Резолюционное сознание
В дебрях номенклатурного бумагооборота
Несколько месяцев назад в «Огоньке» был опубликован материал «Оргвыезд» о секретной поездке в США заведующего канцелярией ЦК КПСС (Общий отдел) Константина Черненко (№ 23 от 15.06.2020). В нем среди прочего шла речь о специфической советской аппаратной проблеме — «затаривании» (в прямом смысле) руководящей страной инстанции секретными документами, которые непрерывным потоком поступали в главный «партийный штаб».
Публикация вызвала живой читательский интерес и массу откликов, в числе которых в адрес журнала поступали и упреки ветеранов-партийцев, дескать, не стоит сгущать краски. Читатели пеняли автору публикации: с документацией был «образцовый учет и порядок», никакого «затаривания» и быть не могло, руководство «работало как часы»…
Чтобы развеять сомнения на этот счет, редакция решила вернуться к теме номенклатурного бумаготворчества, благо в архивах подоспели новые порции рассекреченных документов советской поры, среди которых оказалась и папка с почтой и резолюциями генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева («Сводки текущей информации по шифртелеграммам, сводки зарубежной информации ТАСС».— «О»). Знакомство с этими материалами оказалось на редкость познавательным: теперь мы имеем представление, как на самом деле работали «часы» на высшем уровне.
«Сократить на 50 процентов»
3 cентября 1973 года 66-летний генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев послал необычную записку по трем адресам — своему помощнику Георгию Цуканову, референту Евгению Самотейкину и заместителю заведующего Общим отделом ЦК (канцелярией) Клавдию Боголюбову: «Прошу вас, по возможности, сократить посылку материалов на 50 процентов».
Генсек уточнял: «В первую очередь сократите посылку материалов ТАСС, в которых кроме пустой информации ничего принципиального не сообщается».
Это было новостью. Со времен Сталина главное телеграфное агентство страны снабжало высшее руководство совершенно секретными «Служебными вестниками иностранной информации ТАСС» под грифом «ОЗП». Они были кладезем аналитики. За право быть в списке получателей этих вестников советская элита боролась. Брежнев стал первым, кто усомнился в «принципиальности» тассовок.
Не остановившись на этом, генсек продолжил еще более удивительной инициативой: «Что касается шифровок, в которых нет постановочных вопросов, то посылку их тоже можно было бы сократить».
Для советских лидеров шифровки также всегда были важнейшим источником информации. Они стекались в Центр со всего мира. По линии МИДа — от советских послов с материалами об их официальных контактах. По линии КГБ — от «источников», а из Министерства обороны — от военной и электронной разведки. В Кремле ее обрабатывали и наиболее важные материалы включали в ежедневные сводки для генсека. В Белом доме в Вашингтоне это называется President’s daily briefing (PDB). По сути дела, одно и то же. Важность этих материалов трудно переоценить: советские лидеры ставили на сводках резолюции и давали поручения по получаемой информации. А Брежнев не намекал даже, а формулировал директиву: шифровки должны быть «постановочными», то есть не информировать, а предлагать решения. Из чего следовало: самому решать головоломки ему надоело.
Что же Брежнев предложил вместо устоявшейся за десятилетия советской власти практики ручного руководства, которую даже Хрущев при всей своей аллергии к Сталину и Молотову оставил нетронутой? Теперь это известно: «Взамен всего этого можно сделать пятиминутный звонок кому-нибудь из вас или тов. Самотейкину» («Один из вас» — это помощники генсека; Самотейкин — его референт по международным вопросам). Директива не то чтобы настораживала, она вводила в аппаратный ступор: кто кому должен был делать «пятиминутные звонки»? Пять минут за целый день на все шифровки, в которых ставились вопросы, или на каждую из них в отдельности? Но главное даже не это. После таких указаний первого лица менялся весь аппаратный модуль — ведь очевидно, что при таком режиме действий власть помощников вырастала до уровня членов Политбюро.
Брежнев сделал лишь одну оговорку: «Шифровки, относящиеся к США и Японии, направляйте, естественно, и протоколы Политбюро». Оговорка занятная, но и она не без сюрприза: как понимать и как толковать спущенное сверху «естественно» — это протоколы или «США и Япония»? Ответов нет, а если даже и были (по горячим следам в виде разъяснений), мы их уже не узнаем: потому что в архиве сохранилась только вот эта машинопись приказа, отредактированная этими самыми помощниками. А для них, понятное дело, именно размытость трактовок и туман были важнее всего.
Шифровки времен торможения
В сентябре 1973 года Брежневу оставалось находиться у власти еще девять лет и два месяца. Не рановато ли он решил отгородиться от окружающего мира с его турбулентностью? Записка, перевернувшая вверх дном устоявшийся механизм подачи информации первому лицу в стране, могла стать диагнозом. И поэтому важная деталь: поступившее указание не было послано членам Политбюро. Причины сомнений не вызывают: во-первых, они бы узнали, что существуют шифровки только в адрес генсека; во-вторых, они могли поодиночке и втайне усомниться в его физическом и умственном состоянии. А так никаких выводов товарищи не сделали, а о новой аппаратной установке мы узнали почти полвека спустя. Как и о том, что в стране в сентябре 1973 года возник, по сути, новый тип «коллективного руководства» — неограниченная власть помощников и референтов генсека.
Михаил Горбачев сильно позже назовет смертельную болезнь советской системы правления «застоем», а ее главный симптом — «торможением». Теперь мы точно знаем, когда случился поворот «в невозвратное» — именно в эту пору, в 1973‑м. Это можно отследить четко — листая рассекреченные шифровки для генсека и его реакции на них. Толщина подборок по годам меняется ощутимо: за первую половину 1970-х годов переработанных материалов много, затем становится все меньше, а к концу десятилетия они почти иссякнут. Неделю за неделей, месяцем за месяцем, год за годом по реакциям первого на текущие события можно фиксировать, как угасала политическая активность и затухало сознание лидера сверхдержавы.
При этом одновременно шло наращивание формальных атрибутов его власти: генерал армии в 1974-м, Маршал Советского Союза в 1976-м, Председатель Президиума Верховного Совета СССР в 1977‑м. Под атрибуты отстраивалась и реакция окружения. И вот уже вместо докладных по горячим проблемам и на важные для страны темы первый заместитель председателя КГБ генерал армии Семен Цвигун докладывает ЦК о «реагировании» аккредитованных в Москве иностранных дипломатов на вручение Л. Брежневу Ленинской премии по литературе за его «мемуары» (меморандум № 656-ц от 04.04.1980). А инстанция внимательно знакомится с ценной информацией спецслужбы: церемония награждения находится «в центре внимания», ей отведено «важное значение», советник посольства Танзании в СССР Мвидади подчеркнул, что «книги Л.И. Брежнева являются настольными для большинства молодежи земного шара», с высказываниями Мвидади полностью солидаризируются советник посольства Бенина в Москве Дау, консул посольства Сирии Сулейман аль-Хатыб, советник посольства Чада в СССР Утман али и посол Верхней Вольты Марк Яо.