100 лет маскулинности от 1917 года до наших дней
В разное время и в разных обществах представления о том, каким должен быть «настоящий мужик», разнились. Социолог Ирина Тартаковская рассказывает о гегемонной маскулинности и ее типажах в России.
Гегемонная маскулинность – что это?
Гегемонная маскулинность – термин, который был придуман социологом Рэйвин Коннелл. Она пишет о том, что в нашем обществе есть механизмы, которые показывают, что одни мужчины гораздо круче и успешнее других. Это такие «самые образцовые» мужчины, и образец этот не то что недостижим, но достижим достаточно сложно и далеко не всеми. Мужчины сознательно или бессознательно все время пытаются подстроиться именно под эту маскулинность – под тот набор качеств, тот образ, который сейчас считается образцовым.
Идея об этом идеальном типаже может транслироваться через государственную идеологию, через медиа, но не только. Этого много в повседневной жизни, это передается через семью, через общение с друзьями, со старшими товарищами. Особенность гендерной идеологии в том, что она повсеместная.
Рыцарь и крестьянин
Довольно долго в истории типы гегемонной маскулинности совпадали с классовым разделением. В каждом классе был свой типаж, наделенный теми свойствами, умениями, успехами, которые признавались другими мужчинами как эталонные. Условно говоря, если взять эпоху феодализма, то главной фигурой тогда считался, например, рыцарь. Но были и мастера, и руководители каких-то цехов. У них ниже статус, чем у рыцаря, но и там существовали свои авторитеты. В гильдии у мастера тоже вполне себе гегемонная маскулинность. Были, соответственно, и крестьяне разных возрастов, разной степени успешности. Их статус еще ниже, но и у них были свои типажи мужественности. Эти формы гегемонной маскулинности унифицировались уже в новое время, когда ушли сословия и общества стали более демократическими.
Маскулинность в России
До революции общество в России было сословным. И в рамках сословий вопрос конкурентности между мужчинами был очень заметен. Условно говоря, адвокаты конкурировали с адвокатами, помещики сравнивали себя с помещиками. Когда после революции 1917 года сословия ушли, новая гегемонная маскулинность формировалась уже в более равномерном обществе, в котором к тому же начали складываться большие идеологические аппараты, через них транслировались необходимые государству идеи. Важной целью советской политики были женщины, поэтому они рассматривались как очень ценный ресурс. Во-первых, это дополнительные рабочие руки, потому что надо было строить социализм. Во-вторых, необходимо было решать демографические задачи, пополнять запасы населения. После Гражданской войны, после Великой Отечественной войны они стояли остро. Женщины при этом довольно сильно привязывались к государству, не к мужчине: именно от государства они получали все свои блага – зарплату, социальные сервисы вроде детских садов. Надо понимать, что до этого у женщин гражданских прав-то особо не было, не было даже паспортов, жену вписывали в паспорт мужа. И тут вдруг получилось, что женщина, в принципе, может прожить без мужчины – это было новым фактом.
Соответственно, мужчины в семье в той традиционной стране, какой была Россия (с большим крестьянским населением, с патриархальными формами домашнего уклада), столкнулись с тем, что их власть в семье была сильно подорвана. Что им остается? Такой стандартный тип высокой советской маскулинности подразумевает, что правильный и хороший мужчина реализует себя где-то на публичной арене, не в семье. Главная его задача – героически участвовать в стройках социализма и иногда воевать, конечно.
НАЧИНАЯ ГДЕ-ТО С 60-Х ГОДОВ, когда государственный канон начал, с одной стороны, гуманизироваться, с другой – проблематизироваться, этот образ стал размываться. Появляются ученые, которые обладают силой знаний, в этом их личное обаяние, уже не так сильно обусловленное какими-то большими идеологическими проектами. Это уже не человек силы, а эксперт. Человек, который, может, и не может сразу «дать в морду», если ситуация критическая, но который что-то знает и этим полезен. Вспомним фильм «9 дней одного года». Персонажи, условно говоря, ранних Стругацких («Понедельник начинается в субботу») – блистательные программисты, научные сотрудники в виде магов. Это, кстати, важный ход, что эти ученые – практически волшебники.