Цена забвения
Когда прошел первый шок от пожара, сгубившего церковь Успения в Карелии, и сошли на нет пересуды о поджигателе-подростке,гостившем у бабушки на каникулах, остались вопросы: почему горят наши памятники? Почему за это никто не отвечает? «Огонек» задал их специалистам
Возведенная на узком гранитном мысе, с трех сторон окруженная водой, церковь Успения Пресвятой Богородицы за два с лишним века стала не просто украшением — неотъемлемой частью южного Прионежья. По ней в старину рыбаки угадывали берег, а уже ближе к нашему веку ее нанесли на герб города как главный памятник региона. Точно выверенные пропорции, резные столбы в трапезной, окна, разбросанные по стенам храма так, чтобы лучи северного солнца освещали ту или иную икону в зависимости от времени года и церковного праздника, яркое расписное «небо» под высоким шатром или роскошный барочный иконостас — историки так и не успели договориться, какое именно из достоинств храма позволяет считать его сокровищем и символом деревянного зодчества русского Севера. Теперь спорить не о чем: «Успенка», как ее звали местные, сгинула в пожаре жарким утром 10 августа — за четыре дня до начала Успенского поста, который предваряет праздник Успения Богородицы и считается таким же строгим, как и Великий пост.
Страшные снимки объятого пламенем шедевра XVIII века (1774 год постройки) стали шоком. Пересуды о школьнике-сатанисте, получавшем инструкции по планшету, и молва о бригаде пожарных, прибывшей на место без капли воды в цистерне, вызывали раздражение. Но главное, что угнетало,— это ощущение беспомощности: ведь вслед за очевидным вопросом «Кто виноват?» во весь рост возник куда более принципиальный — «Что делать, чтобы сохранить оставшееся?», который ни по горячим (извините за невольный каламбур) следам, ни позже внятного ответа от властных инстанций так и не получил. И это понять и принять невозможно: как же так получается, что начальство по телевизору и в отчетах дружно клянется в патриотизме, но безразлично взирает на гибель бесценного культурного наследия, которое и сделало из нас нацию?
Проект есть — памятника нет
Начнем с контекста, который удручает не меньше самого недавнего пожара: печальная участь церкви Успения немногим отличается от десятков других исторических памятников на территории Российской Федерации, сгинувших за последние годы. Именно такая участь «Успенки» была… предрешена: почти оставленная прихожанами (богослужения в ней проходили только по большим праздникам), нерегулярно посещаемая даже туристами, церковь пустовала — по существу, стояла бесхозной. Последняя масштабная реставрация в ней прошла в минувшем веке, а проект ближайшей был составлен три года назад и… отложен для дальнейшего обсуждения. Несчастье могло случиться в любой момент и — случилось.
Сергей Куликов, главный архитектор Центральных научно-реставрационных проектных мастерских и председатель технического комитета «Культурное наследие» при Росстандарте, разводит руками:
— Получается так, что проект есть, а памятника уже нет. Думаю, если бы тогда (три года назад.— «О») работы начали, то и пожара бы не было. Был бы пригляд. А так … И ведь рядом не пустыня Сахара — целое озеро рядом. Да и стояла церковь не в деревеньке забытой, а на окраине города, где один из крупнейших комбинатов в Мурманской области (речь о Кондопожском ЦБК, одном из крупнейших производителей бумаги в Европе.— «О»).
Соблазнительно, конечно, считать поджог церкви исключением, но, увы, тут тоже начинают просматриваться закономерности. Кто накажет, раз нет хозяина? И дело не только в пересудах: деревянные памятники горят то тут, то там, молва винит в поджогах то одних, то других экстремистов — как это остановить? Ведь при очевидном «недеянии» властей перспектива только одна: ЧП будут множиться. Вот уже и «арт-поджог» возник: скандальная акция фотографа Данилы Ткаченко (он, к слову, лауреат престижной премии World Press Photo), который в прошлом году зажег целую заброшенную деревню XIX века (как предполагают эксперты, поморскую) ради ярких снимков.
