«Дом — это не только деревяшки, но еще и память». Как житель Петербурга восстанавливает деревню и пытается спасти древний народ от вымирания
Основатель клуба путешествий «Лес и ветер» Илья Желтяков уверен, что он ведет свой бизнес неправильно: ремонтирует дома, которые дешевле снести, платит своим сотрудникам вдвое больше, чем они просят, и организует путешествия для групп до восьми человек, хотя вполне мог бы брать по 15. «Сноб» узнал, зачем Желтяков затеял «неправильный» бизнес и как гости «Леса и ветра» помогают сохранять древний народ, который живет в тайге и настороженно относится к чужакам
Высокая смертность
«Кто-то из вас обязательно будет жить в старом свинарнике», — объявляет директор клуба путешественников «Лес и ветер» Илья Желтяков своим пассажирам. Он сидит за рулем черного джипа. После нескольких часов пути на север от Санкт-Петербурга машина Желтякова сворачивает на неровную дорогу и петляет по глухому лесу. Прямо перед бампером в воздух взлетают вальдшнепы, из леса показываются деревянные дома с темными окнами. За 100 километров пути не встречается ни одной машины.
По этому маршруту Илья Желтяков и сотрудники клуба путешествий возят гостей два раза в неделю. Весной им приходится брать с собой цепи, чтобы вытаскивать транспорт, который застревает в грязи, а зимой расчищать сугробы, в которые высокий человек проваливается с головой.
Конечная точка поездки — деревня Лаврово Подпорожского района Ленинградской области. Если игнорировать правила и превышать скорость — можно без пробок добраться сюда часов за пять, если ехать как положено — то за семь. Лаврово вместе с соседними небольшими деревнями образуют так называемый куст — круг небольших населенных пунктов, которыми управляет сельский староста.
«Подпорожский район — самый депрессивный в Ленинградской области, — рассказывает Желтяков, покрепче сжимая руль на ухабах. — В нем живут оятские вепсы. Их называют так по реке О́ять. Еще их называют средними вепсами. Южные вепсы живут в районе Тихвина, а северные — на Онежском озере».
Подпорожский район граничит с Карелией и находится на последних позициях в разных областных рейтингах. Смертность здесь в три раза превышает рождаемость. Вепсы уезжают отсюда в города из-за низких зарплат и безработицы. «Чтобы попасть в больницу, надо ждать два часа скорую помощь, которая будет тебя везти два часа обратно и пересадит на другую машину, которая будет везти еще два часа до больницы, — объясняет Илья, — и все это в том случае, если вообще ловит телефон, чтобы ее вызвать».
Свинарник
На общественном транспорте добраться до вепсской деревни почти невозможно — раз в неделю до нее ходит маршрутка из Петербурга, место в которой надо заказывать по телефону, а дальше ловить такси или идти несколько часов пешком.
Всех, кто приезжает в это место, Желтяков называет не туристами, а путешественниками. «Можно ездить к малым народностям, но это будут туры — вам будут показывать локации, которые специально готовят для туристов. Вас будут развлекать специально обученные люди. Маршруты этих туров строго оговариваются. А у нас нет заготовок. Каждый раз на дороге случается что-то непредвиденное, каждый год мы ездим вместе с гостями по деревням и находим в них что-то новое. Я даже не знаю, чем нас будут кормить сегодня вечером», — объясняет он.
Когда джип добирается до базы путешественников, Илья показывает «свинарник» для ночевки: из него вынесли навоз и сено и перестроили — теперь это небольшая уютная комната для гостей, которые приезжают парами. Из окна виднеются заросшая деревьями балка и зеленое поле. За ними тянутся телеграфные столбы — на некоторых, вдали от деревни, еще сохранились гербы Российской империи. Бедный вид заволакивает туман. Летом в соседнем доме живут охотники. Илья рассказывает, что благодаря им в деревне можно жить три месяца без часов: каждый день в 17:30 охотники заводят уазик, чтобы купить водки, потому что магазин закрывается ровно в 18:00.
Люди в пиджаках
Вепсы — один самых древних народов России, который сохранил свой язык. Их считают потомками древнего племени весь. По «Повести временных лет», оно было одним из племен, пригласивших княжить Рюрика в Новгород. До XX века у вепсов не было своей письменности — культуру и традиции они передавали устно. В СССР их устный язык переложили на письменную латиницу. На нем учили писать в школах, но в конце 1930-х, когда НКВД проводило «национальные операции», перестали. Национальная идентичность стала намеренно скрываться — в паспортах вепсов стали записывать как русских. Часть авторов вепсских учебников репрессировали, учебники из школ были изъяты. Второй раз сохранить малый народ государство решило только в 1990-х годах — при Борисе Ельцине была учреждена Вепсская волость, флаг которой делил на четыре части скандинавский крест, как в Дании и Финляндии. В вузах начали готовили преподавателей вепсского языка. «В начале 2000-х — как мне рассказывали — к ученым в Петрозаводске пришли люди в пиджаках — они были недовольны, что есть административная единица со своим флагом и языком, и сказали, что больше такого не будет», — грустно пересказывает Желтяков. В декабре 2004 года волость упразднили, на ее ликвидацию почти не обратили внимание СМИ: шла вторая чеченская война, страна готовилась к Новому году.
Вепсы — народ для России уникальный, считает Илья Желтяков, если учитывать время, в котором они живут: