Братья Третьяковы. За великую заслугу пред Москвою...
Пятнадцатого августа 1893 года в тихом Лаврушинском переулке было оживленно и суетно: подъезжали коляски с депутатами городской думы и почетными гражданами, суетились репортеры. Вот-вот состоится официальное открытие подаренной городу Павлом Третьяковым художественной галереи. И тут выяснилось, что главный виновник на торжества не явился: "сбежал" с семьей за границу, пока не уляжется шум.
Те, кто близко знал коллекционера, не удивились. Был он человеком непафосным, избегал публичности и не переносил похвал в свой адрес. Слуга Третьяковых Андрей Осипович Мудрогель вспоминал, что Павел Михайлович «даже от собственных именин уезжал: накануне вечером обязательно подастся или в Петербург, или в Кострому, лишь бы не быть на именинном вечере». Скромность его доходила до болезненности. Прочитав о себе в журнале хвалебную статью знаменитого критика Стасова, слег от огорчения.
Третьяковы не были коренными москвичами. Прадед Павла и его младшего брата Сергея мещанин Елисей Мартынович с женой Василисой и сыновьями Захаркой и Осипом прибыл в Москву в 1774 году из городка Малоярославца. Хотя было ему уже семьдесят, открыл собственное дело, мелкое, но довольно прибыльное — «пуговишную лавку», снабжавшую товаром все Замоскворечье. Дед братьев, купец третьей гильдии Захар Елисеевич, не только расширил торговлю, занявшись сукном и приумножив капиталы, но и приобрел в 1795 году в Голутвинской слободе небольшой домик с мезонином, который стал родовым гнездом Третьяковых.
После раздела имущества «...родовое недвижимое имение с каменным домом и со всеми принадлежностями» отошло сыну Михаилу Захаровичу. Дела у того шли хорошо, чему способствовала и удачная женитьба на дочери крупного коммерсанта по экспорту сала в Англию Александре Даниловне Борисовой. К отцовской лавке в Холщовом ряду Старого Гостиного двора Михаил Третьяков прибавил еще четыре, а также заведение по окраске и крахмалению холста и парусины.
В фамильном доме в Голутвине пятнадцатого декабря 1832 года появился на свет первенец Павел. Второй сын, Сергей, родился девятнадцатого января1834 года. Семья Третьяковых была большой, дружной, патриархальной, но не лишенной художественных интересов. Все любили литературу, музыку — матушка Александра Даниловна недурно играла на фортепиано.
Небольшой домик Третьяковых примыкал к колокольне храма Николая Чудотворца в Голутвине, где Михаил Захарович был приходским старостой и состоял в дружеских отношениях с настоятелем Александром Виноградовым. Священник часто запросто хаживал к нему побеседовать и находил в этих разговорах особенное удовольствие: «Михаил Захарович был человек очень умный, мог говорить о чем угодно и говорил приятно, увлекательно».
Из окон дома был виден Кремль с блестящими под солнцем куполами соборов. Эти виды и живописные переулочки Замоскворечья с зеленым буйством садов, уютными особнячками и затейливыми церковками формировали художественный вкус будущих коллекционеров.
Братья-погодки дружили, невзирая на разницу темпераментов. Старший — немногословный, сосредоточенный, задумчивый, любил в уединении читать книги и рассматривать картинки. Младший — балагур, живчик и весельчак, слыл душой любой компании. В свободное время Павел и Сергей гуляли по отцовским владениям, простиравшимся до Москвы-реки. В усадьбе был прекрасный сад, позади дома каретный сарай, домики садовника и дворника, а на речном берегу — склад сплавного леса и торговые бани, известные под названием Якиманских. Летом в компании замоскворецких мальчишек — купеческих сыновей Антона и Коли Рубинштейнов, будущих основателей Петербургской и Московской консерваторий, — братья Третьяковы бегали плавать на расположенные неподалеку купальни на Бабьем городке. Павел Михайлович почти не вспоминал о детстве, но об этих походах рассказывал дочерям с удовольствием. «Еще мальчиком он с братом Сережей выплывал из купален на Москве-реке и с мальчиками Рубинштейнами... легко переплывал реку», — пишет Александра Боткина в своей книге об отце.
И хотя глава семьи Михаил Захарович на вопрос об образовании не без гордости отвечал, что учился в «голутвинском константиновском институте» (то есть у дьячка соседнего храма Константина), детям старался дать добротное домашнее образование и часто сам присутствовал на уроках, строго следя за обучением сыновей. В результате, как свидетельствовала старшая дочь Павла Верочка, «оба, и папа, и дядя Сережа, писали красиво и литературно».
