Грузия сумела сказать «нет» Западу
Какое будущее выбрали для страны нынешние грузинские политические элиты и почему их больше не страшит разлад с ЕС и США
На пути к вступлению Грузии в Европейский союз внезапно встала ее независимость. «Грузия имеет полное право просить Европейский союз уважать наш суверенитет и ценности, прежде чем мы войдем в дом», — заявил глава грузинского правительства Ираклий Кобахидзе, стоя перед многотысячной толпой своих сторонников в конце апреля 2024 года.
На протяжении последних недель грузинская столица то и дело митинговала. Поводом стал законопроект «о прозрачности иностранного влияния», который настолько сильно не понравился Европе, что в Брюсселе намекнули на отказ в присоединении Грузии к ЕС.
Поскребя казенное название законопроекта, Грузия вдруг обнаружила под ним простой выбор: имеет она право на суверенную внутреннюю политику или все-таки нет. Тем удивительнее, что камнем преткновения стал закон, аналогичный уже принятым во многих странах: он регулирует деятельность лиц, которые, по мнению властей, могут быть как-то связаны с группами влияния из-за рубежа. Закон об иноагентах, если по-нашему.
В декабре 2023 года Грузия после почти девяти лет ожидания наконец-то получила статус официального кандидата на вступление в Евросоюз. Но теперь этот статус под угрозой: в частности, Франция заявила, что закон о прозрачности «противоречит ценностям, на которых зиждется Европейский союз». И это при том, что в самой Франции готовятся принять аналогичный по многим пунктам законопроект о предотвращении иностранного вмешательства, с реестром иноагентов и т. д .
На изменение характера отношений с Грузией намекнули и в США, которые на протяжении почти всего постсоветского периода были для небольшой закавказской страны главным внешнеполитическим ориентиром.
Этот закон грузины пытались принять еще в начале прошлого года. Все этапы его обсуждения в стенах парламента сопровождались драками депутатов, протестами оппозиции и массовыми беспорядками на улицах. На движение «Сила народа», предложившее законопроект, а также на правящую партию «Грузинская мечта», которая поддержала идею, с ходу был приклеен ярлык «агентов России». Именно России, а не США, где действует более жесткий вариант подобного закона.
Весной прошлого года из-за череды скандалов законопроект был отозван, но в апреле 2024-го «Грузинская мечта» все же решила довести начатое до конца, проявив принципиальность.
В какой момент Грузия, казалось бы, уже прочно и безоговорочно взявшая курс на ЕС и НАТО, вдруг вспомнила о собственных интересах и решилась их отстаивать даже ценой неизбежного ухудшения отношений с Западом? Тогда ли, когда началась СВО и оказалось, что наличие общей границы с Россией в условиях, когда та обложена санкциями, может принести немалую прибыль любому, кто предпочтет прагматику политической истерии? Или у грузинских элит сформировалось какое-то свое, особое видение будущего страны, находящейся на пересечении множества геополитических интересов?
Фонды, дары приносящие
Закон о прозрачности иностранного влияния — когда преодолеет вето президента Грузии Саломе Зурабишвили и вступит в силу — обяжет неправительственные организации, некоммерческие организации и СМИ, имеющие иностранное финансирование в размере более 20% годового дохода, ежегодно подавать финансовую декларацию, а также регистрироваться в особом реестре. Требования весьма щадящие, учитывая отсутствие уголовной ответственности, однако оппозиция не на шутку возбудилась. Еще бы: начиная с развала СССР западные НКО чувствовали себя в Грузии весьма вольготно.
Фонды, общественные движения, благотворительные организации и т. д. активно действовали на всем постсоветском пространстве, включая и Россию. Однако вскоре оказалось, что за официально декларируемыми целями вроде борьбы с бедностью, защиты женщин, мигрантов, природы и демократии прячется старый добрый западный колониализм, обернутый в новую упаковку. Цель если не всех, то большинства западных НКО, работающих на постсоветском пространстве, одна: формирование нужного общественного мнения и влияние на ситуацию в стране. А если нужно, то и полное ее переформатирование, в зависимости от нужд метрополии.
