Искусство запрещать
Баснословно дорогие картины, которые Йозеф Геббельс обещал сжечь, но не сжег, тихий немецкий пенсионер, который полвека чах над ними, как дракон Фафнир, и нелепая случайность, благодаря которой общественности удалось обо всем этом узнать. «Правила жизни» вспоминают одну из самых громких сенсаций в новейшей истории арт-рынка.
Крепкие мужчины в форме немецкой полиции входят в старомодную квартиру в центре Мюнхена. Обувь они не снимают и бродят по дому как хозяева. Квартиру можно было бы назвать просторной, но сейчас ее пространство будто сжалось из-за огромных коробок, в которые полицейские безразлично укладывают холсты. «Ну и мазня», – шепчет один из них, снимая картину со стены. В углу комнаты еле слышно вздыхает маленький седой человек и с отчаянием смотрит, как тяжелая рама едва не падает из рук офицера. Он знал, как это бывает, но не думал, что такое когда-нибудь случится с ним. Его отец рассказывал, как такие же мужчины в немецкой форме бесцеремонно забирали картины из музеев и частных коллекций, а он благородно помогал спасать искусство от уничтожения. Сейчас эти спасенные картины изымают. Корнелиусу Гурлитту сообщают, что картины отправляют на экспертизу. Ему говорят, что его отец – преступник, который по приказу Геббельса изымал и распродавал «дегенеративное искусство», а коллекция из квартиры Корнелиуса (более 1 300 предметов), вероятно, добыта нечестным путем.
Корнелиус
Если бы не обстоятельства дела, Корнелиуса Гурлитта можно было бы счесть просто большим оригиналом. Интеллигентного вида старик практически не покидал стен своей мюнхенской квартиры. Многие соседи даже не подозревали о его существовании, но и те, кто был с ним знаком, едва ли обращали на него внимание. Он жил тихо, как мышь, не смотрел телевизор с 1963-го и даже номера в отелях заказывал по почте – отправлял письмо, напечатанное на древней печатной машинке. В остальном – обычный немецкий пенсионер, который ходит за продуктами и иногда ездит куда-то на поезде, прихватив с собой потрепанный чемодан.
Путь до железнодорожного вокзала да и сама необходимость ехать поездом Корнелиуса Гурлитта раздражали. Мюнхен ему никогда не нравился. Во-первых, в этом городе зародился неприятный ему национал-социализм, а во-вторых, тут было слишком много посторонних глаз. Он бы ни за что сюда не переехал, но так когда-то решила его мать – ей хотелось вести богемную жизнь, и ее почти тридцатилетний сын просто покорился. Ко всему, Мюнхен находится слишком далеко от швейцарской границы, и для того чтобы уладить дела в Берне, Корнелиусу каждый раз приходилось трястись в поезде.
В сентябре 2010 года Корнелиус Гурлитт сел в поезд до Мюнхена. Он, как всегда, выглядел опрятно и ничем не отличался от других немецких пенсионеров, возвращавшихся домой из соседней страны. Но почему-то именно он заинтересовал таможенника. Почему-то тот спросил, есть ли у Корнелиуса крупные суммы наличных. Почему-то Корнелиус соврал, что нет. Почему-то таможенник не поверил и, обыскав старика в уборной, обнаружил в его кармане 9 000 евро. Сумма не превышала пределы дозволенного. В принципе, ничего необычного в этом не было – немецкие пенсионеры часто хранят деньги в Швейцарии. Гурлитт к тому же пояснил, что просто забрал депозит из банка – средства, вырученные за проданную 20 лет назад картину. Его отпустили, но спустя год подозрительным стариком заинтересовалась налоговая служба: оказалось, что официального дохода он не имеет, налоги не платит и даже медицинской страховки у него нет. И вот в феврале 2012 года к нему пришли с обыском, но ни полиция, ни налоговая, ни прокурор не могли и представить, что обнаружат в обычной мюнхенской квартире музей картин с мрачным провенансом. Корнелиус Гурлитт хранил дома огромную коллекцию своего отца, о существовании которой никто не подозревал. Только на то, чтобы упаковать картины, у оперативной группы ушло несколько дней.
«Дегенеративное искусство»
Гитлеровская Германия выбрала своим идеалом античность и образы германского рыцарского Средневековья, что, конечно, шло вразрез с общемировой тенденцией на экспериментальное авангардное искусство. В середине 1930-х для недостойных арийца модернистских направлений (кубизма, дадаизма, экспрессионизма и прочих), особенно для созданных евреями и коммунистами, придумали и специальное определение – «дегенеративное искусство». Галереи, где выставляется такое искусство, закрывают, а картины изымают из музеев и коллекций. Наконец в 1937 году проходит знаменитая выставка, где немцы (кроме детей и беременных женщин – им вход был запрещен) могли вдоволь полюбоваться на разлагающее «дегенеративное искусство». Считалось, что большинство этих картин впоследствии были сожжены, но, как сейчас оказалось, значительная их часть все же осела в частных коллекциях. Йозеф Геббельс, глава Министерства народного просвещения и пропаганды, который руководил изъятием авангардных картин, также прекрасно понимал и их ценность – во всяком случае, материальную. И распорядиться изъятым он решил по-немецки прагматично: продать за границу, заработать валюту для ведения войны и заодно отравить недругов «дегенеративным искусством», если уж они сами того желают.