Цветная эволюция
Этим летом в театре «Балет Москва» премьера — спектакль «Транскрипция цвета», который поставил испанский хореограф Хуанхо Аркес. Его вдохновила картина художника-авангардиста Ласло Мохой-Надя: цвета и оттенки картины переданы через танец и ткань.
Я очень удивилась, когда услышала, что вы решили сделать балет, вдохновившись конструктивистской картиной. Вы просто увидели картину и подумали: «Ух ты, это будет круто?»
Мы придумали эту идею вместе с драматургом Фабьен Вегт. Я сказал: «Хочу сделать балет, который бы длился полный вечер, но хочу играть с цветом, а не с историей». Возникла идея картины. Мы выбрали «Танец» Матисса с очень богатым цветом. Потом подумали, что Матисс, конечно, интересен, но надо подумать еще. Я упомянул конструктивизм, русский авангард, и мы начали искать картины из этого периода, например, Кандинского. Но все это было слишком взрывное, а нам было легче работать с картиной, где были более линейно организованные цвета. Так мы и остановились на работе Мохой-Надя. Нужно было найти музыку. Мы послушали много разных симфоний и остановились на Джоне Адамсе. Мне захотелось создать балет, в котором цвет будет взаимодействовать с музыкой. Мне не очень интересно просто иллюстрировать какую‑то историю, которая уже кем‑то рассказана, мне хотелось создать историю из ничего.
Вы не хотели, чтобы в балете был конкретный сюжет?
Да, мне стало интересно создать повествовательный балет из чего‑то абстрактного. Я решил последовать за цветом на картине. На первый взгляд, она выглядит очень простой, но на самом деле там очень много смысловых слоев. Вообще, то что происходит до начала процесса репетиций, как правило, бывает намного сложнее самих репетиций. Я решил внимательно рассматривать картину слева направо, анализируя последовательность цветов: как они появляются на картине и какие между ними отношения. Например, первым слева будет черный — и в начале балета все черное; нет ничего, нет света. Потом появляется серый, потом белый, и мы используем эти цвета на сцене с помощью танцоров, света и декораций. Затем мы изучили символическое значение цветов, какой смысл эти цвета имеют в разных культурах, и попытались найти наиболее мощные смысловые акценты, которые в сочетании с музыкой генерировали бы эмоции. Сама картина, на первый взгляд, не очень выразительная, но когда вы перестаете на нее смотреть, ваш мозг начинает сам вдруг создавать новую, собственную интерпретацию картины, цвета и того, как этот цвет на вас лично влияет. У зрителя возникает личная интерпретация. А это именно то, чего мы хотим добиться. Собственно, поэтому мы и назвали спектакль «Транскрипция цвета».
Мне кажется, что современный балет вообще не очень любит «рассказывать истории», с чем это связано?
Да, концепции сюжетного повествования и абстракции очень далеки друг от друга. Но вариант, когда зрители просто сидят и смотрят, не подключаясь, мне уже неинтересен. В некотором смысле я хочу создать новую форму, чтобы история рождалась из «я не понимаю, о чем он говорит». Это новый способ анализировать и создавать балет, в котором сами зрители ответственны за то, чтобы создавать собственную историю. Наши действия на сцене не будут очевидно показывать, что происходит, как это было бы в сюжетном балете: дело не в сюжете, а в эмоциональном подключении. Мне кажется, в этом смысле наш спектакль будет доступен всем. Я люблю, когда внимание зрителя держится от начала до конца. Мне не нравится, когда зрителям становится скучно и происходит дисконнект, поэтому все должно постоянно двигаться. Конечно, можно привлечь внимание зрителя какими‑то необычно декорированными костюмами или декорациями, но это минут на десять, потом он отвернется и ему все равно станет скучно. Поэтому держать внимание нужно другим. Своим артистам я все время говорю, что они не должны использовать свой «балетный» мозг, а пользоваться своим функциональным мозгом. Если я говорю: «Повернись и посмотри туда», то просто повернись и посмотри туда, не надо поворачиваться, вставать в позицию и потом смотреть, отчего создается чувство отстранения зрителей от сцены. Я хочу, чтобы артисты были сами собой. В России это как раз хорошо работает. Я стараюсь разбудить в них то, что они раньше не испытывали, что еще не развили, — быть более расслабленными на сцене и не играть роль, а скорее быть самими собой.