Игорь Золотовицкий о документальном театре, гарвардских студентах и новых прочтениях классики.

Русский репортер

Культура / Театр

Высокий средний уровень

Игорь Золотовицкий о документальном театре, гарвардских студентах и новых прочтениях классики

24 марта в МХТ им. А. П. Чехова прошла премьера спектакля «Весы» по пьесе Евгения Гришковца. В нежной истории о четырех мужчинах, которые проводят ночь в коридоре роддома, одну из главных ролей сыграл ректор школы-студии МХАТ Игорь Золотовицкий. «Русский Репортер» спросил у актера, о чем молчит его персонаж, как воспитывается «средний» артист и почему в театральные вузы больше не отбирают по амплуа

Текст: Анна Рыжкова

— Всю первую часть пьесы «Весы» ваш герой сидит на заднем плане и ничего не говорит. Что у вас с ним общего?

— Во-первых, возраст. Герою по пьесе «хорошо за 50». Во-вторых, мне близко его отношение к детям. У Гришковца герой, правда, говорит не всегда моим слогом. Театр — это искусство интонаций в большей степени, поэтому надо в эту интонационную систему координат долго вникать. Придумать, как такие слова, как у Жени в пьесе, должны прозвучать, потому что он очень честный человек. Не все сразу выговаривается. Как сказать «доченька моя маленькая», чтобы было трогательно? Не знаю…

— Вы бы сказали по-другому?

— Просто это не в моем лексиконе. На сцене будет видно, убедительно получится или нет. Для меня интересная задача — присвоить себе боль человека за родное существо. Говорить на сцене легче, чем молчать. А мой персонаж молчит. И мне интересно это молчание.

— А вам часто в ролях приходится присваивать боль?

— У каждого персонажа должна быть некая болевая точка, которую он пытается преодолеть — или помогает кому-то ее преодолеть.

— Вы уже несколько раз играли в постановках по пьесам Гришковца. Чем вам близок его подход?

— Это мой человек в понимании драматургии, жизни и сегодняшних людей. Мы иронизируем, что он мой Чехов. Не знаю, считает ли Женя меня своим Станиславским. Он формулирует так, как я думаю. Мне очень близки его мысли и его способность просто говорить об очень важных вещах, о понятиях, которые затирают.

— Вам этого сейчас не хватает в театре?

— Очень! Никого не хочу осуждать, но мне в театре не хватает человеческих посылов. Режиссерских хватает, а актерских — мало все-таки. С возрастом в профессии хочется пробовать что-то, чего ты не пробовал. Это очень трудно и очень больно. У опытных актеров уже есть свои штампы. И какие-то новые штампики набрать было бы здорово, но нелегко заставить себя искать то, чего еще не умеешь. Не хочется выглядеть бездарным, не хочется выглядеть неумехой, негармоничным… Однако это интересно испытать, и Гришковец меня мотивирует.

— Вы продолжаете периодически преподавать в Америке. Почему там ценят русский театр?

— Традиции драматического театра в Америке условны. Есть очень хорошие постановки, но института драматического театра нет. На Западе благоговейно относятся к нам и прекрасно знают, что такое МХАТ. Даже сейчас у нас в вузе находятся гарвардские студенты. Американцы за образование платят деньги, и значит, идут только к тем, кому доверяют. Это очень приятно. Наши студенты довольно ленивы, избалованы государственным образованием. Думают, поступили — значит, ты им уже обязан.

— Сложно представить, как ленятся те, кто поступает к вам по три раза.

— Нет, актеры — ленивые. Я и сам ленив. Конечно, у нас профессиональный отбор по качеству студентов лучше, но в США ответственность и готовность к работе больше. Когда зарубежные начинающие актеры приезжают в московские театры, их удивляет все начиная с гардероба. В Америке прийти в театр — как прийти в кино. Если тебе жарко, пальтишко держишь на руках. Удивляет постоянный репертуар: для них странно, что актер может играть спектакль несколько лет. Они спрашивают: «Как? Неужели зритель ходит?» Удивляет систематизированное театральное образование в целом. Такого нет нигде в мире.

— Насколько разобщены театральные школы в России? Сейчас важно, окончил ты МХАТ, «Щуку» или «Щепку», чтобы потом устроиться в хороший театр?

— Уже не важно. Да и никогда важно не было. Здесь, конечно, пространства, намоленные великими людьми. Но время же меняется. Раньше, даже в пору моей молодости, это были отдельные направления — школа переживания, школа представления или просто школа малого театра. А сейчас — этакий «унисекс» в подходе к воспитанию актера. Сейчас даже по амплуа не набирают — скажем, берем героя-любовника, характерного, берем трагика, берем инженю-кокет… Все смешалось — и хорошо. Многие студенты, которые не смогли закончить МХАТ у меня на курсе по разным причинам, очень успешно продолжают обучение в других престижных театральных вузах.

— Говорят, что «щукинцев» не пускают на спектакли Богомолова.

— Это личное дело педагога, но если мне что-то не нравится, я, наоборот, хочу услышать мнение студентов. Если им понравилось, в отличие от меня, то пусть на профессиональном уровне объяснят, почему! Сам я, конечно, не всеяден. Но все равно: как в Голливуде с кинематографом, так в России с театром. Если не шедевры, то какие-то культовые спектакли появляются здесь часто. В чем заслуга Станиславского? В том, что он ввел некую форму воспитания среднего артиста у нас. Не серого, а среднего. У нас средний уровень очень высокий.

— А чего не хватает российскому кино, по-вашему?

— Нам не хватает времени, чтобы это стало серьезной индустрией. Мы отстаем в этой сфере лет на 20. Появляется и что-то прекрасное, но в основном — жвачка.

— Почему традиции советского кино не удалось взять за основу?

— Время поменялось, условия поменялись. «Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду», пел Высоцкий. Многие кинематографисты, как и драматурги, попросту растерялись. Когда мы существовали в условиях цензуры, каждый намек, каждое подмигивание расценивали как невероятный прорыв… А сейчас подмигивай — не подмигивай, а за пазухой нужно что-то иметь, чтобы высказаться.

— В документальном театре теперь часто играют люди без актерского образования. Как относитесь к этому?

— Документальный театр как некий этап воспитания студентов — это интересно. Но заниматься им всю жизнь, как многие мои друзья, не хочу. Я не считаю, что предмет театра — освещать то или иное явление в обществе через документы. Мы играли в спектакле Гришковца «Осада», которому уже больше 13 лет. Там греческие мифы пересказаны очень простым языком. Это считывалось как наше отношение к понятиям мира и войны. А сейчас на постановку смотрят в контексте событий на Украине, и это приобретает новый смысл. В документальном театре вполне можно не быть актером. А для меня театр — метафора, не просто биографическая деталь того или иного государства или какого-то явления.

— В Театре «Практика» сейчас идет «Это тоже я. Вербатим» выпускников Брусникина. Вы смотрите много студенческих постановок — как меняются вкусы молодых актеров?

— Театр — живое существо, и его интонации стареют, как и человек. У меня, например, уже есть некоторые затруднения в том, как сейчас со студентами заниматься. Время поменялось, а я умею делать то, что делал 10 лет назад. И чуть-чуть не умею того, чего требует время сейчас. Это мой личный педагогический застой.

— Как это проявляется?

— То, что я умею делать, может быть неинтересно уже. А другому я еще не научился.

— А чему вас учат студенты?

— Сегодня вы другими глазами читаете Чехова и Гамлета. Хотя мне кажется, что я еще молодой, у вас «Чайка» — уже про другое. Тем более интересно ее ставить с американцами. У нас сформировались клише, некоторый пиетет перед Чеховым. А гарвардские студенты очень свободно относятся к такой драматургии, хотя и очень любят ее. Придумывают какие-то удивительные человеческие ходы…

— Например?

— Например, «Чайка» начинается с того, что Медведенко спрашивает Машу: «Отчего вы всегда ходите в черном?» Она отвечает: «Это траур по моей жизни». Почему Чехов начинает с этой фразы, можно домысливать, используя этюды или какие-то несловесные решения. Почему не говорит сразу: «Я люблю вас, будьте моей женой»? Или герой не находит слов, ищет общую тему, или ему не нравится что-то в героине?.. Один американец очень смешно предположил. Говорит: там же озеро рядом, там чайки летают, чайка испачкала героине плечо, на темной одежде видно пятно. «А что вы ходите в черном? Ходили бы в белом — не было бы заметно». Разве это не прекрасно?

Фотография: Екатерина Цветкова/пресс-служба МХТ; Коробейников Дмитрий/PhotoXPress

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Катастрофа Superjet: испытатель за год предупреждал об аварии Катастрофа Superjet: испытатель за год предупреждал об аварии

«РР» нашел эксклюзивные документы

Русский репортер
Нежелезный человек Нежелезный человек

Что рисуют люди, которые хотят, чтобы их поняли.

Русский репортер
А был ли княжич? А был ли княжич?