— Уничтожены многочисленные постройки. А ведь это могли бы быть и объекты культурного наследия! — сокрушается Артем Демидов, председатель центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК).— Но они стояли брошенные, непризнанные, никому не нужные. Вот этот фотограф и поджег в знак какого-то освобождения. Само собой, никакого наказания за свою идиотскую акцию он не понес…
Стоит добавить: с мыслями об этой опустелой деревне фотограф прожил около двух лет и, как сам объяснял, слишком привык к окружавшему его «хламу»: письмам, фотографиям, книгам — целым летописям чужих жизней, забытым на старых чердаках. И нашел единственный, по его выражению, самый русский способ порвать с прошлым — взять и сжечь. Как квалифицировать такие «поиски смысла», вопрос скорее административный, чем культурологический. Но квалификация нужна — иначе «русский способ имени Ткаченко» неизбежно будет плодить последователей.
Речь, впрочем, не только о конкретном эпизоде — о взгляде на проблему сохранения исторического наследия в принципе. Ведь уже и специалисты в один голос главной причиной гибели памятников как деревянного, так и каменного зодчества в России называют небрежность и людскую забывчивость. Даже звучит наивно. Или это от отчаяния? Ведь памятники в России в XXI веке (не знаю, как с рукописями) явно горят.
— Весь вопрос в комплексном подходе к культурному наследию,— объясняет Демидов.— Церковь Успения была филиалом музея, это выдающийся памятник, его реставрировали, но ежедневно она почти не использовалась. По сути, церковь в Кондопоге стояла бесхозной. Будь там, скажем так, рачительный пользователь, была бы и какаято гарантия сохранения. На самом деле таких случаев много, мы просто о них не знаем. Какието памятники пропадают, какието горят, ветшают, рушатся. Словом, беда…
Эксперт добавляет: не меньше вреда, чем огонь, деревянным храмам наносят и горе-реставраторы. Именно благодаря им Карелия заслужила репутацию зоны бедствия в том, что касается деревянного зодчества,— пожар в Кондопоге лишь ее закрепил. Стоит вспомнить, к примеру, как, решив перенести Варваринскую церковь (XVII век) из села Яндомозеро в другое, по соседству, ее сначала… растеряли по дороге — аж в трех разных местах! Потом все же собрали и даже начали восстановление (благополучно пропустив сроки сдачи объекта, указанные в контрактах), но судьба церкви и ныне покрыта мраком: по плану она должна стоять на новом месте с 2016-го, но не стоит, кто приглядывает за контрактами и есть ли средства на их исполнение, не совсем понятно. Схожая история с объявленной реставрацией (с полным демонтажем и сборкой заново) и у другого карельского храма — Успенского собора (XVIII век) в Кеми. По вине подрядчиков и здесь сроки сорваны: остается гадать, когда собор снова будет стоять и много ли в нем останется подлинного. Впечатляет, что все три случая (пожар в Кондопоге и обе губительные реставрации) произошли в Карелии всего за три года.
— Если после реставрации от храма сохраняется хотя бы 50 процентов от подлинника, это уже считается хорошим результатом,— добавляет «краски» Константин Михайлов, координатор «Архнадзора» и главный редактор сайта «Хранители наследия».— Считается, что древесина недолговечна, вот только при этом недоговаривают, что разрушается она в отсутствие ухода. Храмы же, которые находятся под контролем, могут стоять (и стоят!) столетиями.
Страна невыученных уроков
Парадокс налицо. Россия — уникальная страна по числу и разнообразию памятников деревянного зодчества, но вспоминаем мы об этом от утраты к утрате. А вот не столь богатые деревянными шедеврами Норвегия, Швеция и Финляндия мало того, что обеспечили безопасность храмам из дерева, так еще и целые городские поселения из этого материала сохраняют, а многие даже функционально используют.
В нашей стране долгое время действовал один универсальный рецепт спасения крупных церквей (деревянных и прочих) — их передавали в музеи-заповедники, и каждый памятник попадал под надзор сторожа, выбиравшегося обычно из местных, который не давал разрастись траве вокруг, закрывал ставни, проверял замки и всячески заботился о том, чтобы объект аккуратно выглядел изнутри и снаружи.
— Теперь этот рецепт не работает. Хотя это было, как говорят итальянцы, мерой превентивной реставрации,— поясняет Сергей Куликов.— Заделанная вовремя дырка исключала протечку, проверка громоотвода или чистоты помещения после туристов на предмет, скажем, окурков помогала избежать пожара. Система работала, но в рамках оптимизации всего и вся сторожей не стало, многие памятники ушли на баланс в музеи, а музеи переформатировали. Те памятники, которые оказались вне территории музеев-заповедников, на отшибе, выпали из поля зрения начисто — бесхозные, ничьи…
Наверное, все так. Но в Кондопогето и сторож был, и город рядом, а церковь все равно не спасли. Как же так? — Нет ответа. Артем Демидов из ВООПИКа напоминает только, что и в советские времена система музеев-заповедников, в которые свозились памятники для сохранности, не была панацеей. Объекты строились в определенном природном ландшафте, и сохранять их нужно в нем, а не свозить, как в зоопарк. И соглашается: ни географическое положение, ни сторожа, ни охранный статус у нас памятники деревянного зодчества от неприятностей не гарантируют.
— Возьмем для примера последние пожары в Сергиевом Посаде,— говорит председатель ВООПИКа.— Мы обнаружили на его территории замечательный деревянный домик XIX века, пытались привлечь к нему внимание общественности, но в 2017 году он все же сгорел, и дело вовсе не в поджоге (его следов не обнаружили). На мой взгляд, памятник пропал, так как был никому не нужен и просто брошен. Человек не оставит без присмотра свою дачу, скажем, месяца на два-три, а бесхозный памятник — легко…
Ну хорошо, согласились с этим. А делать-то что? Как выяснилось, в 2016 году Министерство культуры заказало (по результатам конкурса) ООО «ЭКОКУЛЬТУРА» на бюджетные средства «Концепцию сохранения памятников деревянного зодчества и включения их в культурный оборот до 2025 года». Заказ был выполнен, однако, несмотря на довольно подробно описанные механизмы защиты памятников, продуманный список самих объектов, которые прежде всего нуждаются в сохранении и определенных защитных процедурах, перечень первостепенных работ на объектах и другие детали, документ уже полгода находится на рассмотрении в Роскультпроекте. И — без движения.
— Концепцию делали специалисты по охране наследия. Если ее примут, будут нужны еще и менеджеры по продвижению этого наследия,— описывает перспективу Константин Михайлов.— Не могут же эти объекты просто стоять в мертвых деревнях, посреди пустующей местности — они должны быть включены в социальную ткань. Либо к ним нужно протянуть нить познавательного, культурного или даже экстремального туризма…
Короче, все эти меры могут занять годы. А горит — сегодня. Поэтому, подчеркивает Михайлов, в первую очередь нужны элементарные противопожарные меры.
— По степени пожароопасности,— поясняет эксперт «Огоньку»,— памятники деревянного зодчества можно приравнять к нефтебазам и бензоколонкам. И чтобы на таком объекте поставить видеокамеру и систему автоматического пожаротушения, никакой концепции не надо. Случай в Кондопоге, я считаю, должен быть разобран до деталей, чтобы выявить и прикрыть уязвимые места в системе защиты памятников. А итогом разбирательства должен стать судебный процесс. Есть конкретные люди, которые ответственны за сохранность памятника; нужно назвать их пофамильно. Задача — не просто найти виновных, а снизить вероятность повторения подобного. Если увидят, что не сошло с рук, то и другие «пользователи» призадумаются. Вывод простой: принимая на баланс национальное сокровище, надо понимать, что вместе с ним принимаешь ответственность. И чтобы потом ничего нельзя было списать на 15-летнего мальчика и жаркую погоду...
«Огонек» попытался выяснить у Министерства культуры, готово ли оно к предметному разговору по горячим следам трагедии. В частности, собирается ли отправить в Кондопогу собственную комиссию, чтобы провести расследование на месте и установить личности виновных? Собирается ли вносить изменения в Концепцию сохранения памятников деревянного зодчества, в частности, по установке систем пожаротушения?
Пока реакции ведомства нет. Может, Минкульт просто тщательно обдумывает ответы?
Памяти «Успенки»
Головешки от кондопожской церкви еще не остыли, а спор о ее реконструкции и даже о воссоздании (по фотографиям) знаменитого иконостаса силами современных художников захватил профессиональную общественность. Видимо, такова уж у нас новая формула защиты культурно-исторического наследия: что имеем, не храним, потерявши — строим копию.
Реставраторы с именем, правда, выступают против реконструкции в жанре новодела, предлагая уж лучше перенести на место сгоревшей церкви какой-нибудь другой храм, находящийся в небрежении, и тем самым почтить память многострадальной «Успенки». Это близко и прихожанам: им больно смотреть на пустынный берег, где когда-то высилась самая статная деревянная церковь русского Севера. Дискуссия, похоже, будет принципиальной: ВООПИК не против нее, но предлагает не торопиться и принять как можно более взвешенное решение.
— Вопрос восстановления памятника — на самом деле это вопрос отношения к подлинности,— говорит реставратор Сергей Куликов.— Подлинный облик этой церкви вряд ли получится восстановить, она в любом случае будет другая. Утраченное в принципе восстановить невозможно.
Между тем очевидно: то, что еще подлежит спасению, спасти и возможно, и необходимо. Если, конечно, мы поняли, наконец, зачем нам все это нужно…
Досье: Сгоревшая Россия
Только с середины 1980-х пожары уничтожили в России десятки шедевров деревянного зодчества. «Огонек» представляет наиболее горькие утраты*
Гибель Кондопоги — потеря самая тяжелая, но абсолютно не единичная и не случайная. Исчезает уникальное деревянное наследие, но мы не извлекаем из утрат никаких уроков: причины повторяются, меняются лишь адреса. Гибнут и малоизвестные постройки, и шедевры европейского масштаба, как Кондопога. Наш перечень (он составлен по датам гибели храмов) вряд ли полон — не из всех провинций доходят сведения, не все потери даже фиксируются...
1985. Усть-Кожский погост
Архангельская область, близ деревни Макарьинское
В 3 километрах от села Усть-Кожа на реке Онеге, у деревни Макарьинское, на высоком берегу реки Кожи до середины 1980-х годов стоял деревянный ансамбль-«тройник». В центре — пятиглавая церковь Климента (датируется 1695 годом), рядом — шатровая Крестовоздвиженская церковь (1769) и колокольня (ХVIII века). Ансамбль полностью уничтожен пожаром в 1985-м — согласно версиям краеведов, дети играли со спичками и спалили дотла два храма с колокольней.
1989. Заостровский погост
Архангельская область, Виноградовский район, село Заостровье
Ансамбль состоял из двух шатровых церквей — Рождества Богородицы (1726–1728) и Михаила Архангела (1778), а также шатровой колокольни (1785). Храмы использовались под склады. Сгорел в 1989 году в результате удара молнии.
1995. Церковь Иоакима и Анны в Кашине
Тверская область, город Кашин
Церковь Иоакима и Анны (1646 года; по некоторым данным, завершена в 1670 году), памятник архитектуры федерального значения, была последним из некогда многочисленных деревянных храмов Кашина. Клетский храм, соединявший под двускатной кровлей церковь и трапезную, венчали две парные главки. В 1830-х годах храм был обшит тесом, декорирован в классическом духе. При реставрации 1968–1971 годов поздние части и обшивка были удалены, полусгнивший сруб заменен новым, но габариты здания и даже толщина бревен остались неизменными. В советские годы в церкви помещался склад. В 1995 году здание уже было бесхозным. В ночь на 20 марта 1995‑го не имевший пожарной сигнализации храм загорелся изнутри (следствие не исключало поджога) и был уничтожен пламенем.
