Казаться, а не быть
На пике своего триумфа НАТО оказалось сообществом имитаторов
Организации Североатлантического договора исполнилось 70 лет. Биография юбиляра делится на две не совсем равные части. Первые 40 — эпоха, когда НАТО четко сознавало свою миссию и было в высшей степени востребовано. Но ничего не предпринимало, ограничиваясь поддержанием себя в состоянии готовности на случай, который так и не наступил. Вторые 30 — все наоборот. 
Период бурной активности, внутренней динамики, внешней экспансии и войн по разным оказиям. И все меньше понимания, с какой целью это делается.
К первому этапу вопросов нет. Холодная война требовала институционального оформления, и конструкция с противостоящими сверхдержавами, вокруг которых сформировались сферы притяжения, была стройной и логичной. НАТО — ровесник ядерного сдерживания. Альянс появился одновременно с обретением СССР атомной бомбы и установлением паритета. Соответственно, потенциальный конфликт сразу обрел бы экзистенциальный характер, и основные усилия тратились на то, чтобы в него не сорваться. Противостоящие блоки были призваны демонстрировать готовность к схватке, но не реально в ней участвовать. Функцию свою они выполнили. Война осталась холодной.
Второй этап парадоксален. Североатлантический блок вышел победителем из конфронтации ХХ столетия. По формальным показателям он превратился в самый могущественный военно-политический альянс в истории человечества. Мощь оттенялась тем фактом, что противников у него не было. По совокупному потенциалу НАТО должно было, без сомнения, нацеливаться на выполнение глобальных задач. Тем более что именно эта организация служила квинтэссенцией коллективного Запада, прежде всего идеологической. НАТО — уникальный альянс, в его основе лежит ценностно-идеологическая близость стран с аналогичной политической культурой. И с исчезновением прямой и явной угрозы, которая сплачивала, роль ценностей как скрепляющего цемента должна была только возрасти.
Расширение НАТО и включение в него бывших стран социалистического лагеря было, надо признать, естественным результатом конца холодной войны. «Серой зоны» в Европе остаться не могло. Победившая сторона осваивала наследство проигравшей. Закончись противостояние иначе, стань Советский Союз гегемоном, вряд ли Бенилюкс или Дания избежали бы членства в Организации Варшавского договора.
Для США и стран Западной Европы расширение НАТО и Евросоюза (которые находились не в прямой, но непосредственной связи) было способом упорядочить европейское пространство. Главный смысл распространения евроатлантических институтов заключался в трансформации присоединяемых территорий, дабы усилить влияние ведущих государств, но прежде всего для того, чтобы «промежуточная Европа» не создавала им впредь проблем, как это случалось на протяжении столетий. И ценностно-идеологическая унификация в этом плане была наиболее эффективным инструментом. От кандидатов и новых членов требовали соответствия критериям современного демократического устройства и приверженности общим ценностям.
Тут и начались нестыковки. Потому что для стран, которые искренне стремились вступить, альянс был ценен исключительно в своей основной ипостаси — как гарантия безопасности. НАТО от этой миссии не отказывалось. Но одновременно никто не рассчитывал, что статья V Североатлантического договора о коллективной обороне будет востребована буквально для защиты, например, Эстонии или Румынии. Вообще, функция территориальной обороны считалась уходящей, мол, XXI век — время совсем других вызовов и угроз. Ну и не станет же Америка рисковать ядерной войной с Россией ради восточноевропейской периферии… Официально этого никто не говорил, но на частном уровне автор этих строк слышал подобные высказывания не один раз и из вполне ответственных уст.
Иван Крастев, один из самых проницательных комментаторов европейской политики, точно замечает в своей новой книге: время, которое считалось периодом великой трансформации бывшего коммунистического пространства, оказалось во многом эпохой великой имитации. Передовые западные институты и практики стали считаться правильными и безальтернативными, а принятие их — билетом в приличное общество. И выстраивание либерально-демократических фасадов поглотило тех, кто прежде всего хотел обрести безопасное «место в строю».
Несправедливо утверждать, что все реформирование посткоммунистических стран было фикцией. Однако степень успешности сильно варьировалась, и чем дальше от «ядра», тем больше «отделочные работы» преобладали над «капитальным ремонтом». Имитация благопристойности и добропорядочного поведения, чтобы получить «зачет» у западных кураторов, была не всегда сознательной, иногда неосознанной, но результат получался один — сооружение общепринятых форм с самобытным содержанием.
Свежий украинских сюжет можно считать настоящей кульминацией этого процесса. Президентом крупной восточноевропейской страны, суть политики которой годами, если не десятилетиями составляла тяга в НАТО и ЕС, вероятнее всего, станет профессиональный практикующий лицедей. Он будет попросту играть роль главы государства — в прямом смысле этого слова. А эффективно функционирующая плюралистическая парламентская демократия становится при нем идеальным вместилищем кланово-олигархической и очень далекой от реального народовластия модели.
Но главный парадокс даже не в этом. Старая советская хохма о плановой экономике гласила: «Мы делаем вид, что работаем, они (начальство) делают вид, что нам платят». Это относится и к НАТО. Новые страны-члены изображают усердие в том, как они сами себя меняют, дабы быть достойными участия в самом сильном и престижном альянсе планеты. А сам альянс прикидывается, что готов горой встать за них, если вдруг что. Между тем НАТО теряет внутреннюю целостность даже в своей наиболее устойчивой и старой части — трансатлантической связи Западной Европы. Споры о пропорции расходов — сколько должен платить Старый, а сколько Новый свет — перетекают в дискуссию куда более широкую: а за что платить, каково целеполагание альянса? Угрозы, которая искренне объединила бы Литву с Португалией, а Канаду с Турцией, нет. А на этом фоне разговоры о нерушимом единстве и символические жесты, наподобие отправки батальонов в Польшу и Прибалтику, выглядят еще одной имитацией. Действительная же готовность вступить в боестолкновение ради небольшого союзника на окраине зоны ответственности подвергается постоянному сомнению.