Многослойная история любви и предательства в романе Любови Бариновой «Кто ты будешь такой?»
Дарья Алексеевна внушила дочери Алевтине, что нет ничего в жизни важнее любви. Все детство девочки они вдвоем с матерью постоянно срывались на поиски отца. Однажды Дарья и Аля заблудились в лесу, где мать укусил энцефалитный клещ. После этого девочка на два года попала в интернат. Уже студенткой Аля встречает актера Макара Духова, который оказался связан с лесным приключением из ее детства. Но их стремительный роман оказался результатом манипуляции. «Сноб» публикует отрывок романа, вышедшего в «Редакции Елены Шубиной».
Через несколько дней Алю отвезли в интернат. В кабинете с желтыми шторами за столом сидела директриса. Над ее головой висел портрет седого, тщательно расчесанного мужчины с толстым лицом (Ельцин, как много позже узнала Аля). В углу, в аквариуме, пронизанном позднеавгустовским светом, плавали среди мини-джунглей красные и полосатые рыбки. Директриса угостила Алю конфетой и велела немного подождать. Вскоре вошла длиннотелая и длиннолицая учительница. Села рядом с директорским столом, положила ногу на ногу. Аля в застиранном серо-синем платье с воротничком, великоватых, собравшихся гармошкой колготках стояла напротив в солнечном квадрате, чувствуя, как тепло согревает ее ноги. Цеплялась взглядом за американские мальчишеские разношенные ботинки — единственное, что ей вернули в детприемнике.
Сначала спрашивала директриса. Аля рассказала, как с мамой ездили из города в город искать отца. Как мама говорила, что самое стоящее в жизни — это любовь, а все остальное — это так, пыль из-под колес. Директриса от этих слов подобрела еще больше, а худое лицо учительницы вытянулось еще сильнее. Нет, в детский сад не ходила. Да, мама оставляла дома одну, закрыв на ключ. Что делала в ее отсутствие? Играла и ждала. Нет, телевизор целыми днями не смотрела, у них его не было.
— Ты умеешь читать? — Это уже учительница.
— Нет.
— Какие у тебя любимые книжки?
Аля промолчала.
— Мама читала тебе книжки?
— Она читала мне стихи.
— Барто? Маршака? Чуковского?
Аля снова промолчала.
— Можешь какое-нибудь прочесть наизусть?
Кивнула. Она многие стихи из той коричневой тетрадки запомнила. Про жалобную осень, муху, попавшую утром в чай, и оставшийся под кроватью мужской носок — темный, в крапинках. Это было короткое стихотворение. Когда Аля закончила, учительница и директриса ничего не сказали, просто смотрели на нее. И Аля начала еще одно — про то, «как разрывается то ли платье, то ли сердце под твоими руками…».
— Хватит, — сказала, покраснев, учительница. — А детские ты знаешь? Про Дядю Степу? Муху-цокотуху?
Аля подумала:
— Я знаю считалки. Эники-беники ели вареники…
— Ну а сказки? Сказки какие ты знаешь?
Аля начала рассказывать одну из услышанных от матери. На лице учительницы отразилось недоумение. Тогда Аля заверила, что еще знает про Черную Руку, Пиковую Даму, гроб на колесиках…
— Ну а Золушку? Красную Шапочку? Про молодильные яблоки? Петушка — Золотого гребешка? Руслана и Людмилу?
О таких не слышала. Нет, даже мультфильмов, известных всем детям, не смотрела.
Директриса что-то тихо сказала учительнице, та упрямо поджала тонкие губы, по ее щекам снова поскакали красные пауки.
— Мама водила тебя в музей, театр, кино?
Да, мама любила ходить в кино. Смотрели «Эммануэль», про Анжелику, а еще про Терминатора и маньяка, который держал девушек в колодце. А еще…