Приговор короткий
27 мая 1935 года приказом наркома внутренних дел СССР для внесудебного рассмотрения дел были созданы областные тройки НКВД. В тройку входил начальник местного управления внутренних дел или его заместитель, начальник управления милиции и начальник отдела УНКВД, который готовил соответствующее дело. Зачем понадобились тройки? Что мешало чекистам пропускать дела через суд?
Незадолго до памятного приказа назначенный наркомом внутренних дел СССР Генрих Григорьевич Ягода, собрав оперативный состав, распекал подчиненных за плохую работу:
— Я уверен, что вы все даже не знаете процессуальных норм. Вы даже не знаете, что нам дозволено и что нет. Есть закон о правах прокурорского надзора. Знаете ли вы его? Нет, не знаете. Сидит арестованный специалист, а работает над ним уполномоченный, который ничего не понимает, фабрики и завода он вообще не видал. «Для меня, по существу, безразлично, можешь и не сознаваться,— говорит он,— все сознались, показания дали, но если расскажешь, может быть, и помилуют». Вот, например, Леванов при допросе дал заключенному документ: «Если ты сознаешься, я тебя пощажу»...
публицист
В своем кругу Ягода был откровенен:
— Неуменье вести следствие и отсутствие улик приводило к тому, что систематическая, терпеливая и тщательная работа по изобличению арестованного изо дня в день подменялась общими уговорами сознаться. Это прямое нарушение процессуальных норм, и дает почву для отказа осужденного от своих показаний и опорочивания следствия. Были у нас и случаи подлога следственных документов, протоколов допросов, обвинительных заключений.
Когда создавали НКВД, то упразднили ведомственную судебную коллегию, которая сама выносила приговоры. Все дела по расследуемым преступлениям чекистам предстояло отправлять в суд.
Нарком Ягода предупредил своих оперативников, что произойдет:
— Раньше оперуполномоченный, начальник отделения рассуждали так: закончил дело, доложил коллегии, приговор получил. Сейчас положение иное. Сейчас будет суд, и представьте, что дело в суде не пройдет, то есть суд оправдает обвиняемых. Ведь может суд допустить ошибку, тем более что суды у нас еще не окрепли.
Оправдали? По ошибке!
Нарком искренне сказал, что суд может кого-то оправдать только по ошибке!
Страна привыкла: при советской власти закон — нечто показное, предназначенное для широкой публики. В отличие от реальной воли начальства, которая устно излагается подчиненным в тиши кабинетов. Или в письменном виде рассылается доверенным лицам по узкому списку. Суду и прокуратуре отвели оформительскую роль — завершить работу, начатую чекистами.
С 1917 года партийные юристы объясняли, что политическая целесообразность важнее норм формального права, а судьи должны полагаться на революционное чутье.
В 1927 году на заседании комиссии Совнаркома (правительство) и ВЦИК (законодательный орган) по карательной политике представители ведомства госбезопасности изложили свою точку зрения: милиция заражена «взяточничеством, пьянством, дебоширством», а судейский корпус кишит «бывшими белыми офицерами и старыми чиновниками». Уголовно-процессуальный кодекс — непозволительная роскошь, юридические тонкости рабочему человеку непонятны. Уголовно-процессуальный кодекс следует отменить, а преступников-рецидивистов уничтожать...
Но в 30‑е курс изменился. Идеи отмирания государства, судов и законов отвергли как «левацкие перегибы». Сталину важна была видимость законности, когда Конституция формально почитается как святыня, а фактически делается то, что нужно власти.
Ключевой фигурой стал Андрей Януарьевич Вышинский, назначенный прокурором СССР. Он в юности примкнул к марксистам, принял участие в революции 1905 года, даже состоял в боевой дружине, которая расправлялась с теми, кто сотрудничал с полицией. Вышинский участвовал в убийстве двух полицейских провокаторов. Его дважды арестовывали, но судили по незначительной статье — «произнесение публично противоправительственной речи».
Когда он сам станет прокурором, то не повторит ошибки царского правосудия, не позволит обвиняемым уйти от тюрьмы, лагеря или расстрела только потому, что следствие не нашло доказательств вины.
Прирожденный юрист, разносторонне одаренный, с блестящей памятью, он угадал сталинское желание придать репрессиям законный характер, поэтому в Москве провели серию показательных процессов. На них приглашали иностранных дипломатов и журналистов, чтобы они увидели и услышали, как обвиняемые признают все предъявленные им обвинения.