Это наша история
Мы привыкли к мысли, что каждый – творец своего счастья. И каждый волен выбирать, решать, вершить. Но некоторые живут с пустотой внутри, пытаясь хоть как-то ее заполнить. Эта пустота – наследство от близких и далеких предков, память об их травмах, которые были нанесены самой историей человечества.
Наша страна помнит немало трагических событий. Возьмем один только XX век: три революции, две войны, сталинские репрессии, «лихие 90-е»... Масштабные исторические сдвиги оставляют след не только в жизни тех, кто встретился с ними лицом к лицу. Они отражаются и на их потомках, то есть почти что на всех нас. И часто превращаются из исторической в семейную травму.
Заговор молчания
Не каждое трагическое событие в жизни семьи – психологическая травма. Ее можно предотвратить, если назвать и прожить свои чувства, найти свое место в произошедшем, осмыслить последствия. Но сделать это можно только в безопасной обстановке. А защищенность, доверие и принятие – это как раз то, чего наши родители и предки часто были лишены.
Травма разрывает течение жизни, разрушает саму возможность создать связный рассказ. Ее носители молчат не потому, что не хотят рассказывать, а потому, что не могут. Наш разговорный язык мало приспособлен для того, чтобы передать то, что испытывает человек под пытками, с чем встречается в зоне боевых действий. Булат Окуджава описывает эту несопоставимость повседневного и травматического опыта в автобиографическом рассказе «Девушка моей мечты»1: после десяти лет лагерей мать возвращается к сыну, который стал взрослым. Он хочет устроить ей праздник, ведет в кино на любимый фильм и не понимает, почему мать не радуется. Единственным, с кем она в состоянии говорить, оказывается их молчаливый сосед по коммуналке, бывший заключенный.
Переживший нечто ужасное оберегает себя от мучительных воспоминаний, а близких – от своего рассказа, к которому они, вполне вероятно, не готовы. Но тот, кто отрицает и подавляет боль, бессознательно принимает новые решения, например: не чувствовать, бороться, терпеть, не проявлять эмоции, ожидать худшего, защищаться агрессией, не терять контроль. И эти решения «консервируются» в теле и сознании представителей рода, создавая психотравмирующее семейное наследование. «Во многих семьях часто заключается так называемая «молчаливая сделка», – объясняет клинический психолог, психосоматолог Екатерина Кужель. – Это запрет на то, чтобы хоть как-то высказываться о произошедшем». Молчание организовано, чтобы сохранить безопасность, но оно же создает некий шаблон поведения и эмоций, по которому на протяжении нескольких поколений и живут члены семьи. Такой сценарий, наследуемый от предков, имеет большую силу: мы бессознательно действуем заданным образом, предопределяя развитие событий так, чтобы прийти к запланированной развязке. Транзактный аналитик Фанита Инглиш (Fanita English) сравнивает это с детской игрой «Горячая картошка», где участники бросают друг другу мяч, стараясь не удерживать его в руках слишком долго. «Горячая картошка» – это то неудобное, страшное или постыдное, о чем в семье не принято говорить и даже думать.
1. Б. Окуджава «Искусство кройки и житья» (У-Фактория, 2001).
От памяти к поведению и обратно
Как это бывает? Представим себе ситуацию, вполне типичную для семей военнослужащих: солдат возвращается с войны, где получил несколько ранений и видел, как погибали его товарищи. Для всех он герой, однако его посещают ужасные воспоминания. Он заново переживает события прошлого, его организм реагирует выбросом стрессовых гормонов (адреналина, норадреналина, кортизола), появляются чувства гнева, ярости, агрессии. Ветеран пытается бороться с ними, понимая, что для них нет причин в реальности, и становится холодным, отстраненным. Его маленький сын восхищается отцом, но в то же время чувствует некую исходящую от него эмоциональную тяжесть. Видит, как сурово он общается с людьми, как срывается на мать. Почему отец так себя ведет? Об этом никто не говорит, потому что тема войны стала запретной для всех членов семьи – «чтобы не было больно».