Сомнительная стабильность
Россиянам не следует бояться резких экономических и даже политических перемен.
Как я и предполагал почти полтора года тому назад, никаких неожиданностей, на которые нам настойчиво намекали самые разные «информированные аналитики», не случилось: Владимир Путин пошел на очередные выборы, и ничто не помешает ему через несколько недель плебисцитарным голосованием подтвердить — и продлить — свои президентские полномочия.
На протяжении всей скоротечной и довольно блеклой кампании нам со всех сторон внушали один базовый тезис: России нужна стабильность, да и обстановка почти на всех «фронтах» слишком сложна для того, чтобы что-то менять. Эта позиция мало у кого вызывала открытые возражения. Иногда в дискуссиях можно было услышать, что нынешняя «стабильность» слишком похожа на застой, но и те, кто это утверждал, не подвергали сомнению позитивность стабильности как таковой. Аналогично можно констатировать существенные различия в оценке того, в сколь непростой ситуации в последнее время оказалась страна, но и тут мало кто допускал мысль о том, что пришла пора сменить кучера или вообще отпустить вожжи.
Между тем оба эти тезиса при ближайшем рассмотрении не выглядят очевидными. Начнем со «стабильности». В России XXI века стабильность ассоциируется с несменяемостью не только верховного лидера, но и всего корпуса властной элиты. Однако простой взгляд как на относительно недавнюю, так и на более отдаленную историю говорит совершенно об ином. В ХХ веке (я сейчас вообще не хочу вспоминать сталинскую эпоху) в России было два периода быстрого экономического роста, повышения уровня жизни населения, технологического прогресса и относительной внешней открытости. Первый из них пришелся на начало столетия, второй — на 1950-е и 1960-е годы. Однако со «стабильностью» в ее нынешнем понимании в обоих случаях дело обстояло как-то не очень. С 1901 по 1913 год в России сменилось шесть глав правительства, произошла неудачная попытка революции, был учрежден парламентаризм и избрано четыре состава Государственной думы. С 1953 по 1965 год страна пережила разоблачение «культа личности», разгром как минимум трех «антипартийных групп» и единственное в советской истории смещение главы партии и правительства.
Я не говорю о том, что в течение обоих периодов реорганизации министерств и ведомств происходили почти постоянно. Если обратиться к более ранним событиям, то в XVIII веке Россия трансформировалась быстрее и увереннее, чем когда-либо прежде, но и число пришедшихся на него переворотов и цареубийств было рекордным. Напротив, длительные периоды «стабильности», такие как 30-летнее царствование Николая I или 20-летний период от Леонида Брежнева до Константина Черненко, заканчивались общенациональным позором или катастрофой.
Восхваление политической и экономической «стабильности» обусловливается вопиющим пренебрежением, которое российская элита испытывает в отношении законов общественного развития. Между тем именно экономика и политика всегда выступали факторами революционных перемен в обществе, тогда как социальные процессы и частная жизнь (которую исследователи порой называли «структурой повседневности», как, например, Филипп Арьес и Жорж Дюби в «Истории частной жизни») как раз и выполняли роль стабилизатора, часто противившегося излишнему темпу экономических и политических перемен. В таком контексте я бы сказал, что не только экономическая конкуренция (что в целом очевидно), но и политическая борьба и соперничество (с чем согласиться психологически намного сложнее) выступают факторами развития, в то время как консолидация власти и этатизация хозяйственной