Ирина
Я сижу за обеденным столом с моим сыном и его другом. Меня трясет. Я ненавижу дом напротив. Ненавижу, ненавижу. Он источник моего постоянного, неадекватного внимания. Я не могу думать ни о чем другом:
– А как вы считаете, если его поджечь, наша дача тоже сгорит?
Пауза. Они внимательно смотрят на меня. Друг говорит:
– Может. Близко стоит.
Я продолжаю серьезно размышлять над этой идеей:
– Ну да, близко. Деревья загорятся, проводка там еще.
Перекинется точно.
– Посадят тебя, мам, – говорит сын.
– Плевать!
Сын пытается как-то перевести разговор, но попытка не удается.
– Тогда вызываю милицию, – решительно заявляю я.
– Не надо, мам, стыдно.
– А мне не стыдно! Это моя жизнь. Ненавижу.
И я звоню. Они приезжают, шум, гам, кого-то задерживают, кто-то убегает. Я пишу заявление.
Мне стыдно до сих пор.
Но я же их сто раз просила. Потом ругалась. Предлагала варианты – даже купить этот дом вместе с небольшим участком их земли. Договориться было невозможно. Никак и никогда.
Ее звали Ирина Николаевна. У нее был таинственный дом с готическими окнами, а у нас – простецкая дача. Я стала соседкой Ирины, когда ей было уже семьдесят. Тетя Маня, вырастившая мою маму, отписала нам дачу после рождения моего сына. В первое лето его жизни мы переехали туда.
Сначала отношения с Ириной Николаевной были прекрасные, и она с удовольствием приходила на наши домашние праздники. Высокая, статная, с грудью, шествовавшей на три шага впереди. Вслед за грудью шла она сама с гордой балетной спиной, пирогом с капустой и флоксами из сада. Вот уж кем ее никак нельзя было назвать, так это старухой.
Я не застала ее многочисленных мужей, они умирали в порядке очереди, не знаю, почему им всем не везло. Но все любили Ирину беззаветно и оставляли ей какие-то немыслимо прекрасные изделия из драгметаллов.
Ирина Николаевна была женщиной красивой. С громким повелевающим голосом, в котором проскальзывали иногда истерические нотки.
Я любила приходить к ней, разглядывать бриллиантовые гроздья в ушах, колье-змею Викторианской эпохи из бирюзы, браслет Фаберже. Во всех ее жестах было неуловимое изящество – и как она курила, и как разливала чай. Она умела хорошо слушать, дельно советовать, интересно рассказывать. И дом ее был полон тайн прошлого.
Тетя Маня ненавидела Ирину всегда, с самого рождения, мне кажется, хоть и была старше ее на десять лет. Ненависть была неистребимая, взаимная, классовая. Фамилию Ирина носила древнюю, была почетным членом дворянского собрания и племянницей великого композитора. Тете Мане, с ее спившимся отцом первой гильдии в анамнезе, это было невыносимо.
– Врет! Все врет, у нее даже высшего образования никогда не было, – кричала тетя Маня. – Ни одному ее слову верить нельзя!
Но у них была общая страсть – карты.
Каждый вечер наша Маня красила губы, причесывалась, брала свой кошелек с мелочью и шла на бой. Если проигрывала, возвращалась красная от гнева:
– Жулик она! Настоящий! Я видела, как она в карты к Кате заглянула! Еще слепой притворяется. Не верь ей, слова правды нет!
Когда выигрывала, тоже приходила румяной. Адреналин зашкаливал:
– Обставила жулика! Она хотела уже карты бросить – давление, видите ли, у нее поднялось, но мы с Катей сказали, больше не придем. Испугалась.
Больше всего тетя Маня не любила, когда к Ирине приезжали гости, потому что тогда она лишалась главного интереса последних лет ее жизни – игры с ненавистной обманщицей.
А гости приезжали к Ирине часто. У нее было много подруг, которые часто и подолгу жили на даче со своими собаками и котами. У Ирины тоже всегда водились французские бульдоги. Подруги были все непростые: народные, всеми любимые артистки, жены академиков и больших ученых.
О том, что происходило в театральной жизни, она знала лучше нас с мужем – кругом были ее знакомые главные режиссеры с их женами.
Годы катились, характер Ирины не становился легче. На наших глазах она ссорилась то с одной подругой, то с другой. Расставались на старости лет. Потом подруги умирали, Ирина горько плакала, ездила на их похороны. Внезапно умерла и Людочка, за что Ирина Николаевна была ей в глубине души безмерно благодарна, поскольку это единственная подруга, с которой она не успела разойтись при жизни.
Люда была намного моложе, у нее осталась дочь Света.
Света мне понравилась сразу. Приветливая, голубоглазая, веселая. Когда Ирина пришла к решению завещать ей дачу, я была очень рада за нее.
Ирине все трудней было справляться с бытом, видела она все хуже и хуже, тетя Маня была неправа, когда называла ее симулянткой, она действительно теряла зрение. И вот тогда постановили: Света построит себе временный дом в углу участка и будет помогать Ирине по хозяйству. Все-таки не одна.