Запад допустил большую ошибку, рассказал «Моноклю» политолог, директор исследовательского центра «Ближний Восток — Кавказ» Станислав Тарасов. «Если бы он проводил политику настоящего либерализма, то ему удалось бы контролировать ситуацию в Грузии. Но дело в том, что западные страны используют приемы неоколониализма, оказывают прямое вмешательство во внутренние дела страны. И это при том, что грузинское правительство и так не является пророссийским. Это грузинские националисты, мыслящие в рамках реальной политики, имея за спиной опыт войны августа 2008 года. Они готовы вступить и в ЕС, и в НАТО. Но говорят при этом: мы хотим быть равноправными партнерами. Зачем вы нам навязываете свое мнение о законе об иноагентах и пытаетесь через НКО контролировать наши действия? Так что это абсолютно логичные действия со стороны Грузии».
Те неправительственные организации, которые сейчас протестуют в Тбилиси, политически давно не нейтральны, объяснил «Моноклю» старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Николай Силаев. «Они ведут антиправительственную кампанию на протяжении нескольких лет за счет средств, выделяемых в немалых количествах, в том числе через USAID. То есть только из США на деятельность НКО поступают десятки миллионов долларов в год, не считая структур Европейского союза и прочих негосударственных фондов. И эта антиправительственная кампания оказалась настолько разнузданной, что у властей просто не осталось другого выхода. Либо в Грузии продолжается предвыборная кампания на американские деньги против правящей партии, либо правящая партия что-то с этим делает».
Откуда в Грузии столько НКО?
Сейчас, по прошествии стольких лет, имея массу примеров перед глазами в самых разных странах мира, принцип работы подобных структур описать легче. Но постсоветское общество в начале 1990-х, включая политические элиты, оказалось беззащитным. То, на что способна так называемая мягкая сила и как именно работала эта технология, впервые можно было наблюдать именно в Грузии: в 2003 году там случилась «революция роз», самая первая в череде цветных революций на постсоветском пространстве и за его пределами. Западные средства, выделяемые через фонды и НКО, действительно помогли удержать сложную гуманитарную обстановку в Грузии начала 1990-х, а затем направляли молодую независимую республику по четко заданному пути, сворачивать с которого уже было нельзя. К 2000 году в стране насчитывалось свыше четырех тысяч западных НКО. Сейчас их, по разным данным, не менее пяти-шести тысяч.
Неправительственные организации должны были не только следить за соблюдением прав человека и выборами, раздавать гранты на образование, укреплять демократию, проводить социологические опросы и проч.
Как только президент Грузии Эдуард Шеварднадзе, до этого расплатившийся немалой долей грузинского суверенитета с США за помощь в банальном сохранении страны, осознал, что на западном финансовом паллиативе Грузия далеко не уедет, и вспомнил, что у соседей есть дешевый газ, грянула революция.
Западные фонды не скрывали своего прямого участия в финансировании деятельности оппозиции: один только Фонд Сороса потратил на предвыборную кампанию «Единого национального движения» Михаила Саакашвили более четырех миллионов долларов. Через несколько месяцев жесточайшего политического противостояния, в 2004 году он стал президентом Грузии.
Саакашвили быстро завоевал симпатии грузин не только благодаря стоящим за его спиной фондам, формирующим нужный образ через целую сеть подконтрольных СМИ, опросов общественного мнения и т. д. Он критиковал коррупцию и пообещал, что выведет Грузию из долговой ямы. Поначалу получалось: масштабные реформы отчасти помогли справиться с казнокрадством в чиновничьей среде и в правоохранительных органах. Снизились налоги, улучшился, как принято говорить, инвестиционный климат.