«Мой дом – у меня в голове»
Пока одни мечтают о собственном жилье, которое подарит уверенность в завтрашнем дне, другие колесят по миру и больше всего дорожат свободой. Ко второй категории относится и наш герой Андрей Денисенко. В 1990 году он перемахнул через Берлинскую стену и остался в Западной Германии. Но не навсегда. Сейчас он — формально бездомный, но счастливый человек, выбравший жизнь-путешествие.
За последние девять месяцев я переезжал четыре раза: Непал, Черногория, Таиланд, сейчас живу на Бали. Я путешественник, а не турист: каждый раз погружаюсь в атмосферу нового места, учу язык хотя бы на бытовом уровне, знакомлюсь с местными жителями и их обычаями. Несколько раз даже сам устраивал экскурсии для приезжих.
Я доволен: все сложилось так, как надо, и в нужный момент — ни раньше, ни позже. Подходящая для перемен жизненная ситуация (я недавно развелся), стабильные финансы, возраст: мне 52 года, и я еще полон сил. Но мое решение бросить все и уехать не было спонтанным, я долго к нему шел.
Я родился в Белогорске Амурской области. Знакомые парни постарше учились в мореходке во Владивостоке, привозили из поездок иностранные журналы, рассказывали о том, как «там». У меня появилась мечта — уехать за железный занавес.
Первое заграничное путешествие состоялось, когда я уже жил в Москве, учился в Институте управления. Среди студентов были болгары, и они сделали мне приглашение. В Болгарии все было узнаваемо: те же буквы на вывесках, понятная в общем речь. Но сам воздух какой-то другой. Мне захотелось увидеть больше!
В следующий раз я отправился в ГДР с девушкой, будущей женой: нас пригласили ее немецкие знакомые. Они угощали едой, которую мы никогда не видели (я впервые попробовал киви!), и рассказывали про Западный Берлин, где часто бывали: им туда нетрудно было попасть. Я тоже захотел посмотреть на «другой Берлин». «Не пустят, только немцы могут пройти». Но я их уговорил, и мы отправились к легендарному пропускному пункту «Чекпойнт Чарли».
Загранпаспортов тогда не было, только розовый вкладыш, на который пограничники ставили штампы. И вот я протягиваю его в окошко — и меня неожиданно пропускают! Так я впервые увидел своими глазами «проклятый капитализм». Шок от необычных запахов, витрин, улиц, лиц людей был такой, что первые пятнадцать минут я не мог говорить. И тогда понял, что это и есть та свобода, о которой мечтал, что хочу остаться. Но нужно было возвращаться.