Соломония Сабурова, супруга князя Василия III, героиня таинственной истории

Дилетант
Шайтан на елке Шайтан на елке

Как в Белозерье боролись с хиджабами, но проиграли детей.

Русский репортер
По чу­жим следам По чу­жим следам

Дом в Вирджинии работы архитектора Уильяма Лоренса Боттомли, который отреставрировал архитектор Мэдисон Спенсер.

AD
Том второй Том второй

Повстречавшись в Лос-Анджелесе с Томом Фордом, корреспондент The Rake расспросила его о новом фильме, моде, порно-шике и о том, в чем Форд расхаживает по дому, когда никто не видит.

The Rake
100 советов сыну 100 советов сыну

Сотня советов, чтобы твой сын не наступал на твои грабли, а искал собственные

Maxim
Расчеты верны Расчеты верны

День с Павлом Деревянко.

GQ
Где любовь Где любовь

Пройти через развод и остаться человеком.

Русский репортер
Алексей Вишня. Как молоды мы были Алексей Вишня. Как молоды мы были

Неизвестные факты из жизни легендарных рок-музыкантов

Караван историй
Сплошное беспокойство Сплошное беспокойство

Как победить тревожность.

Добрые советы
Марион Котийяр: “У меня есть хорошее свойство – одержимость” Марион Котийяр: “У меня есть хорошее свойство – одержимость”

Марион Котийяр полна противоречий, но она разрешает их легко и естественно

Psychologies
Слишком воспитанный ребенок Слишком воспитанный ребенок

Екатерина Бурмистрова о том, как не перегнуть палку в воспитании детей.

Домашний Очаг
Одни эмоции Одни эмоции

Почему мужчинам нравятся женщины, которые плачут и бьют посуду во время ссор?

Cosmopolitan
15 мыслей Евгения Миронова 15 мыслей Евгения Миронова

Отметив полувековой юбилей, Худрук Государственного театра наций не теряет связи с корнями и дышит полной грудью.

GQ
Land Rover Discovery Land Rover Discovery

Да, Disco 4 – не эталон надежности. Однако нам кажется, что многие свои грехи эта модель все же оставила в прошлом.

АвтоМир
Сегодня бу­дут танцы Сегодня бу­дут танцы

Восходящая звезда европейской хореографии Андрей Кайдановский - о номинации на «Золотую маску», знаменитом отце и тенденциях в танце.

Vogue
Хочу и буду Хочу и буду

До сих пор была уверена, что лидерами рождаются?

Cosmopolitan
Хочешь, я буду твоей мамой? Хочешь, я буду твоей мамой?

Олеся Лихунова вела этот дневник 4 года – с того момента, как в семье появился первый приемный сын. Сегодня приемных детей пять, кровных – два, а история продолжается.

Домашний Очаг
Получить опыт групповой терапии Получить опыт групповой терапии

Другие люди служат для нас источником опасности и утешения

Psychologies
Актив­ные гражданки Актив­ные гражданки

Резкий всплеск феминизма в кругу актрис и топ-моделей.

Tatler
Не за­бы­ва­ем ощущения Не за­бы­ва­ем ощущения

Как найти место сексу в повседневных заботах

Glamour
Крис Эванс. Отважный капитан Крис Эванс. Отважный капитан

Крис Эванс — один из самых прибыльных актеров Голливуда

Караван историй
Сколько континентов на Земле? Сколько континентов на Земле?

Что думают российские ученые о материке Зеландия.

Русский репортер
Солнце в банке Солнце в банке

Кукуруза — чуть ли не единственная культура, которая при консервировании сохраняет все полезные свойства. Согласитесь, ценное качество! Но как выбрать ту, которую по праву можно назвать “царицей полей”?

Добрые советы
Renault Koleos Renault Koleos

Сменив поколение, французский кроссовер подрос и превратился из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

АвтоМир
Бегите, глупцы Бегите, глупцы

Геннадия Иозефавичуса бесят адепты ЗОЖ.

GQ
Плановая агрономика Плановая агрономика

Как Белгородская область из незаметных аграрных регионов прорвалась в тройку крупнейших производителей продовольствия в России

Forbes
Ярлык на ве­ли­кое княжение Ярлык на ве­ли­кое княжение

Звезда Парижской оперы Ильдар Абдразаков - о мировой славе и любви всей своей жизни.

Vogue
Василий Крачковский. Моя... Василий Крачковский. Моя...

Василий Крачковский — о своей знаменитой матери

Караван историй
Открыть в приложении