Дмитрий Глуховский: Лучше всего мне удается болтать, хуже — писать, а больше мне не удается вообще ничего
У Дмитрия Глуховского на платформе Storytel выходит новый аудиосериал «Пост. Спастись и сохранить». Писатель смело экспериментирует с новыми форматами, не боится опасных тем, пробует себя в разных жанрах. Об этом и о многом другом он рассказал на встрече с участниками проекта «Сноб», прошедшей в рамках видеопроекта «Ты и Вы» в галерее «Граунд Солянка». Ведущие встречи — Сергей Николаевич и Ренат Давлегильдеев.
Сергей Николаевич, главный редактор проекта «Сноб»:
Дмитрию Глуховскому пора заводить своего Эккермана, степенного, молчаливого человека в очках, который бы все время маячил у него за спиной с айфоном и сразу бросался за ним записывать. Потому что Глуховский — виртуоз чеканных фраз и ослепительных формулировок. Вот только некоторые из них, которые прозвучали в ходе нашей беседы на встрече с участниками проекта «Сноб»: «Художник не должен быть голодным, но должен быть несчастным», «Все это было давно и правда», «Страх смерти — это и есть моя муза»… Глуховского можно цитировать долго. Думаю, тут сказались уроки французского языка. Все-таки в 80-е он учился в одной из лучших московских школ с углубленным преподаванием французского. На самом деле это очень важно, где ты учился, что закончил, какие виды открывались из окна твоей комнаты в детстве. И была ли у тебя вообще эта комната.
Одна из главных проблем отечественной литературы на протяжении всего ХХ и начала ХХI века — жилищный вопрос. Даже в самой качественной российской прозе всегда слышится коммунальный дребезг и стон. Писатель не может написать ничего путного, когда у него за стенкой голосит хор Пятницкого или кричит группа «Любэ». Против воли, все равно получится: «Тишины хочу, тишины, нервы, что ли, обожжены…» Так в большинстве полотен художников-нонконформистов обязательно чувствуется спертый воздух котельной, подвала или другого малопригодного для творчества помещения, где были оборудованы их подпольные мастерские. Что делать? Меты кровного родства. Их не смыть, не замазать, не вывести. Мы все дети своих родителей. И в этом смысле Дмитрий Глуховский, несмотря на свою европейскость и просвещенность по части новейших технологий, не скрывает, что он «родом из детства», прошедшего у него сразу по двум адресам: Строгино, где он жил с родителями в скромной двушке, и Старый Арбат, где располагалась большая бывшая барская квартира его бабушки и ее мужа, главного художника «Крокодила» Андрея Крылова. Можно сказать, что на контрасте этих двух миров и держится мироздание писателя Глуховского. С одной стороны — скромный, малогабаритный, советский быт отдаленного района с его автобусами, маршрутками, бескрайними полями, застроенными типовыми коробками домов. С другой — высокие потолки арбатской квартиры. Фамильный антиквариат, аромат кубинских сигар, сувениры из экзотических дальних стран, иностранная речь заморских гостей. Прописан Дмитрий был в Строгино, а к бабушке и дедушке часто захаживал в гости, поскольку учился на Арбате в школе, которую закончил отец. Два часа в один конец, два часа обратно.
Все эти биографические подробности важны для понимания жизни и творчества писателя. С самого начала Дмитрию дано было почувствовать, что такое быть человеком со стороны, пришлым, чужим. Так было, когда в конце 90-х он уехал учиться в Израиль, и потом, когда устроился корреспондентом EuroNews в Лионе, где отработал три года редактором. А когда его возьмут корреспондентом в штат Russia Today, он тоже там будет чувствовать себя немного чужим. И даже после долгих мытарств и отказов всех издательств, когда выйдут его главные романы «Метро» и «Текст», имевшие сумасшедший читательский успех, он все равно будет чувствовать себя писателем вне своего круга, клана, клуба. Высоколобая критика презрительно кривила губы, давая понять, что эта проза не совсем литература. А миллионные тиражи лишь подтверждали снобистские установки, что сверхпопулярной большая литература быть в наши дни не может. Недавняя ситуация с «Тотальным диктантом», который в этом году поручили провести Глуховскому, обернулась очередным скандалом. Против его кандидатуры резко выступил «Союз русских писателей» — не очень понятное объединение, — обвинивший его в русофобии и прочих смертных грехах. Но, что интересно, прогрессивные писатели с известными именами не поспешили подняться на защиту своего собрата. С кем-то он давно состоит в идейном конфликте, как, например, с Захаром Прилепиным. А кто-то его и за писателя не считает. Модный беллетрист, и только!
При этом Глуховский одним из первых взялся за такую неудобную и опасную тему, как оборотные стороны борьбы государства с наркоторговлей. Первым рискнул превратить книгу в компьютерную игру, почувствовав тонкую грань перехода из виртуальной реальности в реальность земную. Он мощно «зашел» в кино. Фильм Клима Шипенко «Текст» и сериал Владимира Мирзоева «Топи», снятые по его прозе, — очевидные фавориты отечественной киноиндустрии. Не боится он формулировать и свое отношение к нынешней власти, выступая то и дело с гневными видеообращениями. Совсем скоро на платформе Storytel у Глуховского грядет премьера нового аудиосериала «Пост. Спастись и сохранить».
Наша встреча с Дмитрием состоялась в модной галерее «Граунд Солянка». На этот раз мы решили с Ренатом Давлетгильдеевым записать наше шоу «Ты и Вы» в формате public show в присутствии участников проекта, которые могли бы сами задать вопросы нашему герою. Формат диктовал и соответствующую обстановку: полутемный зал, видеокамеры по углам, мы сидим втроем на сцене. В жизни Дмитрий производит впечатление скорее застенчивого и скрытного человека. Но при этом он говорлив, контактен, готов вслух размышлять на любую предложенную тему, кроме вопросов, связанных с его личной жизнью.
Ɔ. По своей судьбе вы классический Global Russian — глобальный русский. Более того, на заре существования проекта «Сноб» были нашим постоянным автором, колумнистом. Свободно владеете четырьмя или пятью языками, включая иврит. Вы много жили и работали за границей. Конечно, концепция Global Russian, придуманная основателем «Сноба» Владимиром Яковлевым, за эти годы претерпела серьезные изменения и даже в какой-то момент показалась кому-то устаревшей. Что вы вообще думаете об этой идее? Ощущаете ли вы себя этим глобальным русским?
Я считаю, во-первых, что нет каких-то исключительных глобальных русских, но идет неуклонный процесс глобализации. Если вы приезжаете в Нью-Йорк или в Лондон, то постоянно встречаете тех, кого раньше называли «космополитами». В советское время добавляли еще уничижительный эпитет «безродный». Так вот космополитом я хотел быть всегда. На это были разные причины. Например, мне очень нравился образ жизни моего деда, точнее, мужа бабушки, отчима отца. Он был главным художником популярного журнала «Крокодил». Много путешествовал по миру, знал иностранные языки, дружил с карикатуристами из ГДР, Польши, Кубы. Наверное, прежде всего под влиянием его образа у меня возникло желание жить как он. Помню, как дед с бабушкой устраивали у себя дома приемы для каких-то зарубежных художников после их выставок, проходивших в Москве. И это была по духу очень буржуазная, совсем не советская атмосфера. Я был под впечатлением от какого-то западного шика этих приемов, несовместимого с моим серым, хотя и уютным существованием советского ребенка из Строгино. И эти дедушкины гости, которые говорили на иностранных языках — кто на испанском, кто на немецком. У меня было ощущение, что я попал в кино. Помню, как дед поделился со мной своей коллекцией монет. У него была большая банка из-под кубинского кофе, куда он ссыпал привезенную из всяких поездок мелочь. А я из серебряных и медных монеток делал солдатиков и играл в них.