Кризис приватности: за нами следят?
Мы живем под присмотром камер на улицах, в торговых центрах и офисах; стоит поговорить с друзьями о своих желаниях – и нам шлют рекламу подходящих товаров и услуг; QR-код стал условием для путешествий, походов в театр или на концерт. Что происходит при этом с нашим личным пространством? Мы спросили об этом специалистов.
Psychologies: Как цифровизация и пандемия влияют на наше личное пространство?
Александр Асмолов: В жизни становится все меньше приватного и все больше публичного. Везде стоят камеры, при передвижении требуются QR-коды, социальные сети оценивают, не перешли ли мы границы дозволенного, и могут забанить без предупреждения. В такие моменты мы чувствуем душевную обнаженность, как в песне Александра Галича: «И вот стою я перед вами, словно голенький». И воспринимаем это как нарушение собственной территории. А каждый, кто в нее вторгается, воспринимается как насильник. Дело в том, что, как только мы очерчиваем свое приватное пространство, мы начинаем его защищать. Иногда жестко, а иногда нежно оберегаем его границы. Мы сообщаем окружающим: «Не заглядывайте в мой внутренний мир. Ведь это — моя крепость, характеристика моей уникальности». Неповторимое, интимное, личностное, «только мое» относится к тому, что называется приватной территорией в психологии. Когда наша приватность нарушается, это оборачивается тяжелыми травмами.
Борис Новодержкин: Однако не для всех приватность хороша. Вспомните звезд шоу-бизнеса: они прилагают немало сил, чтобы их заметили и таланты растиражировали. В ход идут и фото в стиле ню, и семейные скандалы. Для артистов, политиков и других любителей пиара важна публичность, а не приватность. Она помогает зарабатывать, оставаться в обойме. Приватность — как топор Раскольникова, им можно дрова рубить, а можно старушек-процентщиц.
Как сужение зоны приватности влияет на нас?
Олеся Михайлова: Мы стали очень прозрачными и оцифрованными. И на мой взгляд, для нас в этом больше плюсов, чем минусов. Жить в цифровом мире безопасно и удобно. Как изменилась реальность? Есть такое понятие — «эмиграция без территориального перемещения». Однажды, в 90-е, мы уже эмигрировали, никуда не перемещаясь: жили в СССР, а наутро проснулись в разных государствах. Сейчас мы снова эмигрировали, только уже в электронное государство — где все подсчитано, занесено в цифровую память, у каждого есть свой ID-номер. Это удобно: все данные хранятся в одном месте, на сайте Госуслуг. Мы можем, не выходя из дома, подать заявление на вступление в брак, получение прав, записать ребенка в кружок, детский сад или школу. Прозрачность стала плюсом и с точки зрения безопасности: по камерам можно легко вычислить и поймать преступника. Но несмотря на определенную безопасность, мы стали очень уязвимыми, оказались под ударом. Как в мультике про козленка, который всех посчитал, нас «посчитали» другие. Мы представляем государство машиной, а по сути это тоже люди. И любой чиновник, обладая доступом к информации выше среднего уровня, может узнать все наши данные.
А.А.: На мой взгляд, QR-коды, контроль передвижения и тому подобное — все это симптоматика появления Большого брата (вспомним классические произведения Евгения Замятина и Джорджа Оруэлла1). Подобное вторжение — это практика деперсонализации, обезличивания. Вторгаясь на территорию личного мира, где мы чувствуем себя главными хозяевами, нас подвергают тяжелым испытаниям. Реакция на вторжение зависит от психотипа. Среди нас есть личности, которые действуют так, как скажет цензор, сильный лидер, — им легче всего адаптироваться. Есть и те, кто по психотипу не готов к подобному вторжению. Они сопротивляются, сооружают преграды и конструируют свои миры, которые помогают укрыться от вторжения.