Когда сыновья подросли, отец начал приучать их к купеческому делу. Однако прежде чем будущим купцам доверили торговые книги и товары, Третьяковы-младшие выполняли обязанности «мальчиков в лавке»: бегали с поручениями, зазывали покупателей, убирались и даже помои выносили. Вскоре братья знали все нюансы семейного дела, а Павел к тому же вел бухгалтерские книги.
В 1850 году глава семейства внезапно заболел и умер. Павлу не было и восемнадцати, когда ему пришлось взять управление бизнесом и ответственность за семью в свои руки. Братья унаследовали не только отцовские «лавки в Холщовом ряду», но и его удачливость в делах. В 1851-м Третьяковы-младшие впервые самостоятельно участвовали в Нижегородской ярмарке. А в конце лета этого же года у богатой домовладелицы Анисьи Лаврушиной выкупили просторный дом в Лаврушинском переулке по соседству с храмом Николая Чудотворца в Толмачах — двухэтажный, с флигелем, кухней, прачечной, конюшней и каретным сараем. Первый этаж был отдан Павлу, Сергею и их сестре Елизавете. На втором поселилась матушка с младшими детьми. Именно этот дом и станет основой здания Третьяковской галереи.
Достигнув совершеннолетия и получив от матери все права на управление делами, Павел и Сергей взяли в компаньоны мужа сестры и основали торговый дом «П. и С. братья Третьяковы и В. Коншин», открыли магазин полотняных, бумажных и шерстяных товаров. Контора торгового дома располагалась в доме Третьяковых в Толмачах, а магазин — на Ильинке, где в то время были сосредоточены наиболее крупные фирмы, и более сорока лет не менял адреса.
Каждый из владельцев отвечал за свой участок: Владимир Коншин работал непосредственно в магазине, Сергей курировал зарубежные закупки, Павел вел бухгалтерию. Компаньоны отказались от торговли разнохарактерным товаром и сосредоточились на продаже текстиля: тканей, одежды, столового и постельного белья.
Купцы Третьяковы вели дела успешно и вскоре перешли в первую гильдию. Это дало им возможность заняться еще и промышленной деятельностью. В конце 1866 года братья открыли Новую Костромскую льняную мануфактуру совместно с зятем Владимиром Коншиным и костромским купцом Константином Кашиным. Дело оказалось очень прибыльным. Мануфактура производила льняные ткани превосходного качества. Со временем продукция стала востребована при императорском дворе и получала высшие награды на международных выставках. А костромские деньги стали главными средствами для собирательства живописи.
Павел признавался, что «с юности беззаветно любил искусство», но когда в его голове зародилась мысль о коллекционировании, не знает никто. Возможно, это случилось после поездки в Петербург в 1852 году. Более двух недель он ходил по выставкам, бродил в залах Эрмитажа, Румянцевского музея, Академии художеств. И потрясенный, писал матери: «Видел несколько тысяч картин! Картин великих художников... Видел несчетное множество статуй и бюстов! Видел сотни столов, ваз, прочих скульптурных вещей из таких камней, о которых прежде не имел даже понятия». Побывал он и в первой частной галерее тайного советника Прянишникова, куда допускались только избранные.
По возвращении в Москву Павел уже не пропускает ни одной выставки живописи и в мае 1856 года приобретает свою первую картину — «Стычка с финляндскими контрабандистами» Василия Худякова, а затем «Искушение» Николая Шильдера. Они и положили начало коллекции будущей галереи. Не имея специального образования, он постепенно втягивается в творческую среду, заводит знакомства с художниками, учится отличать настоящее искусство от посредственного, изучает технологию живописи и свойства красок. Со временем научился без помощи реставраторов удалять повреждения на холсте, заделывая трещины в красочном слое, промывать загрязнения, покрывать картины лаком.
Вскоре Павел замыслил создать в Москве музей, состоящий из картин русских художников, и поделился идеей с братом. «Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, приносящего многим пользу, всем удовольствие», — писал он позднее.
К тому времени младший из братьев уже отделился от семьи. В августе 1856-го Сергей женился на шестнадцатилетней купеческой дочери Лизоньке Мазуриной. Во время бала, который жених дал в преддверии свадьбы, будущие супруги, по словам современника, «были неотразимы»: «Сергей красив, строен, как всегда, необычайно элегантен. Невеста веселится, как дитя, переодевается по три раза за вечер». Брак оказался счастливым, но длился недолго. Успев подарить мужу наследника, Елизавета скончалась в 1860 году во время вторых родов. Осиротевшего внука Николая взяла на воспитание матушка братьев — Александра Даниловна. Сергей страшно горевал и искал спасения в общественной деятельности. В 1863 году он избирается гласным городской думы, старшиной московского купечества, возглавляет благотворительные комитеты. Сергей легко сходился с людьми и обладал административной жилкой.