Спасти Европу
Известный немецкий историк, культуролог и антрополог Алейда Ассман обсуждает будущее Европы, Германии и демократии в условиях возрождающегося национализма и рассказывает о том, как переучредить европейские нации, чтобы не допустить распада Евросоюза
В книге, о которой пойдет речь, под одной обложкой объединены две работы Алейды Ассман: «Европейская мечта» и «Переизобретение нации».
В значительной мере обе они построены на материалах немецкой истории XX века, дающей примеры ужасных преступлений в недавнем прошлом, формирования самокритичной мемориальной культуры в настоящем, обоснованию которой посвящена значительная часть обеих книг, и националистического противостояния ей. И позволяющей Ассман дать свое аргументированное либеральное и демократическое представление о нации — гражданской нации, как она ее называет. Хотя довольно часто она обращается к истории и проблемам других стран — Испании, США, Израиля, — которые и в прошлом, и в настоящем тоже переживали трагические потрясения, чтобы и там найти подтверждение своим взглядам.
Спасти мечту
Первая работа, как пишет сама Ассман, адресована «тем, кто хочет разобраться в сложном наследии немецкой национальной памяти, чтобы лучше понимать, почему и какие ее элементы оказались токсичными, какие следует и далее сохранять, а какие подлежат обновлению». Добавим, что не только немецкой, но любой нации со сложной историей, а таких большинство в мире, если не все. При этом обсуждение проблем немецкой национальной памяти автор увязывает автором с проблемами путей развития европейского сообщества и европейской демократии, у которой теперь общая судьба с немецкой.
А суть самокритичной мемориальной культуры, как определяет ее Ассман, в том, что она не только прославляет героев, но и чтит память о ее жертвах. По мнению Ассман, это особенно важно для Германии, чья история в XX веке оказалась связана с историей чудовищных преступлений, и для Европейского союза, возникшего как союз наций и государств, до этого противостоявших друг другу в многочисленных военных конфликтах и нанесших друг другу кровавые раны, в том числе и совсем недавно.
Вот почему в центре немецкой и европейской мемориальной культуры, по мнению Ассман, оказывается холокост: «Травма холокоста приобрела нормативный характер, став “прошлым, которое не должно уйти”», потому что это урок на века. Более того, уже во второй книге, о которой мы пишем ниже, Ассман утверждает, что «как прежде Французская революция, так теперь холокост выдвинулся на роль гегемонистского учредительного символа политической культуры, задав культурные рамки для исторических толкований, этических ценностей, политических притязаний и новых ключевых концепций».
Представление Ассман о сути того, что она понимает под новой мемориальной культурой, заключается в следующем:
1. Новая мемориальная культура связана с признанием тяжелейших преступлений в собственной истории.
2. Новая мемориальная культура самокритична. Речь идет о разъяснении негативных эпизодов собственной истории, которые не стираются из памяти и не забываются сами собой, а вновь и вновь становятся объектом изучения.
3. Новая мемориальная культура нуждается в исторических исследованиях, что показали исследования, проведенные после 1990 года, когда были открыты восточноевропейские архивы. Они вернули тему холокоста в центр общественного внимания не только в Германии, но и во всей Европе. Оказалось, например, что Австрия и Польша не только жертвы нацизма, но и участники преступлений холокоста. «Всюду новые источники и исследования… ставили под вопрос уникальность и исключительность господствующего национального нарратива».
4. Но кроме того, оказалось, что в истории есть преступления, о которых нет ни исторических, ни архивных документов. «Это касается, прежде всего, преступлений, связанных с колониализмом и рабовладением, …которые в период совершения преступлений воспринимались как само собой разумеющиеся и не нуждающиеся в объяснениях».
