Олег Нестеров — об Александре Кнайфеле и пределах невозможного
Герой проекта «РБК Визионеры» Олег Нестеров — о композиторе Александре Кнайфеле, его музыке, которую сегодня стоит услышать каждому, и о том, что будет происходить на Новой сцене Александринского театра 12 июля
Легендарный советский композитор, участник «хренниковской семерки», мистик, математик и «петербуржец по национальности» — Александр Кнайфель стал героем третьей главы в масштабном проекте музыканта и исследователя Олега Нестерова «Три степени свободы». Прежде в нем выходили «тома» об Альфреде Шнитке (2021) и Олеге Каравайчуке (2023).
Мы поговорили о том, почему так важно услышать музыку Кнайфеля именно сегодня, как работать с открытыми к интерпретации партитурами композитора и о том, что может случиться 12 июля на Новой сцене Александринского театра, когда кнайфелевская «Айнана» впервые прозвучит в родном городе композитора в исполнении оркестра громкоговорителей.
Олег Нестеров, музыкант, лидер группы «Мегаполис»
— Поздравляю с выходом книги и винила, с премьерой новой главы вашего проекта. Только что состоялся концерт-перформанс с музыкой Кнайфеля в исполнении «Акусмониума» (оркестра громкоговорителей) в рамках Дягилевского фестиваля. Как все прошло? И какой вам показалась встреча музыки Александра Ароновича с этой конкретной площадкой и с аудиторией?
— Надо сказать, что это уже второе появление оркестра громкоговорителей на Дягилевском фестивале: в 2023 году музыка Каравайчука прозвучала в одном из цехов завода Шпагина, а теперь наш выбор пал на музей современного искусства PERMM, причем во многом пространство само определило, можно сказать, решило, что и как в результате получилось.
Дело в том, что незадолго до того в PERMM открылась инсталляция «Ротонда» художника и архитектора Александра Бродского — такой монументальный объект, который при взаимодействии с музыкой становится частью звуковой перспективы. То есть звук в присутствии «Ротонды» ведет себя иначе и требует дополнительной отстройки. Плюс у нас были опасения технического характера, в частности, можно ли ставить дирижера «Акусмониума» в саму «Ротонду», ведь слышимость для него во всех направлениях должна быть идеальная.
При этом с точки зрения визуала «Ротонда» Бродского как нельзя лучше подходит музыке Кнайфеля и подхватывает концепцию Александра Ароновича, который держал все двери открытыми и не отказывался ни от каких предложений, считая их частью божьего замысла. Он говорил, что самое важное в искусстве — это «внюхаться и догадаться, заловить как антенной то, что неуловимо, но единственно».
Мне кажется, что в этом смысле «Ротонда» с ее открытыми дверями как нельзя лучше совпадает с его философией. Так и получилось, что она стала центральной визуальной составляющей этого мультимедийного концерта, в котором объединилась энергия архитектуры Бродского и световой архитектуры, созданной с помощью лазеров. Музыка управляла светом, и это была не эффектная синхронизация, а именно что тонкая архитектура звука и света.
Что самое интересное, в разных частях «Айнаны» «Ротонда» будто высвечивала разные этапы творческого пути композитора, буквально иллюстрировала в этих 17 вариациях всего Кнайфеля — от начала и до конца. И в какой-то момент я ощутил, что Александр Аронович сам «заловил» оттуда «Ротонду» и сделал так, чтобы она стала частью этого концерта. Музыка путешествовала в пространстве, взаимодействовала с ним, со светом и с самой собой. В общем, Кнайфель предстал во всей красе. Думаю, у нас получилось сделать так, что партитура «Айнаны» впервые прозвучала так, как задумывалась автором.
Он говорил, что самое важное в искусстве — это «внюхаться и догадаться, заловить как антенной то, что неуловимо, но единственно».
— Вы упомянули партитуру «Айнаны», и она, конечно, поражает воображение. Вы выкладывали ее фрагменты в телеграм-канале проекта, и они напоминают схемы из учебника физики или что-то в таком роде, крайне графичное. И цифры как будто очень важны для Кнайфеля. Как в его музыке сосуществуют духовное и строгое математическое? Как для него разрешается так называемый спор физиков и лириков?
— Про «Айнану» важно понимать, что она была записана в конкретном пространстве, и изначально это была партитура для работы с пространством в том числе. Эта музыка записывалась в большом тон-ателье (БТА) киностудии Ленфильм, и геометрия БТА на нее, безусловно, повлияла. Плюс тогда все фиксировалось в стерео, и это уже были потери, а в фильме «След росомахи» Георгия Кропачева «Айнана» вообще звучит в моно. А ведь Кнайфель все 17 композиций-вариаций на имя подробно прокомментировал. Плюс Аркадий Матвеевич Штейнлухт, который дирижировал той самой записью в 1978 году, поговорил с дирижером «Акусмониума» Ильей Symphocat и детально рассказал обо всех нюансах. Так что можно сказать, что спустя без малого полвека эта музыка наконец была нами дешифрована обратно.
