Эхо пражского сноса
Демонтаж монумента маршалу Ивану Коневу в чешской столице грозит вызвать ответный шквал исторических эмоций на пространстве от Москвы до Владивостока
Недавний снос в Праге памятника маршалу Коневу, войска которого помешали в 1945-м разрушению города гитлеровцами, вызвал понятное возмущение и у российской власти, и у российской общественности. Между тем у дискуссий об этом, безусловно, прискорбном событии в чешской столице может быть непредсказуемое продолжение, растянутое во времени и в пространстве — вплоть до Владивостока.
Немногие знают, что в современной России до сих пор осуществляется масштабная программа установки монументов и памятных знаков, посвященных так называемому чехословацкому легиону — вооруженному соединению, оказавшему в 1918–1919 годах немаловажное влияние на ход Гражданской войны в России. В контексте показного и издевательского (никто в России не забудет шуточку чешского старосты района Прага-6 об отсутствии маски на лице бронзового маршала Конева) демонтажа нашего воинского монумента в Чехии дальнейшая реализация подобной программы, да еще и с участием официальных лиц российского государства, выглядит более чем странно.
Соглашение «с прицепом»
Михайлов
главный
редактор
сайта
«Хранители
наследия»
О памятниках чешским легионерам официально напомнил нам в апреле 2020 года МИД Чешской Республики, опубликовав, в частности, такое «Заявление»: «Хочется напомнить российской стороне, что в то время, как Чешская Республика на своей территории надлежащим образом содержит 4224 военных захоронений, мемориалов и памятников, на которые, в отличие от памятника маршалу И.С. Коневу, распространяются положения Соглашения между правительством Чешской Республики и правительством Российской Федерации о взаимном содержании военных захоронений от 1999 года, на территории Российской Федерации до сих пор не удалось, несмотря на многолетние переговоры на уровне местного самоуправления, решить вопрос обновления военных памятников павшим чехословацким легионерам в Самаре, Новокуйбышевске-Липягах и других местах».
Соглашение, на которое ссылается чешский МИД, вступило в силу 11 августа 1999 года. В соответствии с ним Россия и Чехия брали на себя обязательство обеспечивать «сохранность военных захоронений на территориях своих государств и их содержание в надлежащем виде». Помимо прочего, в Соглашении 1999 года говорилось также об «обустройстве» военных захоронений, которое трактовалось в том числе как установка «памятников или иных мемориальных сооружений» (речь о мемориалах и памятниках, непосредственно связанных с захоронениями, а памятник маршалу в Праге формально, подчеркивает МИД, таковым не является). Таковое «обустройство» могло, по тексту документа, происходить, «как правило, в местах нахождения останков или, если это окажется невозможным, в иных местах, достойных памяти погибших».
В этих «иных местах» и стало возможным осуществление в России целой чехословацкой мемориальной программы, которую, надо сказать, современные жители российских городов и сел, оказавшихся в полосе военных действий и следования чехословацкого легиона в 1918–1920 годах, не смогли и не захотели понять и оценить по достоинству. Точнее говоря, не смогли понять, почему на российской земле должны стоять памятники людям, которые прошлись по ней огнем и мечом.
Да, собственно, жителей об этом никто, по старинной российской традиции, и не спрашивал.
Вспомнить или припомнить?
Два года назад в публикации «Красно-белый маршрут» «Огонек» (№20 за 2018 год) подробно рассказывал о печальной роли, которую сыграл Чехословацкий корпус в истории России, поэтому напомню лишь вкратце.
В ходе Первой мировой войны российские власти еще в августе 1914 года начали формировать национальную военную часть — Чешскую дружину из чешских и словацких колонистов и переселенцев, живших в России. Расчет был прост — перетянуть на свою сторону солдат, воевавших против России под знаменами Австро-Венгерской монархии, показав перспективу: от отдельной чехословацкой армии к Чехословацкому государству. В дружине было около тысячи солдат, командовали русские офицеры. С 1915-го ее стали пополнять за счет военнопленных: к февралю 1916-го она стала полком, к апрелю — бригадой.
Боевой дебют Чехословацкой бригады состоялся в июне 1917-го у местечка Зборов (современная Украина), против австро-венгерских войск. В России уже произошла Февральская революция, но Временное правительство не препятствовало созданию новых чешских подразделений, и к осени 1917-го бригада разрослась в Чехословацкий корпус из трех дивизий. В начале 1918 года он насчитывал более 38 тысяч человек — 37 451 пехотинец и 638 кавалеристов.
Пока шла война, Чехословацкий корпус был естественным союзником России. Но после заключенного большевиками сепаратного Брестского мира чехословаки оказались в чужой стране в виде вооруженного формирования с непонятным статусом. При этом путь через границу в Австро-Венгрию им был закрыт: для продолжавшей воевать империи Габсбургов они были предателями. Возник проект переброски корпуса на Западный фронт через Архангельск или Мурманск, но побоялись германских подлодок; в итоге решено было отправить чехословаков в кругосветное путешествие — через Владивосток. Весной 1918-го по Транссибирской магистрали потянулись чехословацкие эшелоны. И растянулись на тысячи километров: в мае авангард Чехословацкого корпуса достиг Владивостока, а «хвост состава» был в Поволжье.