5. Наконец, новая мемориальная культура диалогична, ведь в Европейском союзе национальные памяти больше не изолированы, они неразрывно связаны с памятью соседей и должны с ней считаться. Вот почему национальные памяти должны были стать более восприимчивыми друг к другу, более чуткими к собственной вине и к страданиям других. Заметим, что эти принципы актуальны для любого государства, возникшего в результате объединения разных стран и народов, конечно, с учетом конкретных обстоятельств, которые такому объединению сопутствовали. При всем внимании к теме холокоста Ассман не забывает, что Германия отметилась также массовыми преступлениями на востоке Европы, совершенными против мирного населения и военнопленных. «Думая о холокосте, в Европе представляют себе преимущественно огромные лагеря — фабрики смерти, созданные нацистской Германией в Польше». Но, как напоминает Ассман, существуют тысячи мест (едва ли известных в Европе) дальше к востоку, где были убиты или умерли от голода граждане многих национальностей Советского Союза. В немецком общественном сознании их просто нет. В Германии… «мало кто знает о трех миллионах советских военнопленных, которых вермахт сознательно обрек на смерть от голода и болезней. В Ленинграде, окруженном вермахтом, за девятьсот дней блокады погибло более миллиона человек… В Белоруссии вермахт и СС уничтожили тысячи деревень и городов вместе с их жителями. По сравнению с немецкой оккупацией в остальной Европе, где также имели место массовые военные преступления, …война на уничтожение, которую вели немцы в Восточной Европе, носила системный характер».
Вот почему Ассман и еще двое историков сочли необходимым направить в бундестаг петицию, в которой они предложили создать в Берлине документационный центр, который будет хранить память о до сих пор не получивших должного внимания жертвах немецкой оккупации и истребительной войны в Западной и Восточной Европе, а также представлять немецкую историю ХХ века в разных ее контекстах.
Четыре европейских урока
История, о которой напоминает Ассман, заставляет ее задаться вопросом, которым задаются многие историки: чему учит история? Как известно, самый распространенный ответ на этот вопрос — ничему не учит. По мнению Ассман, послевоенная история Европы позволяет сказать, что все-таки Европа (а скорее государства Европейского союза) вынесла из предшествующей истории четыре важных урока.
Урок первый: сохранение мира, когда, казалось бы, вековечная вражда превратилась в добрососедство. И она напоминает слова Баррозу: «Мы достигли в Европе прочного мира, который основан на примирении вечных врагов. Это исторический пример для всего мира».
Урок второй: (вос)становление правового государства и преобразование диктатуры в демократию.
Урок третий: признание исторической правды и формирование немецкой мемориальной культуры.
Урок четвертый: новое открытие прав человека, одной из важнейших составляющих которых, по мнению Ассман, является право на миграцию и защита прав мигрантов. И в Германии, как отмечает Ассман уже во второй своей книге, о которой мы расскажем ниже, полным ходом происходит перестройка нации в общество, открытое для мигрантов (Einwanderungsgesellschaft), что является величайшим достижением демократии и политики прав человека. «Это существенно разнообразило население Германии за последние двадцать лет… Сегодня это… выражает то, что стало неоспоримой реальностью: жизненное пространство вместе с коренными немцами делят 11,2 миллиона иностранцев. Без этого притока население с 1970 года неминуемо сокращалось бы... Новое разнообразие определяется уже не только социальными и политическими различиями, но все больше и больше этническими, религиозными и культурными».
Угрозы европейской мечте
Но за последние годы неожиданно обнаружилось, что далеко не все в Европе выучили эти уроки. И Ассман в ужасе от этого, от новых политических веяний в Германии и других странах Европы. По ее мнению, это, в частности, проявляется в заявлениях деятелей партии «Альтернатива для Германии», которые предлагают забыть о 12 годах нацизма и его преступлениях как о некой случайности и вернуться к безоговорочной гордости немецкой историей. В частности в АдГ мемориал жертвам холокоста, установленный в Берлине, был объявлен «памятником позора». С точки зрения АдГ, апеллирующей к гордости и силе нации, эти события впредь не должны больше влиять на самооценку немцев. Эти же политические силы разжигают ненависть по отношению к мигрантам. По мнению Ассман, такого рода заявления, такого рода политика — это шаг к уничтожению Европейского союза и идей, лежащих в его основе. Потому что Евросоюз сможет существовать, только если напишет общую историю всех народов, в которой придется признать не только их достижения, но и преступления, именно для того, чтобы не повторять их. И мы снова обратим внимание на то, что такая история нужна всем многонациональным объединениям.
Но угроза Евросоюзу, как отмечает Ассман, исходит также от тех националистически настроенных государств в ЕС, «которые вновь вытаскивают собственную фашистскую историю или чтят нацистских коллаборационистов как героев». Заметим, мы в России знаем о таких странах, состоящих в ЕС, и знаем такую страну, стремящуюся в ЕС. Проблема в том, что неоднократные попытки России обратить внимание Евросоюза на неонацистские угрозы, исходящие от этих стран, не находят там отклика. К сожалению, и Ассман тоже не замечает российской позиции в этом вопросе, а делает ряд явно несправедливых замечаний в ее адрес, которые говорят о том, что в отличие от Германии и Европы Ассман плохо знает реалии современной России.
Ассман пишет, что для нее проект Европейского сообщества — это «европейская мечта», основанная на четырех уроках, о которых мы написали выше и которые крайне необходимо не забывать в нынешнем кризисе. А вся ее книга — это попытка остановить возвращение в страшное прошлое, попытка спасти мечту.
В книге затронуто еще очень много тем, но нашего читателя могут заинтересовать еще две. Во-первых, ставшая сейчас актуальной тема сравнения так называемых цивилизованных и нецивилизованных стран и народов, которая поднимается и рядом российских политиков. Напомним слова главы дипломатии ЕС Жозепа Борреля, который сравнил Европу с садом, а остальной мир — с джунглями.
И хотя Боррель сказал это существенно позже выхода книги, слова Ассман по поводу такого рода высказываний звучат очень актуально: «Европа издавна привыкла видеть себя в льстящем ей зеркале. Она мнила себя омфалом, Пупом Земли, колыбелью цивилизации, откуда разнообразнейшие достижения культуры распространились по всему миру. Такой популярный “автопортрет” Европы до сих пор представляет ее оплотом разума, свободы и демократии. Однако неевропейцы видят в нем проявление “идеологии европеизма”.
Противопоставление “варварских” и “цивилизованных” культур использовалось для разделения людей на различные группы не только в миссионерских целях или ради приобщения к цивилизации, но также для их порабощения и эксплуатации». Заметим, что и продолжает использоваться, в том числе некоторыми российскими политиками.
Вторая тема, которая также важна и для России и постоянно у нас обсуждается, — это сравнение нацистского и советского режимов, что актуально и для Германии в связи с перенесенным опытом нацизма и советского влияния в ГДР. Ассман таким образом поясняет место обеих диктатур в исторической иерархии: «Диктатуру СЕПГ недопустимо релятивизировать нацистской диктатурой.
Нацистскую диктатуру недопустимо тривиализировать диктатурой СЕПГ.
Между обеими диктатурами, несомненно, существуют большие различия, которые легко обобщить. Ядром нацистской идеологии стал элиминаторный антисемитизм, приведший к систематической дискриминации евреев и других нацменьшинств, а во время войны — к их депортации и уничтожению…
В ГДР… был правовой произвол и многочисленные репрессии, однако исторических преступлений против человечности, соизмеримых с холокостом, не было». Об этом стоит помнить и некоторым нашим политикам.
Спасти нацию от ее врагов справа и критиков слева
Вторая работа, включенная в это издание, посвящена обсуждению того, что такое нация в современном мире, нужна ли она нам или в современном мире нации как политико-социологическое явление обречены на отмирание. В России эта тема практически не обсуждается и многим покажется экзотичной, хотя это напоминает нам представления, которые существовали в Советском Союзе в 1920-е годы. Недаром поэт мечтал: «Чтобы в мире без Россий, без Латвий, жить единым человечьим общежитьем». А многие идеи Ассман перекликаются с идеями, изложенными вождем русской революции в известной работе «О национальной гордости великороссов».
Как пишет Ассман, в немецкоязычном дискурсе последних двух десятилетий все чаще встречается понятие «постнациональный». Более того «в университетах нация давно объявлена умершей или неактуальной. Она выброшена на свалку истории и перестала вызывать интерес у большинства интеллектуалов… понятие “нация” оказалось замороженным… всякий, кто продолжает о ней размышлять, задаваться вопросами или исследовать, подозревается в приверженности националистическим идеям. Одним словом, через игнорирование нация была успешно изъята из научных исследований». И это не случайно, «многие интеллектуалы считают само собой разумеющимся, что нация как таковая всегда была и остается рассадником ненависти, ксенофобии и насилия». А теоретической основой таких взглядов стала теория модернизации, адепты которой считают, что «с наступлением эры глобализации, ускоренного технического развития и транснациональной динамики, связанной с неограниченными перемещениями людей, идей, информации, товаров и капитала, национальные государства устарели».
Но, как замечает Ассман, «если сверхчувствительность одних запрещает им даже мыслить о нации, то находится, к сожалению, немало тех, кого заносит в другую крайность: они истолковывают нацию исключительно в националистическом духе, преследуя при этом свои цели. На этом фоне прохладное отношение к нации, на мой взгляд, скорее усугубляет проблему, чем решает ее».
Почему про нацию не удастся забыть
Ассман противопоставляет и этой тенденции отрицания нации, и ее националистическому толкованию свое понимание нации, опирающееся на идеи демократии и либерализма. Вот почему, как пишет Ассман, «переизобретение нации — важнейшая задача, заслуживающая нашего общего внимания. Нельзя автоматически отождествлять нацию с национализмом, ибо тем самым нация отдается на откуп националистам, а мы сами становимся исполнителями “самореализующегося пророчества”. Наоборот, мы должны внимательно всмотреться в понятие нации, чтобы наполнить его новым содержанием и таким образом отвоевать его. Чтобы активно защищать нацию перед лицом политической угрозы, мы должны научиться видеть в ней положительные ценности и смыслы».
В поддержку своей позиции Ассман, во-первых, привлекает известного гарвардского историка и журналиста Джилл Лепор, которая считает, что «в мире, который по-прежнему состоит из национальных государств, нация остается самым надежным гарантом права и законности, самым действенным инструментом для борьбы против власти предрассудков, нетерпимости и несправедливости. Тот, кто хочет защитить либерализм от волн авторитаризма нашего времени, должен заново осмыслить нацию». А во-вторых, Ассман привлекает известных немецких политологов Херфрида и Марине Мюнклер, которые развивают эту мысль: «Можно считать представление о нации анахронизмом в мире XXI века, а значит, и ратовать за полный отказ от понятия нации и оперировать лишь парными понятиями “государство” и “общество”. Но это имело бы два последствия, которые важно принять во внимание. Во-первых, сильную эмоциональную концепцию нации присвоят и используют другие в своих политических целях, во-вторых, мы лишимся политической категории, которая лучше, чем любая другая, способна мобилизовать солидарность и взаимную помощь. …мы нуждаемся в идее нации как генераторе солидарности — правда, надо признать, идее достаточно модернизированной, чтобы отвечать на вызовы нашей современности и нашего будущего».
Отличие негражданской и гражданской наций
И Ассман, напоминая о четырех важных уроках, которые Европа вынесла из предшествующей истории, делает вывод, что «эти четыре урока обусловили с течением времени появление нового типа нации, никогда в истории не существовавшей: я называю ее “гражданской нацией”, которая вместе с другими нациями усвоила уроки из исторических катастроф и позаботилась о том, чтобы предпосылки для повторения разрушительного и бесчеловечного насилия никогда не возникли… При этом важно различать гражданские и негражданские нации… Если негражданская нация конституируется на различиях, отражении и исключении демонизированного Другого, то гражданская нация, напротив, конституирует себя на своей инаковости и вместе с инаковостью Другого. Инаковость подразумевает преодоление границ и продуктивное общение… Национальная идентичность гражданской нации переживает постоянные изменения благодаря обмену, разнообразию и эволюции во времени. В этом смысле европейские границы — это контактные зоны культурных связей и взаимных переводов, которые укрепляют мускулатуру Европы». Особенно, по мнению Ассман, опасно негативное отношение к нации для Германии — в силу той легкости, с которой правые партии занимают пустующее пространство. Они присваивают себе понятие нации, наполняя его собственными ценностями, образами, эмоциями и обещаниями». И здесь Ассман обращается к важнейшей для нее теме миграции и мигрантов, указывая на то, что «страна без ясного представления о себе и без определенного уровня солидарности испытывает большие трудности с натурализацией мигрантов. Последние, оставив все позади, ожидают на новом месте не только защиты и возможности работать, но и обретения новой родины, к которой они отныне принадлежат и с которой призваны делиться своим опытом и способностями, а тем самым и помогать нации формироваться и меняться». В России, которая также стала прибежищем для миллионов мигрантов, тоже стоит учитывать эти проблемы.
Но проблема Европы, как отмечает Ассман, состоит еще и в том, что из Второй мировой войны разные страны и нации извлекли разные уроки. «Если в Польше защита нации имеет приоритетное значение, то в Германии многие интеллектуалы вычеркнули понятие “нация” из своего лексикона по причинам, за которыми тоже стоит историческая память. В период нацизма Германия получила передозировку национализма, оказавшись во власти преступного нацистского режима, что имело роковые последствия для других наций и европейских евреев. Однако Польша извлекла из этого исторического опыта другой урок: после вторжения агрессора и оккупации она полностью исчезла с политической карты. Едва возродившись после Первой мировой войны, польское государство пережило длительный период преследований и оккупации во Второй мировой войне. Неудивительно, что понятие нации играет в Польше совсем иную роль, нежели в Германии. Если для Германии ЕС стал желаемой возможностью войти в сообщество европейских стран и решить проблему нации по принципу: “Я — не немец, я — европеец”, то для других стран, например Польши, ЕС представлялся гарантом их национального государства». Однако для многих поляков этот гарант, в свою очередь, превратился во врага, потому что либеральные ценности и миграционная политика поставили под вопрос суверенитет нации.
Об идентичности тоже нельзя забыть
Но отношением к нации, как оказывается, теоретические и практические проблемы, обсуждаемые в Европе, не исчерпываются. Еще одной проблемой стало отношение к национальной и культурной идентичности. Дело в том, что, как указывает Ассман, «понятия “нация” и “идентичность” не только взаимосвязаны содержательно… Их содержательная взаимосвязь объясняется тем, что вопрос о нации всегда влечет за собой вопрос о коллективной идентичности. Однако именно вопрос о том, можно ли вообще говорить о коллективной идентичности, стал сегодня предметом острых дискуссий… Понятию идентичности нет места в теории модернизации, как и понятию нации». Но Ассман считает, что так же, как невозможно отдать понятие нации на откуп националистам, так и нельзя этого допустить и для понятия идентичности: «Это связано с тем, что расистские идеологии все чаще используют его как маркер для политической дискриминации мигрантов или как инструмент обесценивания других… Но точно так же, как в случае с нацией, которую нельзя отдавать на откуп националистам, мы не должны уступать идентитаристам понятие идентичности… следует вывести понятие “идентичность” из изоляции и рассматривать его как часть триединого понятийного кластера “идентичность, память и культура”». И это не случайно: «Высокая востребованность понятия “идентичность” обусловлена крахом политических идеологий в конце холодной войны и поиском новых форм коллективной принадлежности в эпоху глобализации. Очевидно, что если есть люди, предпочитающие не разрушать, а крепить религиозные, социальные, национальные, этнические и культурные традиции и связи, то мы еще не пришли к космополитическому мировому сообществу, которое обещано нам сторонниками теории модернизации».
***
Какой же должна быть нация, которую, как считает Ассман, следует переучредить европейцам и, наверное, всему миру? Ассман показывает это на примере Германии, в которой, по ее мнению, благодаря тем четырем урокам, о которых мы рассказали выше, был создан совершенно новый, ранее не существовавший тип нации, который Ассман называет «гражданская нация», которая в союзе с другими гражданскими нациями «ставит свои конституционные принципы на общую основу и тем самым делает их объектом взаимной критики, свидетельства и защиты». Такая нация должна порождать не национализм, а конституционный патриотизм, то есть гордость за то, что именно твоя страна защищает права и достоинство человека. Вопрос же в том, как не допустить возрождение сил, враждебных этой идее. Собственно именно об этом обе книги: как переучредить нации, по крайней мере в Европе, и как защитить новые нации от возрождения старых угроз — национализма и ксенофобии.
Ассман А. Европейская мечта. Переизобретение нации. М.: Новое литературное обозрение, 2022. — 512 с. (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас».) Тираж 2000 экз.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl