Джон Красински
Откровенный разговор с представителем офисного планктона, который стал любимчиком всей Америки, но сумел преодолеть участь актера одной роли и снять себя (и свою жену) в стильном и очень аллегоричном хорроре
Вы давно хотели сделать проект со своей женой. И вот вы вместе снимаете хоррор. Довольны?
Когда я начал сниматься в «Джеке Райане», продюсеры спросили меня, вижу ли я себя в жанровом кино. Я ответил, что просто бегать от маньяков не хочу. Они дали мне прочесть пробный сценарий. А у нас только вторая дочь родилась, и я весь чувствительный и эмоциональный, видимо, как-то расчувствовался, когда читал. Идея меня зацепила – сценарий был о том, как быть родителем и защищать. Я подумал, что это может стать метафорой родительства: независимо от ваших усилий в жизни наступит момент, когда вы уже не сможете контролировать своих детей: что они говорят, что думают, куда идут, и тогда останется надеяться, что они от нас получили достаточно и смогут выжить. Было что-то особенно прекрасное в том, чтобы поместить семью в такую ситуацию… Не хочу спойлерить, просто скажу, что именно этой семье очень нужно было разговаривать, а они не могли. Им бы и психотерапевт не помешал – а нет психотерапевта; они даже друг с другом поговорить не могли. Нам эта история показалась очень необычной и уникальной.
За последние несколько лет фильмы ужасов переживают ренессанс. Сейчас их воспринимают как социальный комментарий нашей жизни. Был фильм «Оно» и слатшейминг, была «Зеленая комната» и шовинизм белых, а теперь вот «Прочь»…
Да, «Прочь» и «Не дыши» еще. Я смотрел эти фильмы, когда работал над «Тихим местом». Это многослойные фильмы, задача которых не только в том, чтобы напугать зрителя.
Можно ли сказать, что «Тихое место» – это фильм о том, какой тяжелой может быть тишина, о том, что нельзя молчать и надеяться, что зло уйдет само, надо говорить и сопротивляться злу?
Именно! В нашей политической ситуации именно это и происходит. Можно закрыть глаза и зарыть голову в песок или же можно попытаться принять участие в том, что происходит.
Когда вы готовились к роли в «Джеке Райане», вы общались с цеэрушниками? Каково их отношение к нынешней власти?
Первая встреча с ЦРУ у меня была как раз на той же неделе, когда Трамп песочил ЦРУ и говорил, что они – я перефразирую – стали недействительны, нам не нужны и превратились в сборище клоунов. Так что определенно атмосфера была тяжелой. Вряд ли кто-то в ЦРУ скажет о себе, что он демократ или республиканец, хотя, конечно, там есть и демократы, и республиканцы. Скорее всего, вам скажут, что они вне политики. По сути, они так и говорили: они посвятили свою жизнь спасению людей, они стараются предотвращать плохое.
В отличие от франшизы «Джека Райана» Тома Клэнси у вас, по-видимому, более рафинированные вкусы в литературе. Вы работали вместе с писателем Дейвом Эггерсом над фильмами «В пути» и «Земля обетованная» и сами адаптировали и экранизировали роман Дэвида Фостера Уоллеса «Короткие интервью с подонками». Как вы попали в этот проект?
Когда я читал книгу, я понял, что значит играть.
А сколько вам тогда было?
Я учился в колледже. Я пошел в Браун, думая, что стану учителем английского языка. У меня даже были мысли играть там в баскетбол. Но потом я понял, что у меня не получается играть хорошо, да я и не представлял, что могу этим заниматься всю жизнь. Будучи до ужаса застенчивым, я начал ходить в группу скетч-комедий – мне очень нравилась передача Saturday Night Live, и я хотел делать что-то подобное. В то время самые умные, прогрессивные, открытые и интересные люди были в театре. Крис Хейз, который сейчас на MSNBC, был директором в Брауне. Однажды он подошел ко мне и сказал: «Слушай, я собираюсь делать одну штуку, называется «Короткие интервью». Хочешь принять участие?» Я радостно согласился. Я тогда был настолько в себе неуверен, что оказался в восторге просто от того, что меня выбрали. Мы думали, что на эти интервью к нам придет 90–100 человек. Но пришло 250, и 200 нам пришлось отправить домой. Помню, я иду по кампусу, ко мне подходит преподаватель и говорит: «Я мало видел настолько прекрасных вещей в студенческом театре». И в этот же самый день другой преподаватель сказал: «Мне ваша постановка показалась оскорбительной и гротескной». Это был первый раз, когда я увидел, что могу воздействовать на людей. Люди в зале плакали, переживали то, о чем мы говорили. Если вы читали книгу, вы знаете, что в ней есть очень тяжелые места. Тот факт, что ты помогаешь людям «подключиться» к таким переживаниям, поменял мой взгляд на вещи.