1996. Никольская церковь из села Новинки
Вологодская область, Устюженский район, село Даниловское
Храм был очень редким по композиционным особенностям памятником. Необычная крутизна и высота четырехскатной кровли клетской сельской церкви позволяла рассматривать ее как единственный в своем роде образец шатра с четырехугольным основанием (обычно клетским храмом называют один или несколько прямоугольных срубов-клетей, покрытых двускатными кровлями). Датировался 1717 (по другим данным, 1700-м) годом.
Памятник архитектуры федерального значения, церковь в 1987-м для лучшей сохранности была перевезена из обезлюдевшего села Новинки в село Даниловское, где в бывшей усадьбе поэта Батюшкова работает мемориальный музей. После перевозки и сборки в храме начались реставрационные работы, которые вскоре были свернуты. Он простоял несколько лет заброшенным и открытым настежь. В 1996-м сгорел — в него забрались пошалить с огнем дети. Музейные работники успели спасти лишь фрагмент потолочного перекрытия. Следствие по делу о пожаре было вскоре прекращено.
1997. Храмовый ансамбль в Верхней Мудьюге
Архангельская область, Онежский район, село Верхняя Мудьюга
Последний классический ансамбль-«тройник» (шатровая холодная церковь, кубоватая теплая церковь и колокольня), сохранявшийся в Онежском регионе. Главное сооружение — шатровая Входоиерусалимская церковь XVII века с тройным бочкообразным покрытием над двумя пятигранными алтарными апсидами. В 1753–1757 годах местный мастер Даниил Пантелеев пристроил к ней Трехсвятительский придел. Ансамбль дополняли колокольня XVIII века и кубоватая пятиглавая Тихвинская церковь (1865), вероятно, копировавшая формы старинного храма. Ансамбль сгорел 10 августа 1997-го, после праздничной службы. Тихвинскую церковь и колокольню незадолго до того отреставрировали. Огонь, замеченный жителями села, быстро перекинулся с шатрового храма на другие строения. Пожарных из-за отсутствия телефона вызывали с помощью нарочного, они приехали через два часа и застали обгорелые остатки. Эксперты считают причиной пожара неосторожное обращение с огнем: кто-то бросил на пол окурок.
2002. Церковь Покрова из села Старые Ключищи
Город Нижний Новгород, Щелоковский хутор
Ярусная Покровская церковь 1731 года, памятник архитектуры федерального значения, была перевезена в 1973–1975 годах из села Старые Ключищи в Музей архитектуры и быта народов Поволжья в областной центр. Храм представлял собою пирамидальную композицию из трех уменьшающихся восьмериков на массивном четверике, к которому примыкали трапезная и пятистенный алтарь. Он сгорел средь бела дня 3 июля 2002 года: на высоте 1,5–2 метров от земли, по заключению пожарных служб, были видны следы «занесения открытого огня с внешней стороны». Сотрудники музея заметили огонь, вызвали пожарных, те приехали через 7 минут, но спасти здание не смогли: в 30-градусную жару огонь быстро перекинулся на верхи храма, и церковь высотой с пятиэтажный дом сгорела за 20 минут. От подлинного памятника уцелели обугленные фрагменты нижнего четверика, вынесли и часть утвари. Сохранившаяся трапезная в значительной степени представляет собой реставрационный новодел советских времен. Храм сгорел за два дня до тендера на его новую реставрацию. Восстановлен в 2005-м.
2002. Церковь Спаса Преображения из села Спас-Вежи
Город Кострома, территория Ипатьевского монастыря
Церковь Спаса Преображения была единственным деревянным храмом на сваях, дожившим в России до наших дней. Хрестоматийный памятник, чьи фотографии украшали все издания по истории русской архитектуры, датировался 1713 годом и был построен, по преданию, ярославскими плотниками братьями Мулиевыми. Стройная, почти симметричная относительно продольной оси церковь была поднята на сваи по причине частых наводнений. С востока к храму примыкала пятигранная апсида, рубленная, в отличие от него, «в лапу» (в углах сруба бревна не выступают — «О».), с запада — трапезная. С трех сторон храм и трапезную окружала закрытая галерея с лестницей. Шатровая колокольня на сваях, связанная переходами с храмом, была утрачена в 1926 году.
В 1956-м храм перевезли в областной Музей народной архитектуры и быта и поставили в Новом городе Ипатьевского монастыря на окраине Костромы. Во второй половине 1950-х реставрация по проекту Б.В. Гнедовского вернула храму первоначальный облик, был восстановлен четырехъярусный тябловый иконостас. В 1993-м Ипатьевский монастырь был возвращен верующим. В 2002 году монашеской общине, соседствовавшей с музеем, была предоставлена территория Нового города, на которой находился деревянный храм. Музей готовился переместить церковь из Спас-Вежей за пределы монастырских стен осенью — зимой 2002-го. По словам работников музея и областного Комитета по охране культурного наследия, община закрыла вход в Новый город, не пропуская туда ни экскурсантов, ни музейных работников, ни сотрудников органов охраны памятников. Вечером 4 сентября 2002 года храм из Спас-Вежей загорелся по так и не установленным причинам. Церковь не была оборудована пожарной сигнализацией, инвентаря для тушения поблизости не оказалось. Попытки музейных работников оторвать от церкви пылавшее крыльцо и не дать огню перекинуться на храм были безуспешны — вскоре столб огня достигал 50 метров в высоту. От уникального храма остались обгорелые головешки.
2006. Калежский погост
Архангельская область, село Калья
Деревянный храмовый комплекс XVIII века — Калежский погост — издавна имел две церкви с колокольней. До XXI века дожили шатровая Димитриевская церковь (1761), частично перестроенная в XIX веке; Никольская церковь (1774) и колокольня (1748). В 2006-м в селе произошел сильнейший пожар: сгорело 14 домов и храмовый комплекс. В Калье после этого не осталось постоянного населения.
2013. Покровско-Власьевская церковь и колокольня в Лядинах
Архангельская область, Каргопольский район, село Лядины
Шатровая церковь 1761 года и колокольня 1820-го сгорели 5 мая 2013-го в результате удара молнии в шатер храма. Молниеотвод на церкви был, но молнию не отвел. Пять пожарных машин приехали быстро, но потушить огонь на большой высоте не смогли — не хватало напора воды. Храм сгорел дотла. От разлетавшихся головешек загорелась стоявшая рядом шатровая колокольня. Вторая церковь ансамбля — 12-главая Богоявленская 1793 года — уцелела чудом. Власти принимали решение о воссоздании храма, но оно не реализовано.
2015. Успенская церковь в Иванове
Город Иваново
Вечером 18 ноября 2015 года в Иванове за два часа была почти уничтожена пожаром Успенская деревянная церковь XVII века — старейший храм города. На объекте культурного наследия федерального значения в 2014–2015 годах проводилась реставрация. Ивановские власти как ни в чем не бывало стали извещать население, что теперь происходит «консервация» памятника. Однако с момента пожара до сего дня Росимуществом (собственник памятника) не было принято мер по «консервации» даже при наличии обязывавших это сделать судебных решений. Полуобгоревший, но сохранившийся сруб разрушали ветра и стихии. В июне 2018-го судьба церкви обсуждалась на парламентском форуме в Суздале, и спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко дала Минкульту поручение в два месяца решить проблему. Храм передан старообрядческой епархии, но сведений о начале «консервации» нет.
Константин Михайлов, главный редактор сайта «Хранители наследия»
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl