Японцы запаслись даурской лиственницей
Вложив за десять лет 250 млн долларов в развитие переработки древесины в России, крупнейшая лесопромышленная компания Дальнего Востока RFP Group не справилась с новым вызовом — запретом на экспорт необработанного леса — и предпочла уступить контроль над бизнесом японскому стратегическому инвестору
Четырнадцатого января специализирующаяся на деревянном домостроении японская компания Iida Group Holdings Co. осуществила выкуп допэмиссии акций российского лесопереработчика RFP Group, став обладателем 75% акционерного капитала.
Совокупная доля российских акционеров RFP, структур Романа Абрамовича и его партнеров по Evraz Александра Абрамова и Александра Фролова, а также Российско-китайского инвестиционного фонда (это «дочка» РФПИ и суверенного инвестфонда из КНР China Investment Corporation) размывается до 25%.
Стоимость сделки — 525 млн долларов, при этом в ее периметр, согласно сообщениям СМИ, попало урегулирование долга приобретаемой компании. А долг этот значительный: по оценкам на конец 2020 года, он составлял около 300 млн долларов, или 10 EBITDA, или полторы годовые выручки RFP. Экстремальная финансовая нагрузка по обслуживанию долга, безусловно, стала одним из мотивов продажи. С весны позапрошлого года рынок знал, что частные акционеры ищут покупателя на актив.
Другая причина — серьезное изменение правил игры в российской лесной отрасли. С 1 января 2022 года прекращается вывоз с территории России необработанных и грубо обработанных лесоматериалов хвойных и ценных лиственных пород. Запрет коснется деятельности порядка четырех тысяч организаций, которые, по данным системы «ЛесЕГАИС», в 2020 году занимались экспортом древесины. В их число попадет и RFP.
Будучи крупнейшей лесопромышленной компанией Дальнего Востока (совокупная площадь арендованных участков для лесозаготовки — 4 млн га, что превышает площадь Кюсю, третьего по размеру острова японского архипелага, годовой объем лесозаготовки — порядка 1,7 млн куб. м), около половины заготовленных объемов древесины компания отправляла на экспорт.
Сама компания устами своего пассионарного генерального директора Константина Лашкевича (теперь он вышел из проекта и до полного закрытия сделки вынужден был отказаться дать нам комментарии для этой статьи) неоднократно обосновывала сохранение экспорта необработанного леса технологическими причинами. А именно невозможностью — по причине отсутствия в ДФО целлюлозно-бумажного производства — рентабельной механической обработки значительной части заготавливаемого леса (слишком тонкие либо, наоборот, слишком толстые части деревьев и другие неликвидные балансы).
RFP предпринимала серьезные усилия по развитию деревообработки, построив за последние десять лет на своей основной перерабатывающей площадке в городе Амурске Хабаровского края три завода — по выпуску пиломатериалов, по производству лущеного шпона из лиственницы и самый новый завод по выпуску пеллет — топливных гранул, запуск которого в прошлом году позволил целиком утилизировать отходы производства первых двух заводов.
На встрече с журналистами в штабквартире RFP в Хабаровске в июне прошлого года Лашкевич оценил совокупный размер инвестиций компании в лесоперерабатывающие мощности в 250 млн долларов, еще около 100 млн было вложено в лесозаготовку. Значительная доля этих инвестиций финансировалась банковскими кредитами, отсюда и высокая закредитованность RFP сегодня.
Чудо амурской тайги
Бизнес-интересы непосредственных участников сделки удовлетворены полностью — это типичная сделка win-win, без проигравших. Японцы получили долгосрочную сырьевую базу для своего бизнеса по деревянному домостроению плюс позитивные ESG-эффекты за счет высокого экологического качества и стандартов лесозаготовительной деятельности RFP.
За неполные сорок лет работы Iida Group превратилась в одного из крупнейших у себя в стране провайдеров решений по деревянному строительству. Это крупная, особенно по российским меркам, компания с оборотом 13 млрд долларов, прибылью более миллиарда долларов, 10 тыс. занятых, более чем 400 офисов в большинстве префектур Японии и листингом на Токийской бирже.
В зоне лесозаготовки RFP произрастают аянская ель (она хороша для пиломатериалов) и даурская лиственница. Шпон (горизонтальные листы, полуфабрикат для фанеры), а также клееные балки LVL, стеновые панели CLT, бруски и другие, более сложные, высокопередельные изделия, использующиеся в строительстве деревянных домов, предпочитают делать именно из лиственницы. С точки зрения прочности на изгиб это идеальный конструкционный материал. Кроме того, лиственничная древесина в силу высокой плотности достаточно огнеупорна, она не горит, а обугливается; горящее здание с металлическими несущими конструкциями рухнет быстрее, чем сделанное из лиственницы. «Объем лесозаготовки RFP достаточен для обеспечения производства 46 тысяч домов ежегодно, что значительно усилит конкурентные позиции компании», — говорится в сообщении Iida Group.
Решают свои проблемы и частные акционеры RFP. Они удачно монетизировали свой лесопромышленный актив, имевший перспективы резкого обесценения с введением полного запрета на экспорт необработанного леса, и заодно закрыли проблему большого долга RFP.
А что же получат от сделки отрасль, Хабаровский край и Россия? Эти внешние эффекты сделки стоит разобрать внимательнее.
Джентльменский набор сырьевой провинции
Правительственная комиссия по контролю за осуществлением иностранных инвестиций в РФ одобрила сделку в конце ноября прошлого года, сопроводив свое решение рядом условий для покупателя.
Первое условие фиксирует объем инвестиций (150 млн долларов), которые покупатель обязан до конца 2026 года вложить в развитие лесопереработки. За пять лет инвестор должен обеспечить рост общего объема лесопереработки RFP более чем в два раза (с 752 тыс. до 1,7 млн куб. м), таким образом будет обеспечена переработка всего заготавливаемого компанией объема древесины.
Японцам также ставится задача нарастить производство продукции глубокой переработки. Как пояснил «Эксперту» министр РФ по развитию Дальнего Востока и Арктики Алексей Чекунков, «с использованием уникальных технологий компании Iida планируется строительство завода по производству LVL-бруса, аналогов данному производству нет на Дальнем Востоке».
На покупателя также накладываются обязательства по сохранению в течение пяти лет среднесписочного числа работников (сейчас оно составляет 2600 человек без учета постоянных подрядчиков).
Таким образом, мы видим стандартный для нашей страны набор требований к иностранному инвестору: сохранение рабочих мест, рост производства, инвестиции, неявно предполагаемые, но очевидные налоги.
Казалось бы, чего еще хотеть от редкого в наши конфронтационные времена стратегического инвестора, да еще из страны, поддерживающей антироссийские санкции, да еще балансирующей китайский крен в восточном секторе российского внешнеэкономического сотрудничества?
Но этот минимальный набор — производство, рабочие места, налоги — по большому счету фиксирует лишь простое технологическое воспроизводство российского лесопромышленного комплекса и не гарантирует системного усложнения отрасли.
Обязательств по трансферу технологий, передаче компетенций, строительству сопутствующих производств, например специальных смол и клеев для деревянных изделий, обучению российских специалистов, совместному маркетингу конечной продукции за рубежом сделка не содержит.
«Сделка по продаже RFP японскому стратегическому инвестору не вполне отвечает долгосрочным задачам развития российской лесоперерабатывающей отрасли, — считает Антон Пыжев, заведующий лабораторией Сибирского федерального университета, старший научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. — Государство проводит у нас, к сожалению, довольно невнятную промышленную политику в данном секторе. Да это же напрягаться надо — следить, обеспечивать этот трансфер технологий, привлекать производителей из смежных отраслей, подтягивать образовательные учреждения, поддерживать этот процесс даже не финансово, а организационно, опыта чего у нас в принципе нет. Государство стоит немножко в сторонке и как бы говорит: ну как же, у нас же свободное движение капиталов? Достаточно стандартных обязательств по наращиванию объемов производства и сохранению рабочих мест. Но в лесозаготовке, где значительный объем сезонной рабочей силы привлекается без контрактов, соблюдение требования неуменьшения среднесписочной численности вовсе не гарантирует полное сохранение фактической занятости».
Да и российский потребитель, испытывающий все больший интерес к экологичному деревянному жилью, не получит гарантированных бонусов от прихода японского профильного производителя в Россию. Алексей Чекунков сообщил нам, что компания Iida с 2017 года уже строит каркасные дома по своим технологиям на территории Приморского края. «Если на продукцию Iida будет спрос в России, то часть необходимого объема может быть переориентирована на российский рынок», — добавил министр. От себя заметим, что по платежеспособности дальневосточникам будет трудно конкурировать с японцами, так что основные поставки пойдут, конечно, на материнский рынок.
Как переработать все, что срубил
Впрочем, весь этот корпус вопросов относится, скорее, ко дню после завтрашнему.
«Первоочередной задачей новых акционеров RFP будет не только развитие механической переработки древесины (лесопиление, производство шпона), но и решение проблемы повышения рентабельности лесозаготовок путем вовлечения в хозяйственный оборот сортиментов, не востребованных их производством, — считает Андрей Фролов, вице-президент Ассоциации лесопромышленников и лесоэкспортеров России. — Как утилизировать на территории РФ около половины объемов заготавливаемой RFP древесины, которую до введения в нынешнем году запрета на экспорт необработанного леса компания вывозила за рубеж? Конкретный способ решения указанной проблемы пока неясен».
Стратегических способов утилизации заготовленной древесины, непригодной для механической переработки, по мнению Фролова, только два. Первый — варка целлюлозы, причем в мире уже появились технологии, позволяющие получать целлюлозу приемлемого качества из лиственницы, которая широко представлена на Дальнем Востоке. «Так что вариант строительства в ДФО целлюлозно-бумажного комбината я не стал бы сбрасывать со счетов», — говорит эксперт. Конечно, такой проект весьма капиталоемкий, он требует как частной инициативы кого-то из крупных отраслевых игроков, которая пока не просматривается, так и серьезной господдержки.
Как сообщил «Эксперту» Алексей Чекунков, в настоящее время осуществляется модернизация целлюлозно-картонного производства единственного в ДФО Селенгинского ЦКК с увеличением производства тарного картона и бумаги со 110 тыс. до 150 тыс. тонн. Однако локация этого предприятия (от Амурска до Селенгинска даже по прямой больше двух тысяч километров) убьет всю экономику возможной технологической схемы.
Второй — пеллетное производство. «Пеллеты можно изготавливать не только из отходов механической обработки древесины, но и из других сортиментов. Правда, экономика проектов во втором случае по понятным причинам иная», — считает Андрей Фролов.
Запрет — дело нехитрое
Что касается самого запрета на экспорт круглого леса, есть большие сомнения, что он окажется достаточным стимулом для развития внутренней переработки лесной продукции.
Согласно информации ФТС России, в 2020 году объем экспорта необработанных лесоматериалов в целом по России составил 15,5 млн куб. м, или чуть более 7% общего объема заготовленной древесины. Процесс «облагораживания» лесного экспорта последовательно шел все последнее десятилетие, за этот период физические объемы вывоза кругляка за рубеж сократились втрое.
Но президент счел темпы развития лесопереработки в стране недостаточными. В сентябре 2020 года Владимир Путин провел совещание по вопросам развития и декриминализации лесного комплекса и дал поручение с 1 января 2022 года ввести полный запрет на вывоз из страны грубо обработанных или необработанных лесоматериалов хвойных и ценных лиственных пород.
Среди регионов с наибольшими объемами экспорта круглых лесоматериалов следует отметить Хабаровский край (2,7 млн куб. м), Вологодскую область (2,2 млн куб. м), Иркутскую область (1,9 млн куб. м), Приморский край (1,6 млн куб. м), Ленинградскую область (1,0 млн куб. м), Красноярский край (0,8 млн куб. м), Карелию (0,7 млн куб. м). На долю этих субъектов приходится 70% всего экспорта необработанных лесоматериалов страны.
В стоимостном выражении максимальная доля необработанной древесины от всего объема экспорта древесины и изделий из нее приходится на Дальний Восток — 42%. Для сравнения: в среднем по России этот показатель составляет 12%. Поэтому, чтобы минимизировать возможные риски от запрета экспорта необработанной древесины и нарастить перерабатывающие мощности, использовали специальные меры в отношении лесопереработчиков из ДФО. Речь идет, в частности, о специальном режиме экспорта необработанного леса в 2020–2021 годах, который предполагал выплату пониженной экспортной пошлины (13,5% вместо 25%) в рамках согласованной квоты вывоза. Именно по этой модели последние два года работала RFP.
В феврале прошлого года, считая, что запрет на экспорт кругляка грозит потерей работы нескольким десяткам тысяч занятых в лесной отрасли ДФО, полпред президента в округе, вицепремьер правительства РФ Юрий Трутнев выступил с инициативой создания госкомпании — уполномоченного оператора по экспорту необработанной лесной продукции, которая обязывалась бы реинвестировать полученные от производителей комиссионные доходы в строительство лесоперерабатывающих мощностей на территории России. Первоначально поддержанная Минвостокразвития, идея не встретила поддержки на федеральном уровне; в частности, открыто выступила против другой зампред правительства, Виктория Абрамченко, полагавшая, что производители и так имеют доступ к достаточно широкому арсеналу инструментов мер господдержки по развитию перерабатывающих мощностей.
«Запрет на вывоз необработанного леса будет трудно администрировать. Крупные белые компании будут соблюдать эту норму, остальные найдут способ обойти, — считает Антон Пыжев из СФУ. — Вообще говоря, запрет на экспорт необработанной древесины — это довольно неэффективный способ мотивации инвестиций в лесопереработку. С моей точки зрения, гораздо эффективнее налаживать взимание лесной ренты путем постепенного значительного увеличения арендной платы лесных участков для лесозаготовителей. При этом, чтобы не убивать экономику лесопереработчиков, одновременно следовало бы снизить таможенные пошлины на экспорт обработанной лесной продукции».
Впрочем, сколько продержится тотальный запрет на вывоз кругляка, неясно. На горизонте уже маячат возможные изъятия из строгого порядка. В конце 2021 года Казахстан попросил Евразийскую экономическую комиссию (ЕЭК) рекомендовать правительству РФ не применять в отношении стран Евразийского экономического союза (в него, помимо России, входят Казахстан, Белоруссия, Киргизия и Армения) ограничение на вывоз российской необработанной древесины.
В материалах ЕЭК отмечалось, что «казахстанская деревообрабатывающая, мебельная и частично строительная отрасли промышленности на 100% зависят от поставок лесоматериалов из России». И вот на прошлой неделе российский Минпромторг уже выступил с предложением разрешить вывоз необработанной древесины в страны ЕАЭС в рамках фиксированных квот, устанавливаемых ежегодно. Крупнейшая квота для Казахстана может составить 477 497 куб. м. Не бог весть какой объем, но уже лазейка.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl