Личное дело
Ксения Собчак вместе с режиссером Верой Кричевской сняла документальный фильм о своем отце — политике ярком и стильном.
«Все свое детство я мечтала не быть дочкой Собчака», — говорит Ксения Собчак. Недавно она вернулась из длинного отпуска после президентских выборов. И сейчас у нее появилась новая цель: она хочет, чтобы как можно больше людей вспомнили — не о ней, персоне со стопроцентной узнаваемостью, а о ее отце — профессоре, юристе, первом мэре Санкт-Петербурга.
в 1989 году,
когда он стал
депутатом.
«Я меняла фамилию, ходила в школу как Ксения Парусова, — вспоминает она. — Я всю жизнь пыталась отстоять свою самость перед лицом такого большого человека, как мой папа. И я это получила. Теперь моя цель — вернуть его в память людей, потому что я опять хочу, чтобы меня знали как дочку Собчака». Идея снять документальный фильм — не юбилейный панегирик, а честную, справедливую историю — появилась давно, задолго до предвыборной гонки, которая сейчас, после просмотра фильма про события 1990‑х, кажется удивительным, зеркальным повторением семейного прошлого.
Ксения долго думала про режиссера, пока не увидела байопик про Бориса Немцова, снятый журналистом и режиссером-документалистом Верой Кричевской. «Ксения позвонила, сказала, что сидела в зале рядом с детьми Бориса Ефимовича [Немцова], — рассказывает Вера. — Она видела, как они смотрели кино и плакали, и в этот момент решила, что обязана рассказать историю своего отца для своего сына. Платону в тот момент был, наверное, месяц».
«Дело Собчака», которое ЦДК выпустит в прокат 12 июня, начинается со спокойного, отстраненного повествования — но быстро превращается сначала в политический детектив, а потом и в драму. «Мне было сложно вспоминать про все, что было связано с папой. Много лет это была для меня табуированная тема», — продолжает Ксения. Сложно было не только ей. «Для меня всегда было очевидным, что история Собчака — это не только политика и история страны, это еще и большая семейная драма», — подтверждает Вера. Напряжение растет на глазах у зрителя: мы видим разговор Ксении и ее мамы, Людмилы Борисовны Нарусовой, в квартире на Мойке. В просторном кабинете — обстановка благополучно-интеллигентная: диван с твердой спинкой, часы с боем, паркет, фарфор. Ксения сидит в кресле, как маленькая девочка — поджав босые ноги. Потом она сидит на полу. Фарфоровая чашка в кобальтовую сетку тоже на полу. Голоса женщин спокойны, но понятно, что происходит что-то особенное.
«Это был первый съемочный день, — вспоминает Вера. — День, когда Анатолию Собчаку исполнилось бы 80 лет. Большой юбилей. Я еще не знала, каким будет наш фильм, о чем? Но понимала, что терять 10 августа нельзя. Ксения и Людмила Борисовна в этот день точно будут в сложном психологическом состоянии — редком, особом. Они проведут время на кладбище, потом официальные церемонии, потом друзья и родственники. Мы должны были зафиксировать это состояние. Они совершенно уставшие и измотанные вернулись домой, и с этого момента мы не останавливали съемку, рядом с ними никого не было, мы управляли камерами дистанционно, иногда я садилась на пороге кабинета на пол или подливала им чай. Они просидели в кабинете отца четыре часа. Из них я сложила 35 минут, в фильм вошло минуты 4‑5. Но вот эти 35 минут — это фантастический материал. Там такое развитие, такой накал, такая не свойственная людям, живущим под камерами,