показал хорошие результаты — и к началу лета уже по всей стране широко запустят дублированную копию: «Патхан» станет первым за 30 лет индийским фильмом, дублированным на русский язык. В условиях голливудского бойкота российским кинотеатрам необходима замена и индийское кино рассматривается как один из возможных вариантов, а потому успех «Патхана» важен. Плюс при всей своей специфике Болливуд понятен и знаком здешним зрителям уже почти 70 лет. Названия старых индийских фильмов — «Бродяга», «Зита и Гита», «Танцор диско» — известны всем, их до сих пор крутят в российском телевизоре. Но мало кто осознает, что любовь к индийскому кино рождалась и возрождалась в СССР и теперь в России именно что на пустом месте — все эти фильмы приходили на выручку всякий раз, когда отечественному прокату становилось не с чем больше работать.
1950–1960-е: братский Чаплин
«Бродяга» (1951)
Кривые улочки, покореженные хибары, подслеповатый свет допотопной черно-белой съемки. Походкой-уточкой мимо уличных попрошаек бредет молодой индиец — нелепый, с тонкими усиками и в европейском костюме, который сидит на нем мешком, а из-под брюк торчат голые щиколотки. Он бредет — и поет: «Я не обласкан, не согрет, и для меня приюта нет. Уж очень неприютен белый свет. Бродяга я, бродяга я, никто нигде не ждет меня».
Открытие западным миром Индии, в которой — оказывается — есть кино, состоялось на Каннском фестивале 1953 года, где в конкурсе участвовала лента «Бродяга». Режиссера и исполнителя главной роли Раджа Капура тогдашний главный киновед мира Жорж Садуль мгновенно окрестил индийским Чаплином. Так оно и было. Бродяга был добродушным и доверчивым сиротой — достаточно доверчивым, чтобы обрести свой новый дом в воровской малине. Как комедии Чаплина, фильм Капура балансировал между святочной историей о бедняке, пытающемся скрыть любовь к благополучной девушке в бантиках у рояля, и плутовской комедией о воришке, натягивающем нос туповатым полицейским и дородным теткам. Но блатная часть истории достигала трагического накала французских криминальных драм — и в тот момент, когда, казалось, судьба вот-вот добьет бродягу, выяснялось, что столь окольным путем он шел к обретению потерянного в детстве отца — тот оказывался обвинявшим его прокурором.
В Индии фильм вышел в 1951-м, через четыре года после обретения страной независимости. Но вслед за уходом англичан последовал кровавый раздел с Пакистаном: миллионы людей недосчитались своих родных и не знали, в какой из навсегда разделенных новообразованных стран те оказались и живы ли вообще. «Бродяга» не только впервые показывал нищету, которой развлекательное кино Бомбея прежде избегало, но и дарил надежду, что все, кто потерялся, воссоединятся и обретут крышу над головой. Начав свой заграничный путь в Канне, «Бродяга» совершил кругосветку, и уже в следующем своем очень похожем фильме «Господин 420» (1955) Капур пел другую песню: «Я одет как картинка, я в японских ботинках, в русской шапке большой и с индийскою душой». Русской шапкой он обзавелся осенью 1954 года, когда в Москве прошел фестиваль индийских фильмов.
Индия стала первой страной, которая привезла в СССР большую кинопрограмму. Это произошло через полтора года после смерти Сталина, когда страна находилась в состоянии паралича кинопроката. Сталин лично контролировал кинопроизводство и прокат, доведя огромную индустрию до малокартинья: девять фильмов в год, да и те в основном движущиеся иллюстрации из жизни ученых вроде Пирогова да Мичурина. При этом ноль Голливуда компенсировался узаконенным пиратством (роль того, что сегодня называют «параллельным импортом», тогда играли «трофейные фильмы», и все они были довоенные), импорт французского и итальянского кино наметился пока только пунктирно. Осенью 1954-го пять индийских дублированных фильмов заполнили эту брешь, но самым зрительским стал «Бродяга». Он точнехонько встроился в заплатанный костюм советской послевоенной, еще неотстроившейся жизни, полной блатных (их и при Сталине хватало, а после амнистии — пруд пруди). И даже типичная для индийской мелодрамы история про то, как жизненные обстоятельства разлучили героя с отцом и превратили в сироту, отзывалась горячими слезами правды — скольких таких сирот понаделала война с ее повестками, обстрелами, внезапными сборами и эвакуациями. Даже то, что герои индийских фильмов то и дело внезапно переходили на песню,— так это была и наша кинотрадиция. Советскому фильму не нужно было быть мюзиклом, чтобы трактористы запели про трех танкистов, военные летчики — про «мне сверху видно все, ты так и знай», а колхозник — про «из-за вас, моя черешня, ссорюсь я с приятелем». Успех был такой, что старухи с завалинок провожали девчонок, бежавших по сотому разу на «Бродягу», уже собственного сочинения песней «Радж Капур, посмотри на этих дур», положенной на мотивчик песни кабацкой девицы из «Бродяги» «Раз-два-три, на меня ты посмотри».
Постепенно бомбейское кино будет уходить в более благоустроенный, но еще не шикарный, пустоватый, с дээспэшной мебелью быт («Во имя любви» и «Неприкасаемая», 1960, «Анупама», 1966), как у Селезневой в «Операции "Ы”». В Советском Союзе жителей коммуналок и казарм начнут расселять в отдельные квартиры, и на протяжении еще десятилетия после «Бродяги» они будут продолжать узнавать в индийской жизни свою. К тому моменту, как в 1964 году Капур в «Сангаме» переселил своего героя в шикарные интерьеры и отправил в свадебное путешествие в Европу (а за ним в загранпоездки ломанулось все индийское кино), зрители в СССР уже настолько привыкли к этому зрелищу, что оно стало обязательной частью кинорепертуара. Уже выросли дети у первых зрителей «Бродяги», те отвели их на «Сангам» и «Любовь в Кашмире», и Болливуд вошел в кинорацион с той же незаменимостью, с какой индийские рестораны в те же годы вошли в гастрономическую жизнь Лондона.
1970-е: масала до Тарантино
«Зита и Гита» (1972)
Традиционная индийская киногероиня прятала дрожащие губы за краем сари и украдкой роняла с ресниц слезу, оставаясь красивой игрушкой для мужчины и боксерской грушей для свекрови. «Бродяга» предложил новый тип героини — активную, образованную городскую девушку. Последовавшие за «Бродягой» «правдоподобные» фильмы из сельской жизни начали формировать и ко второй половине 1960-х окончательно установили в пантеоне бомбейских киномасок образ деревенской девчонки-зажигалки.
Однако в 1972 году индийская публика увидела на экране такую барышню, на которую было совершенно непонятно, как реагировать. Из цыганских юбок она переодевалась в клеши, морочила головы богатым мужикам, рубилась в карты с уличными пацанами на деньги, раскачивалась на люстре, изобретательно оскорбляя при этом старую толстуху, обидчиков била каблуками, а под конец и вовсе хватала в одну руку меч, в другую — шпагу и бросалась в кучу-малу злодеев, устроив рубилово, какое и Тарантино не снилось. Еще она пила напропалую и пела: «Да, я пьяна! Да, я пьяна: так много выпила бокалов, что даже счет им потеряла... Признаюсь вам, моя вина. Я не прошу меня простить, со мною вправе вы не знаться, и остается мне уйти, а вам — остаться!» Благодарные зрители ржали как кони, тряслись как листья, ликовали как дети — и покидали зал с полным ощущением счастья.