Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Ирина Померанцева. Песни молодости
Когда министр культуры Фурцева услышала со сцены Леонида Борткевича, она воскликнула: "Ангельский голос, божественная красота! Увидела и... умерла". Сладкоголосый Орфей сводил с ума всех женщин Советского Союза. Его преследовали толпы поклонниц. До сих пор подсчитывают, сколько у него было жен, любовниц, детей...
Сколько раз мне предлагали рассказать историю наших отношений! Сам Леня давал мой телефон редакторам телевидения, уговаривал прийти на очередную передачу о нем. Я отказывалась: «Мы давно с тобой расстались. У каждого из нас семьи. Мой муж — актер, публичный человек. Мы прекрасно живем, душа в душу...»
Но однажды нас с сыном Лешей обманом заманили на передачу, пообещав, что будут обсуждать мои сериалы. А оказалось, Лене и Леше устроили встречу. Мой сын сказал, что не помнит отца. Для него этот вопрос закрыт навсегда: «У меня есть папа, Никита меня вырастил и воспитал. Это мой отец и дед моих детей». Он совсем не обижается на Борткевича, тот для него чужой человек. Леша меня не понимает: зачем ворошить прошлое? Объяснять сыну что-то бесполезно. Да и не поймет он, что для меня Леня — это молодость моя... Моя первая любовь.
Честно говоря, думала, что Борткевич бессмертный. Когда тринадцатого апреля этого года прочитала эсэмэску от подруги, что он умер, казалось, земля ушла из-под ног.
Только сейчас, когда его уже нет на свете, согласилась рассказать об этом удивительно талантливом человеке со сложной судьбой. Разные ходили разговоры: о его взлетах и падениях, об оглушительной славе, о причинах ухода из «Песняров», о браке с Ольгой Корбут, который, я считаю, сыграл роковую роль в жизни Лени. А мне хочется рассказать о том, какой бывает любовь, что это было за наваждение...
Семидесятые годы — у «Песняров» оглушительная популярность в стране. Из каждого окна звучат их песни, они собирают стадионы, пластинки выходят миллионными тиражами. Четырнадцатилетней школьницей я стала фанаткой «Песняров». Стены моей комнаты и даже портфель были обклеены фотографиями группы. А на пиджаке, у сердца, я носила значок с фото моего кумира Леонида Борткевича. В библиотеке тайком вырезала из газет и журналов его портреты. Для меня он писался только с большой буквы — Он! Одноклассницы посмеивались над моими чувствами, мама успокаивала: «Ничего, Ириночка, это пройдет...»
И вот наступил день, когда я благодаря сестре впервые попала на концерт «Песняров» в киноконцертном зале «Октябрь». Я словно окаменела от необыкновенного голоса и красоты Леонида Борткевича. Как он пел «Александрину»! Мне казалось, все зрители должны были биться в экстазе, а они спокойно жевали бутерброды в антракте.
Я жила в Медведкове, в семье военного. В школе была активисткой, настоящей комсомолкой — на мне все линейки, концерты, дежурства. А тут вдруг все стало валиться из рук, я не понимала, что со мной происходит. «Вот, оказывается, как люди с ума сходят!» — догадалась я.
Помню, как сказала подружке Верке:
— Если смогу его увидеть ближе, подарив цветы, уже можно утопиться в Москве-реке. А если не получится, тем более утоплюсь!
Она засмеялась:
— Поняла, третьего тебе не дано.
Подарить цветы и увидеть его близко — это был предел моих мечтаний. Я даже и думать не смела о том, что мы познакомимся, а уж тем более не представляла, что у нас может быть роман...
Целых полгода жила ожиданием встречи с ним. Однажды еду куда-то, вдруг вижу скромную афишу, на которой синими буквами написано: «Песняры». У меня заколотилось сердце. Мы с подругой с трудом достали билеты. За дефицитными цветами пришлось ехать на ВДНХ. Ансамбль «Песняры» на этот раз выступал в Театре эстрады. Я выбежала на сцену, к Борткевичу выстроилась очередь поклонниц с цветами. Он быстро собирает букеты и, улыбаясь, говорит: «Спасибо», а на мне почему-то останавливается. Я подготовилась к нашей встрече: накрасила ресницы махровой тушью, наложила перламутровые тени по брови, волосы завила, губы подвела. Мне так хотелось понравиться!
— Можно подойти к вам после концерта за автографом?
— Конечно!
Вблизи Борткевич оказался еще лучше. Я так боялась разочароваться, увидев концертный грим. Он был хорош как бог! Голубые глаза, длинные ресницы, кудрявые волосы... На ватных ногах еле дошла до своего места. «А он тебя одну глазами проводил», — шепнула подружка. Ее слова придали мне некоторую уверенность.
У служебного входа Театра эстрады стоял автобус для артистов, но к нему было не подойти. После концерта конная милиция разгоняла толпу поклонников. Отхожу подальше, стою под фонарем с «Кругозором» в руках. Выходит Леня. Вижу, ищет кого-то глазами и продираясь сквозь толпу, идет прямо ко мне. У меня от волнения онемели губы. Подписывает «Кругозор» и молча оглядывает оценивающим взглядом с головы до ног. Его вокруг девочки за пуговицы дергают: «Подпишите и нам, пожалуйста!» Но он вдруг говорит:
— Давайте отойдем.
А куда? Вокруг толпа напирает. Мы сделали полшага в сторону.
— Я ваша поклонница, обожаю ваш голос... — лепечу.
— Так, запишите мой телефон. И минут через тридцать позвоните.
Я онемела от счастья.
Когда мы познакомились, мне было пятнадцать лет, а ему двадцать четыре. Мне он казался взрослым дядькой. Естественно, даже не думала, женат он или нет. Какая разница?! На сцене, когда поправлял микрофон, заметила, как у него на пальце блеснуло кольцо.
Это потом я узнала, что Леня женат, его жена ждала ребенка. Олю он очень любил, долго ее добивался, и в конце концов она ушла к нему от мужа.
Оказывается (это потом он сам мне рассказывал), накануне гастролей они поссорились. Леня очень грустил из-за этого, и ребята-музыканты ему посоветовали: «Да за тобой полстраны бегает. Отвлекись! Едем в Москву, найди там кого-нибудь». Вот я и нашлась...
Выбор у «Песняров» был богатым: за ними ходили толпы поклонниц, дежурили после концерта у служебного входа, ездили на гастроли, ночевали у дверей номеров. Борткевич как-то сказал: «Артисты-мужики стоят на сцене только ради любви. Это самый большой стимул».
И я была его поклонницей. Не обижалась, когда он позже в телеинтервью так меня называл. Я не строила иллюзий. Неужели он все бросит и прилетит за мной в Медведково на голубом вертолете?! Но все это поняла повзрослев, а тогда была совсем наивной девочкой.
Позвонила ему, как он велел, через полчаса из автомата у Театра эстрады. «Приезжай», — коротко сказал Леня. Я и поехала к нему в гостиницу «Россия».
Когда Борткевич узнал, что мне всего пятнадцать, у него случился шок. Хотя, конечно, присматривался ко мне, видно же сквозь боевой раскрас, что лицо очень юное.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
Я была очень бойкой девушкой, обманула не моргнув глазом:
— Семнадцатый год.
— А я думал, ты старше... Документ у тебя есть?
— Мой паспорт на прописке.
Когда он понял, что я соврала, оказалось уже поздно...
Леня был совершенно не виноват, а я была так сильно влюблена и неопытна, что мне казалось — до меня сам Господь Бог дотрагивается! Я же совершенно неискушенная девочка, думала, что от поцелуя дети рождаются. Он надел на меня золотой крест, который купил в польском костеле. Это был прощальный жест: «До свидания. Только никому не говори».
На следующий день пришла к подружке и все рассказала ее маме — своей, естественно, не могла. Тетя Люся позвонила в гостиницу:
— Здравствуйте, Леонид. Ира вам вернет крест, это плохая примета.
— Хорошо, — ответил он.
И я опять поехала к нему. С тех пор мы постепенно стали сближаться. Моя любовь была настолько сильной, что тронула его до глубины души: «Все, Ирочка, больше мы с тобой не расстанемся никогда!»
Вечером мы с подружками снова пошли на концерт. И когда они увидели, как Леня ведет меня под локоток в автобус, чуть в обморок не упали.
Мы с Борткевичем встречались каждый раз, когда «Песняры» приезжали в столицу. Они в Москве, кстати, выступали так же часто, как в Минске. Леня сразу же, как только заселялся в гостиницу, находил меня.
Потом стал брать на гастроли. Помню, выходишь из его номера, а на полу спят девицы. Приходилось переступать через тела. Я, наивная, сама приводила к нему девчонок, которые умоляли с ним познакомить. Он потом говорил с упреком: «Ирочка, ты в ванную выходишь, а они меня хватают за руки. Я так от них всех устал».
Это было повальное сумасшествие. И когда спрашивают: «Он же был женат! Как ты могла?», выставляя меня чуть ли не жертвой, никогда не соглашаюсь с этим. Отвечаю одно: «Я считала его внимание ко мне наградой. Ведь была избранницей самого Борткевича!» А это надо было еще заслужить...