Ксения Буржская: «Пути сообщения». Отрывок из нового романа
5 апреля в издательстве Inspiria выйдет роман Ксении Буржской «Пути сообщения». Две эпохи — сталинская Москва 1936 года и тоталитарный мир после Изоляции 2044 года. В одной героиня Нина — жена крупного чиновника, в другой — искусственный интеллект. И там, и там ей предстоит сделать сложный выбор ради спасения жизни другого. «Сноб» публикует отрывок.
Близилась вторая летняя суббота, а в этот день Нина всегда устраивала карнавальную вечеринку, приглашала друзей. Ей нравилось, когда все принимают участие в празднике: приходят в костюмах или мастерят их прямо на месте, в процессе извлекая из них какую-то ладную историю, превращая ее в спектакль тут же, между ужином и десертом.
Нина и Ганя в этот раз соорудили себе одинаковые накидки из тюля, маски райских птиц из цветной бумаги, а на ужин решили приготовить оладьи из кабачков и цицилу с овощами — проще говоря, зажарить целую курицу, начиненную овощами и специями.
Приехал с работы Генрих, а с ним друг семьи доктор Шапиро и коллега Генриха, замначальника дирекции спальных вагонов прямого сообщения Арсентьев с маленькой дочкой Асей. Арсентьев не так давно овдовел — жена его умерла от туберкулеза, — но за год оправился, и его доброе круглое лицо уже не было таким печальным, как прежде. По поводу дирекции спальных вагонов Нина всегда смеялась: «Вот это должность!» — и в шутку называла его «директор передвижных кушеток».
Приехала подруга Галка — шумная, громогласная машинистка из управления, главная сплетница и любительница веселья. Приехал и Андрюша с близким другом Сергеем Будко, невысоким мужчиной с отталкивающе строгим лицом, но Нина решила первому впечатлению не доверять.
В фанты поиграли очень весело: все хохотали, даже Генрих, особенно когда Нине выпало залезть под стол и кукарекать, а она в своем одеянии и так была как сумасшедший петух.
Генрих умело развел огонь на кострище, взметнулись вверх красные звезды. Нина испугалась, что загорятся листья на нижних ветках стоящего поодаль клена, но они свернулись в трубочку и не занялись. Нина набросила платок: лето еще не вошло в свою полную силу, вечера стылые — и в обретенном тепле поймала знакомое ощущение, когда все свои рядом и так уютен этот ближайший круг.
Шапиро, главный шутник и задира, знакомый Генриха с юности, сейчас по-настоящему хороший врач-хирург, рассказывал смешной случай: захотел выпить пива в «американке»* у Покровских Ворот и стал свидетелем скандала — продавец разливал в грязные кружки, а когда один товарищ попросил посуду вымыть, накричал на него и отказался обслуживать. Дескать, если каждую кружку мыть, работать (то есть наливать) некогда будет.
— Возмутительно, — сказала Галка. — Но есть же выход: можно не пить!
— Не пить! Да что вы понимаете в жизни, — сказал Шапиро, и они рассмеялись и чокнулись.
— Жизнь несправедлива, — парировала Галка, отпивая из бокала.
— Это я в курсе, — отвечал ей Шапиро. — Знаете ли вы, что побреют вас в парикмахерской за сорок пять копеек, а одеколоном после бритья намажут за пятьдесят? Где ж тут справедливости искать? Или снова скажете: можете не бриться?
— Бриться, пожалуй, стоит, — согласилась Галка. — Но вы могли бы как-то и сами. Без парикмахерской.
— Вы, Галина, предлагаете мне скучную, унылую и постную жизнь.
— Между прочим, Галина права, — неожиданно вступил в разговор до сих пор молчавший Будко. — Гедонизм только портит человека.
— Что вы говорите? — Шапиро изумленно взглянул на него. — А что же тогда человека, так сказать, улучшает?
— Труд, — ответил Будко бескомпромиссным тоном. — Только труд.
— Тогда извольте, — произнес Шапиро вставая. — Потрудитесь налить мне еще портвейна. Вас это улучшит, а меня, так и быть, испортит.
— Хам, — сказал Будко и воинственно подался вперед.
Андрей схватил приятеля за рукав, а Шапиро захохотал:
— Друг мой, вы все принимаете слишком близко. Остыньте, у нас впереди чудесный вечер, не стоит его портить.