Игорь Золотовицкий о документальном театре, гарвардских студентах и новых прочтениях классики.

Русский репортер

Культура / Театр

Высокий средний уровень

Игорь Золотовицкий о документальном театре, гарвардских студентах и новых прочтениях классики

24 марта в МХТ им. А. П. Чехова прошла премьера спектакля «Весы» по пьесе Евгения Гришковца. В нежной истории о четырех мужчинах, которые проводят ночь в коридоре роддома, одну из главных ролей сыграл ректор школы-студии МХАТ Игорь Золотовицкий. «Русский Репортер» спросил у актера, о чем молчит его персонаж, как воспитывается «средний» артист и почему в театральные вузы больше не отбирают по амплуа

Текст: Анна Рыжкова

— Всю первую часть пьесы «Весы» ваш герой сидит на заднем плане и ничего не говорит. Что у вас с ним общего?

— Во-первых, возраст. Герою по пьесе «хорошо за 50». Во-вторых, мне близко его отношение к детям. У Гришковца герой, правда, говорит не всегда моим слогом. Театр — это искусство интонаций в большей степени, поэтому надо в эту интонационную систему координат долго вникать. Придумать, как такие слова, как у Жени в пьесе, должны прозвучать, потому что он очень честный человек. Не все сразу выговаривается. Как сказать «доченька моя маленькая», чтобы было трогательно? Не знаю…

— Вы бы сказали по-другому?

— Просто это не в моем лексиконе. На сцене будет видно, убедительно получится или нет. Для меня интересная задача — присвоить себе боль человека за родное существо. Говорить на сцене легче, чем молчать. А мой персонаж молчит. И мне интересно это молчание.

— А вам часто в ролях приходится присваивать боль?

— У каждого персонажа должна быть некая болевая точка, которую он пытается преодолеть — или помогает кому-то ее преодолеть.

— Вы уже несколько раз играли в постановках по пьесам Гришковца. Чем вам близок его подход?

— Это мой человек в понимании драматургии, жизни и сегодняшних людей. Мы иронизируем, что он мой Чехов. Не знаю, считает ли Женя меня своим Станиславским. Он формулирует так, как я думаю. Мне очень близки его мысли и его способность просто говорить об очень важных вещах, о понятиях, которые затирают.

— Вам этого сейчас не хватает в театре?

— Очень! Никого не хочу осуждать, но мне в театре не хватает человеческих посылов. Режиссерских хватает, а актерских — мало все-таки. С возрастом в профессии хочется пробовать что-то, чего ты не пробовал. Это очень трудно и очень больно. У опытных актеров уже есть свои штампы. И какие-то новые штампики набрать было бы здорово, но нелегко заставить себя искать то, чего еще не умеешь. Не хочется выглядеть бездарным, не хочется выглядеть неумехой, негармоничным… Однако это интересно испытать, и Гришковец меня мотивирует.

— Вы продолжаете периодически преподавать в Америке. Почему там ценят русский театр?

— Традиции драматического театра в Америке условны. Есть очень хорошие постановки, но института драматического театра нет. На Западе благоговейно относятся к нам и прекрасно знают, что такое МХАТ. Даже сейчас у нас в вузе находятся гарвардские студенты. Американцы за образование платят деньги, и значит, идут только к тем, кому доверяют. Это очень приятно. Наши студенты довольно ленивы, избалованы государственным образованием. Думают, поступили — значит, ты им уже обязан.

— Сложно представить, как ленятся те, кто поступает к вам по три раза.

— Нет, актеры — ленивые. Я и сам ленив. Конечно, у нас профессиональный отбор по качеству студентов лучше, но в США ответственность и готовность к работе больше. Когда зарубежные начинающие актеры приезжают в московские театры, их удивляет все начиная с гардероба. В Америке прийти в театр — как прийти в кино. Если тебе жарко, пальтишко держишь на руках. Удивляет постоянный репертуар: для них странно, что актер может играть спектакль несколько лет. Они спрашивают: «Как? Неужели зритель ходит?» Удивляет систематизированное театральное образование в целом. Такого нет нигде в мире.

— Насколько разобщены театральные школы в России? Сейчас важно, окончил ты МХАТ, «Щуку» или «Щепку», чтобы потом устроиться в хороший театр?

— Уже не важно. Да и никогда важно не было. Здесь, конечно, пространства, намоленные великими людьми. Но время же меняется. Раньше, даже в пору моей молодости, это были отдельные направления — школа переживания, школа представления или просто школа малого театра. А сейчас — этакий «унисекс» в подходе к воспитанию актера. Сейчас даже по амплуа не набирают — скажем, берем героя-любовника, характерного, берем трагика, берем инженю-кокет… Все смешалось — и хорошо. Многие студенты, которые не смогли закончить МХАТ у меня на курсе по разным причинам, очень успешно продолжают обучение в других престижных театральных вузах.

— Говорят, что «щукинцев» не пускают на спектакли Богомолова.

— Это личное дело педагога, но если мне что-то не нравится, я, наоборот, хочу услышать мнение студентов. Если им понравилось, в отличие от меня, то пусть на профессиональном уровне объяснят, почему! Сам я, конечно, не всеяден. Но все равно: как в Голливуде с кинематографом, так в России с театром. Если не шедевры, то какие-то культовые спектакли появляются здесь часто. В чем заслуга Станиславского? В том, что он ввел некую форму воспитания среднего артиста у нас. Не серого, а среднего. У нас средний уровень очень высокий.

— А чего не хватает российскому кино, по-вашему?

— Нам не хватает времени, чтобы это стало серьезной индустрией. Мы отстаем в этой сфере лет на 20. Появляется и что-то прекрасное, но в основном — жвачка.

— Почему традиции советского кино не удалось взять за основу?

— Время поменялось, условия поменялись. «Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду», пел Высоцкий. Многие кинематографисты, как и драматурги, попросту растерялись. Когда мы существовали в условиях цензуры, каждый намек, каждое подмигивание расценивали как невероятный прорыв… А сейчас подмигивай — не подмигивай, а за пазухой нужно что-то иметь, чтобы высказаться.

— В документальном театре теперь часто играют люди без актерского образования. Как относитесь к этому?

— Документальный театр как некий этап воспитания студентов — это интересно. Но заниматься им всю жизнь, как многие мои друзья, не хочу. Я не считаю, что предмет театра — освещать то или иное явление в обществе через документы. Мы играли в спектакле Гришковца «Осада», которому уже больше 13 лет. Там греческие мифы пересказаны очень простым языком. Это считывалось как наше отношение к понятиям мира и войны. А сейчас на постановку смотрят в контексте событий на Украине, и это приобретает новый смысл. В документальном театре вполне можно не быть актером. А для меня театр — метафора, не просто биографическая деталь того или иного государства или какого-то явления.

— В Театре «Практика» сейчас идет «Это тоже я. Вербатим» выпускников Брусникина. Вы смотрите много студенческих постановок — как меняются вкусы молодых актеров?

— Театр — живое существо, и его интонации стареют, как и человек. У меня, например, уже есть некоторые затруднения в том, как сейчас со студентами заниматься. Время поменялось, а я умею делать то, что делал 10 лет назад. И чуть-чуть не умею того, чего требует время сейчас. Это мой личный педагогический застой.

— Как это проявляется?

— То, что я умею делать, может быть неинтересно уже. А другому я еще не научился.

— А чему вас учат студенты?

— Сегодня вы другими глазами читаете Чехова и Гамлета. Хотя мне кажется, что я еще молодой, у вас «Чайка» — уже про другое. Тем более интересно ее ставить с американцами. У нас сформировались клише, некоторый пиетет перед Чеховым. А гарвардские студенты очень свободно относятся к такой драматургии, хотя и очень любят ее. Придумывают какие-то удивительные человеческие ходы…

— Например?

— Например, «Чайка» начинается с того, что Медведенко спрашивает Машу: «Отчего вы всегда ходите в черном?» Она отвечает: «Это траур по моей жизни». Почему Чехов начинает с этой фразы, можно домысливать, используя этюды или какие-то несловесные решения. Почему не говорит сразу: «Я люблю вас, будьте моей женой»? Или герой не находит слов, ищет общую тему, или ему не нравится что-то в героине?.. Один американец очень смешно предположил. Говорит: там же озеро рядом, там чайки летают, чайка испачкала героине плечо, на темной одежде видно пятно. «А что вы ходите в черном? Ходили бы в белом — не было бы заметно». Разве это не прекрасно?

Фотография: Екатерина Цветкова/пресс-служба МХТ; Коробейников Дмитрий/PhotoXPress

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Театр Театр

Театральный обозреватель Елена Смородинова о спектаклях, которые стоит посетить

Русский репортер
Дмитрий Гришин Дмитрий Гришин

Сооснователь Mail.ru Group Дмитрий Гришин о стартапах.

GQ
Маме не говори Маме не говори

О чем не стоит рассказывать даже маме? Вернее – особенно ей?

VOICE
Посмотри в глаза, я хочу сказать Посмотри в глаза, я хочу сказать

В этом месяце в фокусе у нас – человеческий глаз

Правила жизни
Porsche 911 R Porsche 911 R

Автомобиль для истинных ценителей неразбавленного драйва.

Quattroruote
“Если хочешь развития, совершай ошибки” “Если хочешь развития, совершай ошибки”

Что Егор Крид понял о женщинах, отцовских чувствах и популярной музыке

Cosmopolitan
Слов мот и транжир Слов мот и транжир

Мот — о подготовке к концертам и сложностях гастрольной жизни

Glamour
Получить опыт групповой терапии Получить опыт групповой терапии

Другие люди служат для нас источником опасности и утешения

Psychologies
Том второй Том второй

Повстречавшись в Лос-Анджелесе с Томом Фордом, корреспондент The Rake расспросила его о новом фильме, моде, порно-шике и о том, в чем Форд расхаживает по дому, когда никто не видит.

The Rake
Что делать с «сильной женщиной»? Что делать с «сильной женщиной»?

Психолог Илья Латыпов рассказывает о том, что делает женщину сильной и что делать мужчине рядом с сильной женщиной?

Домашний Очаг
Летающий мотоцикл Летающий мотоцикл

Можно ли прямо сейчас сесть на мотоцикл и полететь?

Популярная механика
Бегите, глупцы Бегите, глупцы

Геннадия Иозефавичуса бесят адепты ЗОЖ.

GQ
Белорусский «Санта» Белорусский «Санта»

Белорусский «Санта» Группа Александра Мошенского завоевала российский рынок сельди, а теперь и молока.

РБК
Хочу разлюбить. Научите меня, как… Хочу разлюбить. Научите меня, как…

Три метода исцеления для разбитых сердец

Psychologies
Range Rover Velar Range Rover Velar

Четвертую модель в линейке Range Rover ее создатели называют самым дорожным автомобилем за всю историю Land Rover.

Quattroruote
«Твин Пикс» 25 лет спустя «Твин Пикс» 25 лет спустя

Лора Палмер, агент Купер, Шелли Джонсон и другие герои «Твин Пикс» 25 лет спустя

Правила жизни
Land Rover Discovery Land Rover Discovery

Да, Disco 4 – не эталон надежности. Однако нам кажется, что многие свои грехи эта модель все же оставила в прошлом.

АвтоМир
Найти свою корпоративную культуру Найти свою корпоративную культуру

Выясняем, на что обратить внимание, выбирая трудовой путь

Psychologies
Илья Глинников: Главный мужской порок – попытки казаться круче Илья Глинников: Главный мужской порок – попытки казаться круче

Илья Глинников о недостатках сильного пола: «Главный мужской порок – попытки казаться круче».

Лиза
Живая природа Живая природа

Не все микробы одинаково вредны

Cosmopolitan
Испор­тил квар­тир­ный вопрос Испор­тил квар­тир­ный вопрос

Глава Airbnb Брайан Чески придумал еще один способ заработать миллиард - сдавать в аренду наши таланты.

Tatler
Mercedes-Benz GLC Coupe Mercedes-Benz GLC Coupe

После радикальной смены внешности и названия среднеразмерный кроссовер из Штутгарта оброс и версией купе.

Quattroruote
Сколько континентов на Земле? Сколько континентов на Земле?

Что думают российские ученые о материке Зеландия.

Русский репортер
Север помнит Север помнит

Зачем ехать на Фареры.

GQ
Как вернуть счастье в брак? Как вернуть счастье в брак?

Как вернуть счастье в брак?

Домашний Очаг
Путешествующий бонсай Азумы Макото Путешествующий бонсай Азумы Макото

Композиции японского флориста побывали на границе космоса

Популярная механика
Тело особой важности Тело особой важности

Чувствуешь ли ты себя сексуальной? Нет?

Cosmopolitan
Счаст­ли­вая карта Счаст­ли­вая карта

Путевые заметки Регины Тодорен­ко

Glamour
Мария Порошина: Мария Порошина:

Большое интервью с Марией Порошиной

Караван историй
“C трех лет я знала, чего хочу, остальное было неважно” “C трех лет я знала, чего хочу, остальное было неважно”

История счастливой любви длиной в жизнь

Psychologies
Открыть в приложении