Почему эйджизм не так безобиден, как кажется
Поддаваясь возрастным стереотипам, выражая снисхождение, презрение, отвращение к человеку из-за возраста, мы сначала запираем в тюрьму предубеждений ближнего, а в перспективе и себя, замечает журналист Ксения Татарник. Но почему так сложно отказаться от эйджизма в своей голове?
В свои 43 года я раздвоилась. Та, другая «я» улыбается мне с рекламных постеров омолаживающих кремов и клиник пластической хирургии, листает каталоги одежды «для дам элегантного возраста» и смотрит ТВ-шоу, от которых у меня сводит скулы. Втайне я каждый раз радуюсь, что наши с ней вкусы не совпадают.
Интернет-роботы способны сконструировать стереотипную женщину «за сорок», исходя из поисковых запросов и демографических показателей, но живая я пока остаюсь для них неповторимой и непредсказуемой. В русском языке мы говорим про года, что они исполняются, как желания: «Исполнилось 5…30…60…80… лет».
Мне нравятся проверенные временем друзья — я люблю их лица. Возраст меня никогда не пугал, скорее завораживал. Почему так много людей стыдится своих лет? Почему я не стыжусь? Я ребенок, я девушка и я взрослая женщина — это все та же я или три совершенно разных человека?
Почему я чувствую себя то младше, то старше своего отражения в зеркале, но никогда внутренне не совпадаю с цифрой в паспорте? Внешность воплощает мою повзрослевшую суть или это маска, заслоняющая вечно юную душу?
Перспектива до конца дней таскать на себе образ девушки, как ослиную шкуру, и цепляться за молодость меня совсем не радует, но и превращаться в «тетку» я тоже не хочу. Мне тесно, скучно в этих двух коробочках: или ты молодая, прекрасная, успешная и все к тебе тянутся, или подержанная, никому не нужная.
Моя коллега, блестяще образованная, умница, яркий оратор, сказала на рабочем совещании: «Нет-нет, я слишком старая, чтобы выступать по ТВ, на меня же противно смотреть». Ей только исполнилось 50 лет. Вы думаете, это мудрый способ принять старение?
Социолог Дмитрий Рогозин уже много лет занимается исследованием людей старше 70 лет в России и заметил печальную тенденцию — считать себя старым и страшным, но при этом оставаться умным и интересным.