Пахнет снегом и замерзшей рекой
Рассказ нашей читательницы – то, что нужно, чтобы согреться зимним вечером за чашкой чая!
У фонарей вьются снежные мошки. Совершенный, нетоптанный снег, как лист бумаги для акварели. Я рисую на нем следы.
Река поворачивает, а вместе с ней поворачивает набережная, дома, большая белая собака с толстой неповоротливой хозяйкой на поводке, пожилой бегун в красных штанах и задорной шапке петушком и первый автобус. А на повороте меня ждет Вадька. Накрывает капюшоном огромной куртки, клюет холодным носом в лоб и щеку: «Доброе утро!»
Идем по двору спящего ресторана туда, где тепло светится желтой шторой окошко пекарни.
Топочем ногами, оббивая снег, Вадька отряхает мою шапку, шарф и валенки, подталкивает к двери. Ваха уже растопил печь, замесил первую порцию теста и налепил лепешек. Когда мы заходим, поспешно надевает поварскую куртку, смущенно отворачиваясь, чтобы я не увидела седую уже, волосатую грудь.
– Доброе утро, Ваха!
– Доброе утро, Ксеня! Как добралась? Вадик, биджо, вон в то кресло ее сажай. И плед этот вот. Пей пока чай, суло чемо (душа моя).
Я сижу в старом продавленном кресле, завернутая в кусачий шерстяной плед, с чашкой очень крепкого и сладкого чая. Валенки, как маленькие собачки, греются у печки.
Ваха снял крышку с печи и ловко накидывает лепешки на ее стенки изнутри. Что-то ворчит старый телевизор, Вадька рассказывает что-то смешное про вчерашних гостей на свадьбе, мне уютно и немного жарко, закрываю глаза. Просыпаюсь от запаха. Самый любимый запах – запах только что испеченного, еще горячего хлеба. Он пахнет миром, где нет войн, где нет голодных детей, а есть тепло и доброта.
Специальной палкой с крючком на конце Ваха достает лепешки и кидает их на белоснежную тряпочку. Они укладываются рядками, похожие на тощих поросят и веретенца одновременно. Накрывает их второй тряпочкой, а я уже извелась от нетерпения. Мне нельзя вставать с кресла, пока не будет готов весь хлеб, таков уговор, и я терплю, немножко поскуливая. Был бы хвост, завиляла. И вот – дождалась! Ваха протягивает мне первую, самую большую и поджаристую, специально для меня сделанную, лепешку. Она еще жжет руки, даже через полотенце, а я уже откусываю самое вкусное – острый, хрустящий кончик. Ваха довольно прищуривается и принимается за третью часть теста.
Мука, немного соли, дрожжи и теплая вода. Быстро вымешивает, подсыпает еще немного муки и начинает мять и мять, отбивать и подбрасывать тесто, оно становится все мягче и воздушней. Рукава куртки по локоть закатаны, волосы на руках припорошены мукой, в левом углу рта сигарета, зажатая зубами. Дым то и дело попадает в глаз, Ваха щурится. Круглая белая шапочка немного сползла на лоб, и он становится похож на хирурга из старых советских фильмов. Обсуждая последние новости, мужчины почти кричат, спорят об одном и том же, снова закуривают, дым поднимается вверх, к трубе в потолке, а в ней начинает синеть небо.
Тесто отдыхает, заботливо завернутое в два старых полотенца, поднимается, дышит.
Ваха стоит на крыльце и смотрит, как Кето несет ему огромную синюю кружку кофе. Она подходит снизу заглядывает ему в глаза:
– Дила мшвидобиса, дзвирпасо (Доброе утро, мой хороший).
– Дила мшвидобиса, Кето!
Смотрит на нее, заправляет выбившуюся прядь волос за маленькое нежное ушко, проводит пальцами по ее щеке и шее.
– Дила мшвидобиса, ламази гого (Доброе утро, моя красавица).
Обнимает жену за плечи, она прижимается к нему, он едва касается ее виска губами. Показывать нежности на людях непристойно, поэтому все едва заметно.
Ему чуть за сорок, ей 35. Он рыжеватый блондин с голубыми глазами, высокий, красивый и статный. Она маленькая, пухленькая, черненькая, с глазами Бемби и детской улыбкой. Они женаты 15 лет. И все пытаются забеременеть. Вынянчили трех племянников и одну даже выдали замуж здесь, в Москве. Он мастер на все руки и лучший пекарь, она кондитер. Катерина и Вахтанг.
Кето и Ваха.
– Ксюша, доброе утро! На вот, возьми.
Кето протягивает мне вазочку с тирамису. И лучше ее тирамису я не ела больше нигде и никогда.
– И вот еще, померь, угадала с размером? Вадим сказал, что 39 у тебя, я думала, смеется – ты же маленькая такая.
Кето присаживается передо мной на корточки и пытается надеть на мою ногу красный шерстяной носок с бегущими оленями. Мне неловко и очень нравится подарок.
– Кето, милая, они такие красивые! Спасибо вам! Я сама, пожалуйста!
– Они из собачьей и овечьей шерсти. В нашем селе прядут так. Очень полезно для суставов и плохом кровообращении. Я потом варежки тебе еще свяжу. Ну какая же ты худенькая! Вадим, принеси с кухни сыр и мясо, покорми девочку. И как же ты не раздавил ее еще! Сколько ты весишь? О! Больше, чем в два раза меньше его! Там еще я сациви оставила с уткой и аджапсандали в холодильнике, неси.
И я макаю лепешку в сациви, откусываю, зачерпываю острые овощи – боооожеее… Копченый сыр вприкуску и запиваю «нектаром и амброзией» – необыкновенным красным вином из виноградника хозяина ресторана. Кето сидит напротив и улыбается.
– Я с самого раннего детства люблю людей кормить. Бабушка учила меня готовить. Потом поступила в кулинарку, а потом война началась и мы уехали. Все бросили: дом большой, еще прадедушка строил, сад, корову отдали соседям. Жили в Сухуми сначала, потом в Сочи. Там с Вахой познакомились, поженились. Потом в Москву вот перебрались. По дому скучаю, да. Только нет его больше. Воронка осталась, а дома нет. Вот к старости поедем домой. Дом купим. У моря хочу. Пекарню откроем. Может, уже будет с нами ребеночек. А нет, так, может, возьмем кого. Ваха будет хорошим отцом.
Ваха закончил печь хлеб, выключил печь, разрешил мне вставать. Я снимаю носки и хожу босиком по горячим плиткам пекарни. Почти совсем рассвело. Надо ехать, скоро откроется ресторан. Вадька дает мне сумку, из которой выглядывает кончик лепешки. Там вкусности разные и теплые носки с бегущими оленями. Еще раз клюет меня в щеку, и водитель ресторана увозит меня к метро.
Оксана Чухрова
Фото: ShutterStock/Fotodom.ru
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl