Леон Фелипе - нормальный трагический поэт, обычный такой гений

ДилетантКультура

Леон Фелипе

1.

Большую часть этого текста будет составлять стихотворение его главного героя. Оно, во-первых, автобиографическое, он в нём всё, что надо, про себя сказал, и лучше этого никто не сделает. А во-вторых, я его сам перевёл и публикую впервые, так что имею некоторое право включить в статью, подписанную моим именем. Перевёл я его, когда мне в Испании предложили рассказать о своём любимом местном поэте для русскоязычной аудитории, а переводы, которые имелись, меня не вполне устраивали. Пересказывать Фелипе русским классическим стихом показалось мне непозволительной вольностью, а внутренние рифмы у него есть, и стихи его, полные музыкальных повторов, не противятся умеренному привнесению русского рифмованного стиха; они и по-испански звучат как бесконечно печальный рэп.

Правильней всего было бы как-то распределить это стихотворение по статье, отбив стихами каждую её прозаическую часть, — но это значило бы пожертвовать ради композиционного эффекта отличным стихотворением Фелипе, хотя бы и в моей версии, несколько более рифмованным, чем оригинал (но там больше ассонансов). А я не хочу его дробить, так что читайте целиком: длинные стихи у него редкость, обычно всё коротко, как всхлип.

Называется «Как жаль».

О как жаль,
Что не спеть мне в духе моей эпохи,
И не потому, что ду́хи эпохи плохи,
А потому, что любая гадина воспевает сегодня Родину,
Даже если Родина у неё — океанская впадина.
Воспевает Родину, словно преданность грозному богу
Одину,
А я не могу воспеть мою Родину, она у меня украдена.
Мне не спеть, какая она громадина,
Как сладка её виноградина, боевита её армадина,
Как прекрасен дух её спален, героический вид
развалин, —
Так что этот соблазн для меня уже больше
не актуален.

Как мне жаль,
Что мне не воспеть её трагическую историю,
Чтоб на горние чувства настроить аудиторию,
Потому что история подобна ангелу падшему,
Потому что всегда идёт от плохого к худшему,
Потому что любая сказка лжива и вкрадчива,
В ней всегда уживается с важным всякая всячина,
А моя история безысходна, как зуботычина,
И вдобавок, как я сказал, мною она утрачена.
Вообще иногда мне кажется, что сколько я ни терпи,
Какого гражданства я себе ни купи,
Какое море глаз моих ни слепи,
Я на самом деле родился в глухой степи,
Которая много пустей и грознее, чем даже моё
изгнание,
И навеки уйду в эту степь позднее,
А лучше ранее.

Разумеется, я родился в какой-то местности,
В каком-то городе, не лишённом общей прелестности,
В городе, где бродили прелестные поселянки,
Где синели горы мечтательной Саламанки,
А когда постепенно менялся мой возраст паспортный
И настало время юности пасмурной,
Эти горы со мной темнели, со мной мрачнели,
Навевая всё чаще мысль о вечном ночлеге.
Но не будет ночлега, не будет даже свидания,
Я боюсь, что и после смерти будут скитания,
Нету места, где бы Отчизна по мне заплакала,
Ни в одном пристанище больше не бросить якоря,
У меня ни детства, ни отчего языка,
Для меня отныне все реки — одна река,
И в один океан сливаются все моря,
Не имеющие различия,
Собственно говоря.

Разговор о Родине трудно считать законченным,
Я ещё не сказал об отсутствии дома с резным
балкончиком,
На котором я, воротившийся, хрупкий, старый,
На исходе жизни мог бы стоять с сигарой,
Озирая с радостью горькой родные поля, моря,
Дельным советом смущённых внуков даря,
Повторяя дрожащим голосом, что вот она жизнь моя,
А если вдуматься — смерть моя.
Нету дома, нету балкончика, да и плачу я очень редко.
Да чего там — нету даже портрета предка,
Который стоит, опираясь на древний меч,
Обращая к потомству гордую речь,
Озирая землю, которую смог привлечь,
Выражая готовность в неё полечь.
Ни окна любимого с лёгкой воздушной шторой,
Ни старинной кожаной мебели, на которой
Испустил мой предок воинственный древний дух,
Завещая мне славные войны, не меньше двух.
Вместо войн, которыми предками были б весьма
довольны,
Я прошёл насквозь совершенно другие войны,
В результате которых всё, что со мною сегодня есть, —
Это сильно побитая молью честь,
Давно прокисшая месть
И вот этот домик с одною комнатой белой,
С одной стороной полусгнившей, другою — целой,
И с простым дощатым столом, упирающимся в окно,
За которым было светло, а стало темно.

За этим окном, доставшимся мне в порядке итога,
Простиралась большая, белая, пропылившаяся дорога,
По которой, палкой ведя по нашему частоколу,
Девочка каждое утро ходила в школу.
В школу ей не хотелось, действительно не хотелось,
Голова её на тонкой шее вертелась,
И глаза её бегали, словно ища предлога,
Чтоб не ходить туда, куда приводит эта дорога,
То есть я понимал, что ей в школу очень не хочется,
А хочется быстро понять, когда это кончится.

И теперь это кончилось,
Потому что взрослые люди, как будто спящие —
На самом деле не спящие, а скорбящие,
Но такие медленные, как будто ненастоящие,
Мимо дома несли эту девочку в белом ящике,
Мимо этого дома в ящике это тело,
И теперь она больше не ходит в школу,
Куда никогда не хотела.

Так что мне нечего больше любить, нечего изменять,
Некого умолять, не на кого пенять,
Некому мстить, некого извинять,
Некого проклинать или что похлеще,
И теперь у меня остались только простые вещи,
Очень серьёзные, очень большие вещи,
Которые ни обнять,
Ни понять,
Ни отнять.

2.

Леон Фелипе (1884–1968) удивительным образом сочетал в себе хронического неудачника и всемирно признанного поэта, гордость нескольких стран и эпох. Он родился в семье преуспевающего нотариуса, выучился на фармацевта, работал в аптеке, но страстно любил театр и сбежал с театральной труппой. Был осуждён за мошенничество на два года тюрьмы, после выхода на свободу стал писать для литературных журналов, в 1920 году выпустил первую книгу стихов «Стихи и молитвы путника», переизданную в дополненном варианте в 1929 году. Он примкнул — не организационно, а, так сказать, теоретически, — к литературной группе «Поколение 1927 года», которая образовалась в ходе празднования трёхсотлетия де Гонгоры. Де Гонгора, хорошо у нас известный в превосходных переводах Павла Грушко, точных, но далёких от косноязычного буквализма, — считается отцом научной поэзии и представителем барокко, и всё это ничего о нём не говорит. Де Гонгора — поэт мрачный, а во второй половине жизни — вычурный и тёмный. В поэзии Гонгоры темноты стиля создают ощущение принципиальной непостижимости жизни, ка кой-то её бесконечной печали, тревожности и не управляемости, хаоса, над которым рыдает бесконечно прекрасный голос. Можно подумать, что я хорошо понимаю по-испански, но Гонгору я бы переводить, конечно, не решился. Вот Фелипе со словарём — это ещё как-нибудь, у него-то лексика совсем простая, и ощущение прекрасной печали и совершенной непонятности мира он научился передавать без ухищрений. «Какими средствами простыми ты надрываешь сердце мне!» — это Кушнер прямо про него, хотя и не про него.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

История болезни: двойная мораль История болезни: двойная мораль

Коммунистические вожди не доверяли своё здоровье отечественным медикам

Дилетант
Инфляция раздора. Почему нынешнее правительство ни на что не способно Инфляция раздора. Почему нынешнее правительство ни на что не способно

Почему отечественная экономика пребывает в коматозном состоянии?

СНОБ
Русские ереси Русские ереси

На Руси также были те, кого церковь не желала считать истинно верующими

Дилетант
Новая Skoda Octavia для России: техника, опции, дата продаж Новая Skoda Octavia для России: техника, опции, дата продаж

Чем удивила Octavia четвертого поколения

РБК
Ухо капитана Дженкинса Ухо капитана Дженкинса

Как из-за одного конфликта разразилась война, ставшая практически мировой

Дилетант
Заметки о Каппадокии Заметки о Каппадокии

Поездка в Каппадокию в ноябре

Наука и жизнь
«Жуткая обстановка для великого деяния» «Жуткая обстановка для великого деяния»

Участники Всероссийского Поместного собора наблюдали большевистский переворот

Дилетант
Для одних Кастильская, а для других — Католичка Для одних Кастильская, а для других — Католичка

Изабелла почитается как величайшая правительница в истории Испании

Дилетант
Пот, кровь, слёзы и крест Пот, кровь, слёзы и крест

В конце XI века десятки тысяч людей отправились освобождать Иерусалим

Дилетант
Как вырастить ребенка оптимистом? Советы психотерапевта Как вырастить ребенка оптимистом? Советы психотерапевта

Чтобы ребенок рос счастливым и уверенным в себе, надо воспитывать в нем оптимизм

Psychologies
Чудесная плесень Чудесная плесень

У открытия антибиотиков большая, долгая предыстория

Дилетант
Ускользающая красота: как сохранить цветы в вазе подольше Ускользающая красота: как сохранить цветы в вазе подольше

Как продлить растениям жизнь, если с клумбы их переселили в вазу

Cosmopolitan
Договор, сделка или сговор? Договор, сделка или сговор?

Почему пакт Молотова — Риббентропа не является ответом на соглашение в Мюнхене

Дилетант
Джокер & мы. Как киноперсонаж используется на российском ТВ для травли несогласных Джокер & мы. Как киноперсонаж используется на российском ТВ для травли несогласных

Наши телепропагандисты все больше уделяют внимание либеральным интеллектуалам

СНОБ
Открытая книга Открытая книга

Побывав в Доминиканской республике, осознаешь всю силу магического реализма

Вокруг света
Начинаем прямо сейчас: 5 советов и 5 упражнений для регулярных тренировок Начинаем прямо сейчас: 5 советов и 5 упражнений для регулярных тренировок

5 простых упражнений, с которых легче всего начать

Psychologies
Как граф Витте «дружил» с попом Гапоном Как граф Витте «дружил» с попом Гапоном

Взаимоотношения Сергея Витте и Георгия Гапона сильно повлияли на судьбу обоих

Дилетант
«Еду планировать заранее и не забывать про десерт» «Еду планировать заранее и не забывать про десерт»

Новая концепция похудения от диетолога Наоми Кэхилл

Худеем правильно
Где лечиться? Где лечиться?

В какую поликлинику идти – государственную или частную

Домашний Очаг
Танцуй, пока молодой: как понять и полюбить современный балет Танцуй, пока молодой: как понять и полюбить современный балет

Как не заскучать на балете: главные идеи и имена, постановки и классика жанра

Forbes
Гарри ясно Гарри ясно

Дэниел Рэдклифф давно отошел от амплуа волшебника из Хогвартса

Esquire
«Женщина красива, когда любима и счастлива» «Женщина красива, когда любима и счастлива»

Екатерина Гусева рассказывает о секретах своей формы

Худеем правильно
Петр Авен и его каталоги Петр Авен и его каталоги

Интервью банкира и коллекционера

СНОБ
Рю Мураками: Фатерлянд. Отрывок из романа Рю Мураками: Фатерлянд. Отрывок из романа

В книге Рю Мураками «Фатерлянд» экономика Японии рушится из-за падения доллара

СНОБ
Чем лучше закусывать водку и чего стоит избегать: список, который нужен каждому Чем лучше закусывать водку и чего стоит избегать: список, который нужен каждому

Давай узнаем, чем правильно закусывать водку, чтобы было хорошо и приятно

Playboy
Николай Дроздов Николай Дроздов

Николай Дроздов опередил время, создав собственный жанр научного стендапа

Собака.ru
«Дикинсон» vs Дикинсон: что мы не узнаем о великой американской поэтессе из нового сериала «Дикинсон» vs Дикинсон: что мы не узнаем о великой американской поэтессе из нового сериала

Новый комедийный сериал рассказывает о юности великой поэтессы Эмили Дикинсон

Esquire
Джерарду Батлеру - 50! Все «падения» и битвы бывшего алкоголика Джерарду Батлеру - 50! Все «падения» и битвы бывшего алкоголика

Самые интересные роли в кино шотландского актера Джерарда Батлера

Cosmopolitan
Голод vs Аппетит? Голод vs Аппетит?

Почему мы не можем остановиться и продолжаем есть, когда уже сыты

Худеем правильно
Подарок матери осужденного Подарок матери осужденного

Почему российские суды почти никого не оправдывают

Русский репортер
Открыть в приложении